– Вот и отлично! – воскликнула я. – Давайте, приступайте к выяснению ее адреса, причем немедленно! Я жду вас в холле!
Виолетта, которая, как мне почудилось, была сбита с толку моим сумбурным рассказом и еще более сумбурным требованием, удалилась. Я считала секунды, кусая губы. Вулк давно расправился с Кирой, это надо воспринимать как данность. И то, что я примчалась в институт и пытаюсь узнать ее адрес, не более чем лейкопластырь для душевных ран.
– Прошу вас, – произнесла, появившись, Виолетта и подала мне записную книжку в темно-красном кожаном переплете. – Смотрите под буквой «К».
Я быстро нашла Киру Компанеец. Слава богу, имелся и ее домашний адрес! Я бросилась к будке охранника и потребовала телефон. Тот, обменявшись с Виолеттой взглядами, дал мне пищащую трубку. Я быстро набрала номер полиции и сказала:
– Произошло убийство. Да, да, я не ошибаюсь! Высылайте наряд полиции, а также карету «Скорой помощи» по следующему адресу…
– Дана, разрешите предложить вам чашку кофе, хотя нет, лучше чая с лимоном и четырьмя ложками сахара, – произнесла Виолетта Лурье. – Уверена, что вы сделали все, что в ваших силах! Полиция займется этим!
– Неправда! – давясь слезами, возразила я. – Профессор Компанеец… Вулк наверняка расправился с ней! Не скажу, что она – самый приятный собеседник, но это не причина вырезать ей сердце!
Переговорив с охранниками, Виолетта взяла меня под руку, и мы прошли мимо застекленной будки охранника к лифту. Доктор правильно сделала, что не пыталась меня успокоить. Я проревела несколько минут, затем, икая, вспомнила о том, что выгляжу наверняка не самым лучшим образом, и с радостью и благодарностью приняла бумажный носовой платок, протянутый мне Виолеттой.
До моего слуха донесся приглушенный вопль, перешедший в утробный хохот и кашель. Я в страхе обернулась.
Виолетта заявила:
– Не стоит беспокоиться, Дана, это наши пациенты развлекаются. Вам же известно, что внизу, на подземных этажах, располагаются камеры для умалишенных преступников.
– А Вулк тоже здесь сидел? – спросила я.
Виолетта вздрогнула. И почему имя давно умершего убийцы производит на нее столь магическое воздействие?
Мы оказались около двери с табличкой: «Доктор Виолетта Лурье». Докторша отомкнула ее, и мы прошли в уютный кабинет. Она немедленно поставила греться электрический чайник, по-домашнему зашумевший, передо мной оказалась большая кружка с изображением улыбающихся красных сердечек. Извинившись, я отправилась в ванную комнату, где привела себя в порядок. Еще бы, как я и опасалась, тушь потекла, волосы растрепались, помада размазалась: походила я больше на болотную кикимору, чем на Дану-герцогиню.
Вернувшись в кабинет, я взяла бокал с душистым чаем и увесистым ломтиком лимона (хозяйственная Виолетта приготовила это в мое отсутствие), сделала глоток – горячая сладкая жидкость придала мне уверенности в себе. Мне сделалось невыносимо горько – несмотря на все усилия, Кира Компанеец стала жертвой сумасшедшего убийцы!
– Вы так и не ответили на мой вопрос, – сказала я, прихлебывая чай. – Виолетта… Вы ведь не возражаете, если я буду вас так называть, в конце концов, мы – ровесницы… Так вот, Виолетта, неужели и Вулк сидел в подземелье вашего института?
Доктор покачала головой и ответила, отводя глаза:
– Какое-то время, вы правы, Вулк Климович, а ведь именно о нем вы ведете речь, находился в Институте имени Фрейда. Здесь проводились различного рода тесты, отсюда же его увезли на процесс. А потом переместили в одну из провинциальных спецтюрем, где… где и расстреляли!
Виолетта опустила голову и часто задышала.
Затем, явно не желая развивать тему маньяков, схватила трубку и набрала номер.
– Шеф, добрый вечер, извините, что беспокою вас, однако у нас чрезвычайная ситуация. Нет, в институте все в полном порядке, никаких эксцессов. Профессор Компанеец… Да, да, она была сегодня на программе… Как вы любите повторять – сообщу вам все in brevi[7]. Вынуждена довести до вашего сведения, что на Киру Артемьевну, вероятнее всего, совершено нападение… Полиция в курсе. Я пока что на рабочем месте. Конечно, буду благодарна, если вы перезвоните, когда что-нибудь узнаете. Я жду.
