– Я думал, мы с утра пораньше, – сказал Павел. – У нас в России все добрые дела принято начинать с раннего утра.
– Франция – не Россия. Здесь свято блюдут утренний кофе, – объяснил Болотов. – В «Колесе», как и в других харчевнях, с утра большой наплыв посетителей. Обслуга занята. А ведь нам необходимо не просто там посидеть, но и, по возможности, что-то выведать.
Над входом в бистро «Колесо», помимо броской и весело нарисованной надписи, висело обычное колесо от старой деревенской телеги, которая прежде не один десяток лет потрудилась в каком-нибудь фермерском хозяйстве.
Зал тоже был круглый, вроде цирковой арены, видимо потому бистро и назвали «Колесо». Электрический свет днем в зале не зажигали, дневной же освещал только середину, оставляя по бокам уютный полумрак, где никуда не торопящиеся посетители могли скоротать немало времени за чашкой кофе и за беседой. Откуда-то из глубины бистро что-то душевное доносил граммофон. Народу в зале уже почти не было, лишь за дальним столиком, едва видимые, о чем-то шумно спорили четверо мужчин.
Это было не совсем обычное и довольно модное парижское бистро, точнее даже, некая смесь кафе и бистро. Оно работало едва ли не круглые сутки, было дешевым и располагало скромным, но и необходимым для проголодавшихся посетителей набором сытых блюд. Здесь предпочитали по-быстрому перекусывать шоферы такси, только что сошедшие с дальних поездов пассажиры и торопящиеся по своим делам горожане. Ближе к полуночи, когда зал пустовал, здесь подолгу засиживались клошары. В холодные осенние и зимние дни они здесь отогревались.
Особой достопримечательностью «Колеса» был закуток перед входом в зал, который называли гардеробом. Его обслуживал гардеробщик, одетый в сверкающую золотыми позументами униформу «а ля рюс». Это было удобство, которое особенно ценили только что сошедшие с дальних поездов пассажиры. Не нужно было тащить с собой в зал дорожную поклажу в виде чемоданов, саквояжей, сумок, коробок и пакетов.
Гарсон появился сразу, едва Кольцов и Болотов сели за столик.
– Два кофе, два круассана, – распорядился Илья Кузьмич.
И когда гарсон вернулся с заказом, Болотов жестом руки задержал его:
– Не найдешь ли для нас немного времени, чтобы ответить на несколько вопросов? – спросил он.
– В пределах меню, – дерзко ответил гарсон. Был он парень крепкий, мускулистый, со шрамами на лице, приобретенными явно не на светских раутах. «Колесо» – бойкая привокзальная харчевня, и, надо думать, ее основными посетителями являются отнюдь не прихожане ближайшей церкви Сен-Венсан де Поль. – Я не люблю отвечать на вопросы, которые не относятся к моей работе. Вы случайно не из полиции?
– Разве мы похожи на ажанов?
– Ажаны теперь тоже стараются все больше походить на простых работяг.
– Мы – корреспонденты.
Гарсон оценивающе посмотрел на обоих, по взгляду было видно, что он не поверил:
– Ну и где же ваши фотоаппараты?
– А разве я сказал, что мы фотокорреспонденты?
Гарсон какое-то время их молча изучал, и затем лениво произнес:
– Ну, выкладывайте вопросы.
– Не вспомнишь, что произошло у вас здесь в прошлую пятницу?
– Не помню. У нас здесь каждый день что-то происходит.
– Нас интересует именно прошлая пятница.
– Она интересует не только вас, но и ажанов. Но я был занят и ничего не видел.
Болотов демонстративно, но неспешно достал из кармана кошелек, стал его раскрывать. Гарсон наблюдал за его дальнейшими манипуляциями и при этом морщил лоб, изображая напряженную работу мысли.
Илья Кузьмич извлек из кошелька пятифранковую монету и положил ее на край столика, возле стоящего гарсона.
– Надеюсь, это несколько освежит твою память?
– Что-то припоминаю. Была драка с ажанами. Они прострелили Раймону ногу.
– Кто такой Раймон?
– Наш гердеробщик.
– И это все, что ты смог припомнить? Попытайся поподробнее.
Гарсон застыл и снова глубокомысленно задумался. Но оживился, едва Болотов выложил на стол еще один пятифранковик.
