Следствие надеялось на лояльность военного трибунала. Агентура, отслеживающая действия родственников и адвокатов пострадавшей стороны, сумела выяснить, что идет сбор средств, и средств немалых, но направлены эти средства должны были быть вовсе не на услуги адвокатов, поскольку сами адвокаты этот сбор средств и инициировали. Возник вопрос, для чего собираются деньги, и, чтобы выяснить это, был усилен контроль за деятельностью нескольких человек. Кое-что удалось сделать даже в превентивном порядке. Так, около миллиона трехсот тысяч долларов перевозилось в Москву частями. Естественно, такие средства наличными перемещать без охраны было рискованно. Около пятисот тысяч долларов перевозили в машине. Была выставлена охрана, и, как определили наши спецы, она была нанята из среды чеченских бандитов, находящихся в розыске, – и следовала, естественно, не без оружия. Данные были переданы в МВД, но не в Москву, а в территориальные органы, у которых не было времени на консультации с командованием. И по дороге машину блокировали два «Тигра» и автобус. Парни в «краповых» беретах не дали бандитам ни секунды на раздумья: двоих разоружили, третьего застрелили. Курьер с наличными, да еще под охраной разыскиваемых боевиков – дело явно тянуло на терроризм. По крайней мере, местное управление внутренних дел имело право так думать. Но главное было в том, что сумма до адресата не дошла.
Вторая машина везла всего четверть миллиона долларов. И тоже под охраной. А здесь данные были подсунуты уже не МВД, а натуральным русским бандитам. И машина с деньгами, и чеченские бандиты бесследно исчезли. Тем не менее, часть денег – и немалая – была доставлена в Москву. Но и доставлена тоже под нашим контролем. Не имея права на следственные действия, военная разведка все же не могла бы существовать, не умей она такие действия проводить. Правда, эти действия официально могли быть проведены только на территории чужой страны, являющейся потенциальным противником. Но что делать, если противник объявился в своей стране? Таким образом, даже в кабинете судьи военного трибунала, которому предстояло рассматривать дело группы капитана Беклемишева были установлены микрофоны подслушивающей аппаратуры и две видеокамеры.
Мы понимали, куда должны были поступить деньги, собранные в Чечне и частично добранные у московских чеченцев. И готовы были предъявить не кому‑то, не следственным органам и не службе собственной безопасности военного трибунала, а самому судье кадры видеозаписи, чтобы добиться такого приговора, на который мы могли рассчитывать. Однако дело повернулось к нам неожиданной стороной, и нашему изумлению не было предела. Никто из нас не мог ожидать, что в стране остались настолько честные судьи, что отказываются от полумиллиона долларов наличными. Судья военного трибунала согласился жить на свое подполковничье жалованье и взятку не взял, хотя имел возможность существенно изменить свою жизнь. Хорошим оказался человеком, но это добавило нам хлопот, на которые мы не рассчитывали.
После такого отказа судьи от взятки мы проявили халатность и слегка расслабились, считая, что и в новом процессе повторится то же самое, что в двух предыдущих. И не учли активность противоположной стороны. Не обвинения, конечно, – оно не имело возможности активизироваться настолько, чтобы стать серьезным противником, способным нанести урон. Активизировались родственники и те, кто был с родственниками заодно. Может быть, были задействованы друзья, может быть, были опять наняты бандиты…
* * *
Когда мне позвонил Паша Беклемишев, я находился в Грозном. Он сообщил, что какой‑то человек с кавказским акцентом позвонил Вальтеру Хосту и вызвал его из квартиры на улицу для разговора. И Вальтер пропал.
У меня, признаться, мелькали мысли, что родственники погибших не остановятся ни перед чем, даже если третье решение суда будет не в их пользу. Но всерьез такую версию я не рассматривал. А рассматривать следовало. Но после звонка капитана все соображения выстроились в логическую цепочку. Если судья не взял взятку, значит, он не вынесет обвинительный приговор – так посчитали родственники и адвокаты потерпевшей стороны. И решили перейти к собственным активным действиям. Этому следовало срочно что‑то противопоставить.