Вздохнув, Виолетта положила трубку и сообщила:
– Мой шеф, директор института Норберт Штайн, обещал немедленно выяснить, что случилось с Кирой Артемьевной. У него имеются высокопоставленные друзья в Министерстве внутренних дел, так что ему не составит труда получить самую свежую информацию. Он обещал перезвонить мне через некоторое время.
Я осмотрелась – по стенам тянулись полки, заставленные книгами, в основном монографиями по психиатрии и сборниками статей. На столе возвышался плоский монитор компьютера и изогнутая черная клавиатура. Я украдкой посмотрела на руки Виолетты – судя по всему, украшений она не признает, хотя отсутствие обручального кольца не значит, что она одинока. Наверняка у такой симпатичной дамы имеется друг, возможно, даже не один.
– Это ваша матушка? – спросила я, заметив около монитора фотографию седой женщины в серебряной рамке.
Невинный вопрос напугал Виолетту. Она схватила фотографию, положила ее изображением вниз на полированную поверхность стола и кратко ответила:
– Да.
Хм, атмосфера не располагает к интимности!
– А ваш папа? – продолжила я светскую беседу. Не говорить же о том, в самом деле, что случилось с Кирой Компанеец: меня как-то не прельщало обсуждение животрепещущей темы – как маньяк убил ее: вырезав сердце или иным способом.
Виолетта вздрогнула, чашка, которую она держала в руке, качнулась, доктор пролила горячую жидкость себе на халат.
– Мои родители уже много лет в разводе, – произнесла она странным тоном. – С моим отцом я не общаюсь…
– Ах, извините, я совсем не хотела смущать вас своими назойливыми вопросами!
Виолетта, казалось, не слышала меня. Поставив чашку на блюдечко, она выдохнула:
– И кроме того, он давно умер. Очень давно. Очень!
– Пардон, – снова вставила я.
Похоже, тема семейных отношений для нее была весьма чувствительной. Мне повезло – мои родители живут далеко от Экареста, на одном из крошечных островов в Полинезии, где предаются жизни, полной неги.
Неловкую паузу прервал звонок телефона. Виолетта взяла трубку.
– Доктор Лурье, – произнесла она. Послышался бас директора института, я напрягла слух, однако смысла разговора уловить не смогла. Виолетта внимательно слушала то, что говорил ей профессор Штайн, водя карандашом по листку бумаги.
– Да, да, да… Конечно, шеф… Да, да, да… Разумеется, шеф. Да, да, да. Обязательно. Да, да, да…
Односложные фразы, при помощи которых Виолетта переговаривалась с начальником, рассмешили меня. Наконец она положила трубку.
– Вы забыли добавить: «Будет сделано, шеф», – произнесла я.
Доктор на секунду уставилась на меня непонимающим взором, а затем улыбнулась – впервые за весь вечер. Я в очередной раз подумала, что симпатичная Виолетта должна пользоваться небывалым успехом у коллег-мужчин. Или она принадлежит к той категории ученых дам, которые отдают всю энергию карьере? Как профессор Кира…
Она, сняв очки и потерев переносицу, медленно произнесла:
– Полиция нашла ее. Около двери собственной квартиры…
– Вулк не пощадил ее… – пробормотала я потрясенно.
– Его спугнули, – сказала Виолетта, и я, не веря своим ушам, переспросила:
– Вы хотите сказать, что Кира жива?
– Кира Артемьевна жива и невредима, – произнесла Виолетта, и на секунду мне показалось, что в ее голосе сквозит разочарование. Да нет, это все слуховые галлюцинации!
– Она была без сознания, а на шее – свежая царапина от холодного оружия, однако Компанеец не пострадала, – продолжала Виолетта. – Сосед с собакой спускался по лестнице и услышал, как кто-то спешно убегает при его появлении. Этого субъекта он не видел, был уверен, что на профессора Компанеец напал грабитель. И только потом сосед понял, что спас ее от смерти. Однако нападавший украл у нее из портфеля дискету с романом!
Я в изнеможении отхлебнула остывающий чай и пробормотала:
– Ему не повезло с собакой во второй раз. Хм, а это интересно!
– Что? – округлила глаза Виолетта.
Я пояснила:
– Вам наверняка известно, что Вулка Климовича задержали благодаря тому, что он обидел таксу соседки, и дама вызвала полицию. Тот, кто напал на профессоршу, вообразил себя последователем обоих Вулков. Собака опять перечеркнула планы убийцы!