– Вообще-то драка была в гардеробной. А наша территория – от буфета до столиков и обратно. И все. Но я все же кое-что видел.
– Попробуй вспомнить, что было еще до драки?
– А ничего не было. Народу – никого. Лишь двое каких-то господ, не наших, не французов, сели за мой столик. Похоже, поляки.
– Почему ты решил, что поляки.
– Я тут разных людей навидался. А эти и говорили между собой вроде как по-польски.
– Ну-ну! Дальше! – поторопил гарсона Болотов.
– Поели, выпили по три чашки кофе, исправно рассчитались и сидят. Сидят и сидят. Подумал, может, кого-то ждут. А потом зашли ажаны. Двое. Тоже выпили по чашке кофе. Но как-то торопливо. И вышли в гардеробную. Том все и началось.
– Сразу драка?
– Нет. Сперва с Раймоном поспорили. Ажаны хотели заглянуть в вещи посетителей, ну, тех, которые кого-то ждали. Устроить что-то вроде обыска. Книжечки свои показали, мол, «имеют право». Раймону все это не понравилось. Он только недавно из тюрьмы и, сами понимаете, пока еще не очень любит ажанов. Он сказал: вон сидят клиенты, с их разрешения делайте что хотите, а пока, дескать, я их вещи охраняю. А ажаны сказали, что у них есть подозрение, и они хотят убедиться. Ну, Раймон и убедил их, что в чужих вещах без спросу рыться не положено. Таким, знаете, шикарным хуком снизу, под ребра.
– Что за вещи у них были? – спросил Болотов.
– Саквояж.
– Один?
– Я так понял, что один. Может, и еще что-то было, больше никто ничего не упоминал. Ну, я сказал тем двум, что их вещами интересуются ажаны. Они занервничали. Мне-то, в общем, плевать на чужие неприятности, свои не успеваю пересчитывать. Но, с другой стороны, с какого перепугу я буду помогать полиции? И выпустил их через кухню. А сам вернулся в гардеробную, хотел помочь Раймону.
– Там все еще продолжалась драка?
– Орали друг на друга. Тот, которого Раймон уложил в нокдаун, оклемался и тоже стал наседать на Раймона. В гардеробной не особенно развернешься, а они – с двух сторон. Потом один схватил саквояж – и на улицу. Раймон решил, что это вор, и – за ним. И уже почти схватил его, как тот, что бежал сзади, выстрелил в Раймона. Они свернули в переулок, и там запрыгнули в автомобиль.
– Так, может, это действительно были грабители? Переоделись в ажанов и…
– Нет. Автомобиль был черный, полицейский.
– Что с Раймоном? Погиб?
– Ему прострелили ногу. Мы с буфетчиком отвезли его в госпиталь Ларибуассьер. Это тут рядом. А потом еще понаехали ажаны. Они искали тех посетителей, которых я выпустил. Все спрашивали, как они выглядели, куда пошли, особые приметы. Я-то их хорошо запомнил. Но с чего вдруг я стану помогать полиции? Я им сказал: один косой, другой хромой. Пусть поищут, – гарсон засмеялся, обнажив свои большие крепкие зубы. – Вот теперь уже все рассказал, – и, привычным жестом деловито смахнув лежащие на столике франки, добавил: – Я вам тут на целую газетную страницу наговорил. Франков на сто.
– Не считай деньги в чужих карманах, – посоветовал ему Болотов. – До газетной страницы еще кое-чего не хватает.
– Все выложил. Как на духу.
– А про второй саквояж. Куда он делся?
– Вы опять за свое. Не было никакого второго саквояжа. Я все видел: тот бежал с одним, – и, подумав, добавил: – Может, Раймон знает больше?
– Говоришь, он в больнице?
– Дома. Кто нашего брата будет долго держать в больнице?
– Где он живет?
– Положите передо мной хоть сто франков, не скажу. Потому что не знаю.
– Может, хоть фамилию знаешь?
– Фамилию?.. Раймон… Рыжий Раймон. Откликается и просто на Рыжего, – и, словно что-то вспомнив, он бросил взгляд в ту часть зала, где совсем недавно из-за чего-то ссорились четверо парней. – У тех, что там сидели, надо было спросить. Его приятели. Но и они вряд ли что знают. Они ведь не дружат домами. По правде сказать, не у всех у них и жилье есть…
– Клошары, что ли? – высказал предположение Болотов.