– Паша, уходи из дома. Предупреди Корчагина. Жди звонка. Моего или еще чьего‑то знакомого. Ни в какие посторонние контакты не вступать. Вы у них на очереди. А эти парни шутить не умеют. Осторожность предельная.
– Понял, товарищ полковник. Сразу звоню Вадиму.
– Давай. А я пока в Москву позвоню. Я сейчас в Грозном.
Вызвать оперативную группу было несложно. Сложно было найти следы Вальтера. Группа выехала на место, а я стал созваниваться с авиаторами, чтобы срочно выбраться в Москву. Я словно чувствовал, что Беклемишев может наломать дров. Характер у него такой, что может позволить себе пойти напролом. Он и наломал… Правда, не дров, а костей. Причем по‑крупному.
Как капитан нашел адрес адвоката-чеченца, главного в группе адвокатов и наиболее активного – того самого, что пытался вручить судье взятку, – я не знаю. Но он нашел его. И не только этого, но еще трех вооруженных парней с ним вместе. Чеченцы снимали в Балашихе частный дом. Это уже сам Беклемишев потом мне рассказал. Вместе в Вадимом Корчагиным они добрались туда, перескочили забор и устроились под распахнутым по причине жары окном. Но слушать разговоры им было неинтересно, потому что разговаривали в доме на чеченском языке, которого ни капитан, ни старший лейтенант не знали. Тем не менее, они не торопились. И дождались своего момента. Кто‑то позвонил адвокату на «мобильник», и тот стал разговаривать по‑русски. Из разговора выяснилось, что вскоре в дом должны кого‑то привезти. И еще удалось понять из разговора, что привезти должны были троих, но двоих других найти не удалось. Естественным было предположение, что привезти должны были Вальтера Хоста.
Корчагин нашел у стены сарая старую лопату, и занял позицию у окна. Беклемишев перешел к входной двери. Вскоре вышел один из чеченцев. Покурить решил на свежем воздухе. Одного удара бандиту хватило, чтобы получить перелом основания черепа. Беклемишев знает толк в ударах. Забрав у бандита оружие, капитан перебрался сначала в сени, прислушался там к происходящему в доме, и после этого вошел. Это он, конечно, говорил, что вошел. Я понимаю, что он влетел пулей, если никто из вооруженных присутствующих там людей не успел в него выстрелить. Один из чеченцев, правда, попытался выпрыгнуть в окно после того, как Паша выбил у него из руки пистолет, но нарвался горлом на лопату. Сам виноват. Нельзя же так неосторожно прыгать с подоконника…
Меньше всех досталось адвокату. С ним хотели поговорить и снять показания, как говорят следователи. У нас это звучит проще – допросить. Причем допросу спецназ ГРУ обучен по методике, применяемой в тылу врага в период боевых действий. Однако у адвоката сердце оказалось слабым. Он умер одновременно с первым вопросом. От страха, видимо.
Но умер адвокат вовремя, потому что на улице раздался звук автомобильного сигнала. Капитан выскочил во двор и дал знак Корчагину, чтобы тот открыл ворота. К удивлению офицеров, во двор въехал милицейский «уазик». Не разобрав в темноте, кто их встречает, из машины вышли два мента и чеченец. Последнему сломали шейный позвонок – смерть мгновенная и безболезненная. А ментов слегка побили, но оставили в живых. Так решил Беклемишев. В машине, в отделении для задержанных, где стекла забраны металлической сеткой, сидел в наручниках старший прапорщик Хост. Вальтер не слишком удивился освобождению и заявил, будто знал, что друзья его вытащат.