Не дослушав меня, Виолетта поднялась и скрылась в ванной комнате. Я так и не поняла – неужели мое замечание было нетактичным? Мой взгляд случайно упал на лист, покрытый узорами и буквами, – во время разговора по телефону доктор, как и многие из нас, водила карандашом по бумаге. Буквы складывались в слова, и эти слова привлекли мое внимание. Я схватила лист и поднесла его к глазам. Он пестрел одной и той же фразой: «Я вернулся. Вулк».
Мне стало не по себе. Что это должно значить? Или Лурье, кандидат медицинских наук, всерьез верит в то, что человек, напавший на профессора Компанеец, – оживший дух обоих Вулков? Воровато оглянувшись, я переворошила бумаги на столе Виолетты и даже заглянула в ящики стола. Из ванной доносилось шуршание воды, стекающей в раковину. Ничего занимательного, служебные документы, гранки статьи, учебники. А вот в последнем ящике меня ждал сюрприз – поверх блестящей папки лежала открытка с изображением веселого Санта-Клауса. Моя рука непроизвольно потянулась к ней. Ну-ка, посмотрим, кто пишет любезности в адрес рыжеволосой Виолетты.
«Виолетта! Как и обещал, я вернулся! Ты была плохой девочкой и предала меня! За это я накажу тебя. Знаешь как? Я вырву твое сердце и съем его! Вулк».
Право же, что за идиотская шутка! Я взглянула на почтовый штемпель – Виолетта получила открытку сегодня. Отправитель указан не был. Только одно имя – Вулк! Слишком много совпадений! Вулк – имя в Герцословакии не самое редкое, хотя в последние годы родители предпочитают вычурных «Эдуардов-Александров», экзотических «Мануэлей-Карлосов» или совсем уж непонятных «Коста-Санта-Доминго».
Но почему в ящике стола Виолетты Лурье лежит открытка, в которой неизвестный, подписавшийся Вулком, обещает вырвать ей сердце и съесть его?
– Что вы делаете? – раздался изумленный голос Виолетты.
Я с разинутым ртом повернулась и увидела докторшу, вышедшую из ванной комнаты.
– Я… хотела… ммм…. нда…
Докторша подскочила ко мне и вырвала открытку, которую я держала в руке.
– Можете не трудиться изобретением очередной лжи, – сказала Виолетта. – Вы рылись в моих бумагах и лазили по ящикам! Я была лучшего мнения о вас, госпожа Драгомирович! А теперь, когда все выяснилось, прошу вас немедленно покинуть мой кабинет и здание института.
Мне сделалось стыдно – но не за то, что я перетрясала содержимое письменного стола Лурье, а за то, что так по-детски попалась. Лучшая защита, как известно, нападение, поэтому, выхватив у изумленной Виолетты открытку с Санта-Клаусом, я помахала ею перед носом докторши и заявила:
– Во-первых, я никуда не пойду, Виолетта! Во-вторых, мы выяснили еще далеко не все. В-третьих, мы решили называть друг друга по имени!
Она опешила от такого хамства, а в глазах ее я снова увидела страх.
– Итак, пока вы не скажете мне, откуда у вас эта открытка и кто ее написал, я не покину ваш кабинет, и никакая охрана вам не поможет, – провозгласила я и уселась в кресло. – Кстати, чай вы делаете неплохой, я не откажусь еще от одного стаканчика!
Виолетта провела тыльной стороной ладони по лбу и изменившимся голосом сказала:
– Мои очки… Они где-то на столе…
– Прошу вас, – я протянула ей очки. – Успокойтесь и говорите правду! Считайте, что я – ваш священник, Виолетта.
Пару мгновений она колебалась, видимо, размышляя, стоит ли говорить мне правду или нет, а потом выдала:
– С какой стати я должна оправдываться перед вами, Дана? А что касается открытки, то это… шутка моего бывшего друга!
– Хороша же шутка! – парировала я. – Вам грозят вырвать сердце и съесть его – это что, новый способ признаться в любви до гроба, доктор?
Виолетта Лурье опустилась в кресло и произнесла тихим голосом:
– Дана, вы правы. Эта открытка написана не моим другом.
– Не вашим бывшим другом, – подсказала я.
Виолетта, не заметив реплики, продолжала:
– Но я знаю человека, который ее отослал. Я его знала…
– Так вы знали его или знаете? – полюбопытствовала я нетерпеливо.
Доктор Лурье прошептала:
– Это Вулк Климович.
– Ну надо же! – захохотала я. – Виолетта, вы решили потчевать меня древними сказочками? Вулка Климовича расстреляли лет двадцать назад. Или вы хотите сказать, что нерасторопная герцословацкая почта только сейчас доставила вам открытку, которую маньяк-людоед отправил двадцать лет назад? Виолетта, говорите же правду!