– Не знаю. Может, и клошары. До тюрьмы Раймон постоянно водился с этой компанией. Они в основном тут на вокзале промышляют.
– Ну, спасибо тебе, – поднялся Болотов. – Если ты не против, я может, еще как-то зайду, вдруг понадобится что-то уточнить.
Следом за Болотовым подхватился и все время молчавший Кольцов.
– Мне-то что! Заходите! – и гарсон вновь хохотнул, обнажив свои крупные зубы. – Но таксу повышу.
И уже когда они были у самого выхода, он остановил их.
– Подумал, если не скажу, буду потом жалеть, – решительно сказал он. – Вы лучше сюда не заходите. Не надо. Вас ищут, или, может быть, тех поляков. Ажаны по три раза на дню заходят и все спрашивают, не интересовался ли кто саквояжем? Я так думаю, никакие вы не корреспонденты. Я тех хорошо знаю, они у нас тут часто пасутся. И все же, вы отчаянные парни. Или сумасшедшие дураки. Чем вы занимаетесь, не мое дело. Но мне будет жаль, если вы окажетесь в тюрьме. Вы играете с огнем. Не надо. Он может сильно вас обжечь.
И уже больше не оборачиваясь, он ушел в глубину зала, к буфетной стойке.
А они… Они только сейчас вдруг поняли, в какую опасную переделку попали. Кольцов до настоящей минуты смотрел на все это довольно легкомысленно, глазами туриста. Это там, в России, он свободно ориентировался в происходящем, мог предугадывать всевозможные опасности и легко между ними лавировать. Здесь же для него все было чужое и непредсказуемое. Оставалось надеяться на Илью Кузьмича. Но его опыт был иной, кабинетный. Он хорошо ориентировался в запутанных финансовых делах, находил в них всевозможные подвохи, а иной раз и аферы. Но, живя длительное время в сытом благополучном Париже, огражденный от всех бед толстыми стенами своей банкирской конторы, он полностью утратил ощущение опасности. В живом, совсем не кабинетном деле, он оказался не лучшим помощником для Кольцова.
Фролов уже был на Маркс-Дормуа, когда они вернулись. Он их ждал, точнее, нетерпеливо ждал новостей. Старцева и Бушкина дома не было, они осваивали окрестности.
Болотов подробно рассказал о не слишком успешном посещении «Колеса». Хотя и те новости, которые они добыли, представляли интерес. И все же…
Все непонятнее становилась загадка одного саквояжа. Известно, что Старцев и Бушкин пришли в «Колесо» с двумя. Это, как пишут в учебниках арифметики, условия задачи. Один оказался в руках тайной полиции Сюрте. Но где же второй? Какова его судьба? Никаких следов, даже намека. Но ведь где-то есть его след, кто-то владеет его тайной. Возможно, приоткрыть над ней завесу мог бы гардеробщик Рыжий Раймон. Но как выйти на него, не имея его адреса? И еще вопрос. Почему Сюрте проявила не свойственную ей робость и не арестовала курьеров? Почему была организована инсценировка банального ограбления? И была ли это инсценировка?
Похоже, имея на руках весьма сомнительную по тексту шифрограмму, в которой не было ничего конкретного, Сюрте действовала неуверенно, наобум. Не этим ли объясняются все нелепости и просчеты? Или здесь более хитроумная игра? Фролов въедливо вникал во все детали этой «саквояжной истории».
Вопросы, вопросы. Они нуждались в ответах, но как их получить? Особенно после предупреждения гарсона, что посещение «Колеса» может грозить им реальными неприятностями.
Вся эта история завязывалась в такой тугой узел, что развязать его без риска уже будет нельзя. Кольцов это понял. Но и отступать некуда.
Во время этого разговора Кольцова вдруг осенило. Он понял, почему в эти дни здесь, в Париже, появился Петр Тимофеевич Фролов. Конечно же, не из-за этих двух саквояжей, пусть даже с ценнейшим содержимым. Он был не тем человеком, которым бы из-за них рисковала Москва.