Менты с удовольствием давали показания на своего начальника, пославшего их. И собственноручно написали все, что говорили. Оба понимали, что влезли в дело не только криминальное, но и политическое; более того, вступили в противостояние с военной разведкой, с ее спецназом. И потому без возражений согласились выполнить приказание так сильно и больно бьющих людей. А приказание было простое: увезти на своей машине трупы и спрятать так, чтобы никто не нашел. Если найдут, показания ментов окажутся в прокуратуре. Ментов такой оборот дела устроил. Когда трупы были уже загружены, грузчикам объяснили, что после выполнения похоронного ритуала они могут вернуться в дом и забрать оружие, которое будет лежать под крыльцом. Но не раньше, чем через час. Сделать это было необходимо, чтобы менты молчали. При потере оружия молчать они не смогут при всем желании.
Я потом выяснял.
Молчать они не сумели. И капитан, старший лейтенант и старший прапорщик перебрались на нелегальное положение. Но и в этом положении принимали активное участие в продолжении операции, которая для них чуть было не закончилась плачевно.
КАПИТАН БЕКЛЕМИШЕВ, СПЕЦНАЗ ГРУ. БЕГЛЕЦОВ НЕ ИЩЕТ ТОЛЬКО ЛЕНИВЫЙ
На подъезде к Судиславлю, увидев дорожный указатель с названием поселка «Западный», я включил в кармане переговорное устройство и отправил сигнал вызова. Разговаривать пытался, не вытаскивая саму «переговорку» из кармана, чтобы испытать ее в режиме свободных рук.
Ответный сигнал прозвучал сразу.
– Я еду… За тобой лесовоз, я за ним…
Я и без подсказки знал, где едет «Волга» Корчагина, потому что постоянно следил за ним.
– Как слышишь? – поинтересовался я.
– У меня громкость включена минимальная, – ответил Корчагин. – Машина голос забивает. Вне машины слышимость будет лучше.
– И то ладно. Мы не в машинах общаться будем. Я тоже перевожу громкость на минимум. У меня прибор вообще в кармане лежит. Проверяю работу в этом режиме.
– У меня тоже в кармане. Потому и слышимость ограничена.
– Друг друга понимаем, и это хорошо. Кричать нам не обязательно. Будь готов. Мы подъезжаем. Едем напрямую в Судиславль. Гони за мной, но по сторонам смотри.
– Понял.
Мы проехали через Западный, миновали пост ГИБДД на развилке дорог. Окна поста были закрыты деревянными щитами, рядом стояла милицейская машина, но самих ментов видно не было. Возможно, залегли в ближайших кустах. Непонятно только, зачем, если не замаскировали машину. Но причина залечь может быть разная, и нам до нее дела было мало.
Основная дорога вела налево, мы поехали прямо: я загодя по карте посмотрел куда ехать. Налево – объездная дорога. Более разбитая – ведет к центру Судиславля, где на горе высится старинная большая белая церковь, которую, кажется, реставрируют. Внизу, под горой, главная площадь городка, на которой традиционный Владимир Ильич мокнет под дождем и перегревается под солнцем. По периметру небольшой площади множество магазинов, и здесь же множество машин. И местных, видимо, и проезжающих. Там мы и остановились.
* * *
Вадим пересел в мою тесную машину, и даже шею вытянул, пытаясь затылком достать потолок. К моему удовольствию, не достал, хотя ростом был чуть выше меня, чем вызвал даже у меня улыбку.
– Поместишься…
– Как ни странно, поместился.
– Что видел?
– Две стоявшие машины. В каждой по два кавказца. Слишком похоже на посты.
– Да. Я тоже их выделил. Не слишком ли много кавказцев для небольшого городка в этих северных краях?
– Их везде полно. Но на одной улице, плюс к тому же рядом располагается Альтемир Атабиев – это, мне кажется, много. Если только они здесь не проживают компактно.
– Ловушка?
– А как определишь, в нее не попавшись? Не уезжать же, если в такую даль притащились. И не бить же их в очередной раз без причины?
– Потому я и поехал в подстраховку, – сказал я. – Будем определять. И бить, если определим. Только тогда уже бить всерьез.