Доктор, глядя в пол, ответила:
– Уверяю вас, Дана, это – почерк и стиль Вулка Климовича.
– Так я вам и поверила, – заявила я, чувствуя, что мне сделалось страшно.
За окном царила непроглядная ночь, а в подвалах института завывал один из пациентов.
– Мертвецы, если хотят вступить в контакт с нами, живыми, не посылают открытки! Для передачи их посланий имеются медиумы, гадалки, чревовещатели, хироманты, астрологи и прочая шарлатанская братия.
Виолетта внезапно подняла на меня глаза, и я увидела, что они полны слез.
– Вы ничего не понимаете, – сказала она хрипло. – Эта открытка написана Вулком Климовичем. Я в этом уверена потому, что он… он… он – мой отец!
Мертвящая, полная безнадежной печали тишина повисла в кабинете доктора Виолетты Лурье. Я с ужасом и любопытством посмотрела на эту красивую молодую женщину. Неужели…
– Вы думаете, неужели моим отцом является самый кровавый маньяк в истории нашей страны? – произнесла доктор, смотря мне в глаза.
Я отвела взгляд. Разве она виновата в том, что ее отец был чудовищем? Я быстро подсчитала в уме: Вулка Климовича казнили двадцать лет назад, Виолетте под тридцать, соответственно, отца она знала еще маленькой девочкой. Когда думаешь о жестоких убийцах, на совести которых иногда многие десятки человеческих жизней, всегда оставляешь без внимания, что субъект, именуемый газетами и телевидением «беспощадным монстром», «порождением преисподней», «бешеной гиеной», является чьим-то сыном, мужем и, возможно, отцом.
– Э… Вы не шутите? – я не смогла пролепетать ничего более оригинального.
Виолетта тяжело вздохнула и заметила:
– Вы сказали, что хотите еще чаю?
Снова зашумел электрочайник, я опустилась в кресло. Доктор уселась напротив и сказала:
– Я взяла мамину фамилию. После процесса над отцом… Вулком Климовичем… она была вынуждена развестись с ним. Мама любила его, и мне кажется, что даже страшная правда о его деяниях не заставила ее изменить мнение о… Вулке.
– Ваша мама жива? – спросила я, понимая, как тяжело Виолетте изливать душу незнакомому человеку, который к тому же является ведущей пустоватой программы на развлекательном радиоканале.
– Она умерла четыре года назад, – просто ответила доктор. – Опухоль мозга, диагностированная слишком поздно. Всего полгода – и ее не стало.
Я придвинулась к ней и потрепала ее по плечу.
– Нет, не надо! – несколько грубо оттолкнула мою руку Виолетта. В ее глазах мелькнуло нечто похожее на гнев. – Я не хочу, чтобы меня жалели! Когда отца… Вулка арестовали, мне было восемь лет. Какой ребенок в таком возрасте способен в полной мере понять, что такое «массовые убийства в особо жестокой форме». А мне пришлось понять это! Все – соседи, друзья семьи, которые немедленно прервали с нами контакт, учителя в моей школе, одноклассники, их родители – все таращились на меня, как на диковинного зверя… Нет, как на прокаженную, словно удивляясь, что я еще жива!
Виолетта всхлипнула, но, справившись со слезами, продолжила:
– В школе я оставалась после ареста Вулка всего неделю, и ее я запомнила на всю жизнь. Моя лучшая подруга Альбертина, с которой мы всегда были неразлучны, как сестры-близняшки, которой я доверяла все свои секреты и которая поклялась, что никогда не предаст меня, заявила на уроке, в присутствии всего класса, что не желает сидеть со мной за одной партой, и демонстративно отсела. Наша классная руководительница проявила максимум понимания – она поддержала Альбертину, а затем по настоятельным требованиям учащихся собрала внеочередное родительское собрание, вердикт которого был неутешителен: все присутствовавшие были против того, чтобы я, дочь убийцы, училась в классе с их чадами! Директриса пыталась уверить родителей, что никакой моей вины нет и что подвергать меня бойкоту не соответствует социалистическим идеалам. Кто-то из влиятельных папаш, имевших знакомых среди власть имущих, надавил на директрису, и та, вызвав к себе в кабинет меня вместе с мамой, пряча глаза и постоянно подливая себе воды в стакан, заявила, что лучший для меня выход – на время покинуть школу. Мне без разговоров выписали справку о мнимой болезни и освободили от школьных занятий до конца года.