Всё случившееся в эти дни, вся эта саквояжная кутерьма – только на первый взгляд выглядела результатом мелкой ошибки Бориса Ивановича Жданова: забыл лишний раз перепроверить, отправлен ли кто на Северный вокзал для встречи курьеров. Всего-то! И покатился этот комок, прихватывая все новые горсти недоразумений и накладок, превращаясь в огромный ком, грозящий крупными неприятностями большому числу людей.
Проявилась в эти дни и еще одна, более крупная накладка, и она тоже в конечном счете тяжелой гирей упала все на этот же случай с чемоданами. Речь о шифрограммах. Есть разные способы проверки, не проник ли кто в твои тайны. Нелегалам это надо делать постоянно. Борис Иванович, из-за обилия навалившейся на него работы, на какое-то время ослабил контроль за своим небольшим, но довольно хлопотным хозяйством. В результате англичане уже несколько месяцев читали шифровки, которые слала Жданову Москва, но ничего полезного для себя пока не извлекли. Прочли англичане и шифрограмму с просьбой встретить невесту. Если бы в ней не была указана одна-единственная подробность «встретить на Северном», и эта шифрограмма, как и все прежние, осталась бы лежать в архивах Интеллидженссервис. Но поскольку эта подробность указывала на Париж и, вероятнее всего, адресовалась парижскому получателю, англичане переправили ее Сюрте.
Можно предположить, французы тоже отнеслись к шифрограмме с долей скепсиса, но на всякий случай все же решили «просеять» прибывающие на Северный вокзал варшавские поезда. К счастью, сделали это с некоторым опозданием. Это предположение было не единственным. Как было на самом деле, кто теперь узнает? Важно лишь то, что курьеров своевременно не встретили. Но, в результате, дальше произошло то, что произошло. Пока курьеры сидели в «Колесе», французская полиция взяла под подозрение многих пассажиров варшавских и берлинских поездов, распотрошили десятки чемоданов, баулов и саквояжей. И лишь на излете этой операции уставшие чиновники Сюрте, безо всякой уже надежды, решили проверить ближнее к Северному вокзалу бистро «Колесо». Слепой случай вывел их на саквояж-пустышку, который числился за Бушкиным. Второй же саквояж таинственно исчез.
Таких накладок у Жданова, более и менее крупных, оказалось за последнее время немало. В Москве все чаще стали думать о том, что умному и преданному Советской России Борису Ивановичу Жданову пора уходить на покой. Он постарел и устал. И, как результат, все чаще совершает ошибки, которые в череде быстротекущих событий бывает трудно исправить. И, как это ни печально, надо было выводить Жданова из этой опасной игры и внедрять в парижский дом нового, более молодого и энергичного человека. Кольцов знал, на эту роль давно готовили Петра Тимофеевича Фролова. С легкой руки Жданова и при его помощи он в свое время стал Василием Борисовичем Федотовым, основал в Стамбуле филиал банкирского дома «Жданов и К». В короткие сроки Федотов (он же Фролов) зарекомендовал себя как смелый финансист. Его дружбы и благорасположения добивались многие высшие белогвардейские чины. Иногда к его советам прибегал даже сам главнокомандующий, Петр Николаевич Врангель. По авторитетному совету Фролова он держал свои немалые капиталы в Париже, в банке Бориса Ивановича.
Многое из этого Кольцов знал из рассказов самого Фролова. Что-то Павлу поведал Тихонов, с которым он почти трое суток провел в дороге сюда, в Париж. Как выяснилось, он тоже давно и хорошо знал Фролова.
Припомнив все, Кольцов пришел к выводу, что нынешнее появление Петра Тимофеевича Фролова здесь, в Париже, было отнюдь не случайным. Вероятно, наступило для него то самое время больших перемен, к которому его столь долго готовили. И, судя по всему, ему уже в ближайшие дни предстояло переселиться из стамбульского отеля «Пера Палас» в один из фешенебельных парижских отелей где-нибудь на Риволи или на Елисейских Полях.
Размышляя так, Кольцов понимал, что у него есть только одно решение. Единственное. Всю работу по поиску исчезнувшего саквояжа он должен взвалить на себя. И отвечать за все свои решения и поступки тоже обязан будет сам. Хотя с трудом представлял себе, как все это будет выглядеть, если отказаться от услуг Болотова.