Ко всякого рода ловушкам у меня отношение было собственное. Я всегда считал, что врагов не может быть бесконечное количество. А если их не бесконечное количество, то ловушки следует не обходить, а уничтожать. В этом случае будет больше шансов в следующий раз избежать угрозы для своей драгоценной и любимой жизни. Я слишком много имел дел с кавказцами, чтобы верить в те легенды, которые они сами о себе распространяют. Они просто пугают людей этими легендами о себе. Конечно, они друг друга поддерживают. А во всем остальном они ничуть не хуже других бандитов и ничуть не лучше, и бить их можно точно так же, как других. И уничтожать если потребуется тоже.
– Поворачивать я должен…
– Где стоит колесный трактор с разломанным бортом тележки.
– Понял.
– Третий дом с правой стороны.
– Как подходить будем?
– С соседней улицы. Через огороды.
– На какой машине поедем?
– На разведку пойдем своим ходом. Потом ты подъедешь на «Волге». Если будет необходимость подъезжать.
– Идем? – Вадим был уже готов к действиям.
– Слишком светло.
– Пока доберемся…
– Да. Идем.
* * *
Автомобилей на площади стояло много. И на две лишние машины никто не обратит внимания. Мы оставили автомобили, вооружились и не спеша двинулись к поселку Западный. Вечерние улицы городка были малолюдны. Только дважды нам навстречу попались пары пьяных парней, но они агрессивность не проявили.
Так, пешком, мы вышли из Судиславля и миновали стометровый разрыв между городком и поселком Западный. В почти наступившей вечерней темноте прошли по самому поселку, где вообще никого не встретили. Не доходя двух кварталов, каждый из которых состоял из трех дворов, до угла, где был припаркован трактор, мы свернули налево, прошли еще два квартала, и увидели машину, стоявшую прямо на дороге. В поселках типа Западного, видимо, считается плохим тоном устанавливать на улицах горящие фонари. И потому определить, кто сидит в машине, было невозможно. Но кто‑то там сидел, хотя не ясно было даже то, сколько человек, потому что стекла на задних дверях были глубокой тонировки.
Свет в домах горел, но не во всех, потому что некоторые стояли откровенно брошенные, и даже в сумраке эти дома зияли черными глазницами окон. Мы миновали еще один квартал и миновали лесопилку. Я уже знал, что лесопилка эта принадлежит Альтемиру Атабиеву, и является средством в его успешном, как говорил отставной капитан ФСБ, бизнесе. И, на всякий случай, решил проверить, насколько этот бизнес успешен. Переглянувшись с Корчагиным, мы обменялись знаками и легко перемахнули через невысокий дряхлый забор.
К моему удивлению, на самой лесопилке, длинном дощатом сарае, даже замка не было. Я включил простенький китайский фонарик-авторучку. Свет неяркий, но достаточный, чтобы что‑то рассмотреть. Лесопилка явно давно не эксплуатировалась и была покрыта слоем пыли. Вывод был прост: Альтемир врал. Бизнес у него совсем другой, скорее всего, чисто национальный, то есть криминальный. А лесопилку он приобрел для прикрытия. Может быть, иногда здесь и работают, но нечасто. А прикрытие иметь следовало. Иначе как объяснить покупку шикарного внедорожника «Порше Кайенн»? Альтемир встречался со мной как раз, когда купил эту машину.
Осмотр закончился без результата, если не считать результатом выводы, которые я сделал. Но о чем эти выводы говорят, сказать конкретно было пока сложно. И обвинять в чем‑то Атабиева было нельзя. Хвастовство практически у всех кавказцев в крови. Он мог хвастаться и без злого умысла и не было никаких данных о том, что Альтемир что‑то против нас задумал. Пока он показывал себя только как помощник. И несколько раз даже действительно помогал по мелочи. У него с республиканскими чекистами свои счеты. Мне так, по крайней мере, показалось. Естественно, я не спрашивал Альтемира, сам он из ФСБ ушел или его уволили. Но даже если сам ушел, этому должны быть причины. Ему могли создать условия, невозможные для дальнейшей службы. А этого ни один горец простить своим противникам не сможет. Видимо, это и послужило причиной, по которой Альтемир пожелал помочь мне. Мне не случайно дали его телефон.