– Если и найдем гостиницу, то окажется, что там «местов нет», – пророчески объявил Валька Шалгин, мой лучший друг еще с первого класса школы. Он Шалгин, я Шалыгин, но мы не родственники. Хотя на уроках, когда к доске вызывают, часто путаемся…
– Ага, какой-нибудь Девятый Всероссийский Сполз Любителей Граненого Стакана, – поддержал его Олег Строкалов. И сам сократил: – Дэвэсэлэгээс. Звучит-то как…
– Знаете, как по-сербски «летучая мышь»? – спросил Игорь Островой. – Пырац.
– Ну и что? – не понял Игорь Демидов.
Остров пожал плечами:
– Ничего. Похоже.
– На что? – удивился Дэм.
Остров снисходительно объяснил:
– На летучую мышь, дубина. Пы-рац. Представь себе.
– Я себе только ужин могу представить, реально…
– Пырац, – повторил я.
Слово действительно было похоже на летучую мышь. А гостиницу мы нашли через полминуты – за поворотом улицы.
Притон гостиница не напоминала ни снаружи, ни изнутри. Это был ветхий одноэтажный домик, похожий на обычный жилой особнячок, но табличка над крыльцом с расшатанными перилами возвещала однозначно:
МУП ЖКХ «ТЕРЕМОК»
– А что такое МУП ЖКХ? – спросил Валька, уставившись на эту вывеску.
– Муниципальное предприятие жилищно-коммунального хозяйства, – разъяснил Дэм. – Дэвэсэлэгээс.
Внутри было чистенько и тихо, горела над стойкой единственная лампочка, под ней дремала какая-то бабулька. У Олега и Острова паспорта уже имелись; мы трое по возрасту тоже должны были… но не успели оформить, сами понимаете. Впрочем, бабулька и не настаивала. Места тоже были. Олег спросил:
– У вас люксы есть? И чтоб девочек заказать.
– Вы кто ж такие? – поинтересовалась бабуля, передавая нам ключ. – Туристы?
– Знатоки родного края, – подтвердил Олег. – Землепроходимцы, золотоискатели…
– А где ж руководитель ваш? – продолжала допрос бабка.
– В болоте потоп наш старшой. Аккурат вчерась с утречка, – сообщил Олег. – Завтра по свету поминки по нем гулять будем… Это нам куда?
– Вон туда по коридору, – показала бабулька. – Солома там свежая, вчерась перестлали. А собак шуганите, ежли брезгуете. До ветру на двор…
– Здорово она тебя, – заметил я, когда мы уже открывали дверь в номер.
Номер оказался с пятью кроватями вдоль стен в одной-единственной комнате. Посредине стоял стол со стульями и искусственными цветами в вазе, у двери – шкаф, в котором висела вешалка. В небольшой выгородке обнаружился умывальник и унитаз. Одно окно из комнаты выходило в сад за гостиницей.
– Ничего, – сказал Валька, сбрасывая рюкзак на пол. – Даже уютно.
– Все самые зловещие преступления совершаются вот в таких тихих местах, – сообщил Олег. – Вампиры, оборотни, сектанты, людоеды…
– Где бы нам поесть существенно? – спросил Дэм. – Интересно, тут буфет есть?
– Есть-поесть… – пропел Валька. – Какой буфет, опомнись, Дэм! Сухим пайком перебьемся… Вали все на стол, скауты!
В рюкзаках у нас и впрямь было достаточно всякой всячины, взятой в дорогу или положенной родителями, и скоро мы уже сидели вокруг стола и лопали.
– А знаете, – вдруг сказал Олег, посерьезнев, – вот именно в эти дни в сорок втором Северо-Западный и Ленинградский фронты начали наступление, чтобы снять блокаду Ленинграда…
Строк о Великой Отечественной знал если не все, то намного больше школьных учителей истории и вообще взрослых. Мы перестали жевать.
– И что? – спросил Валька. – Наши победили?
– Не. – Строк мотнул головой. – Гитлеровцы очень упорно оборонялись… Ничего не получилось. А 2-ю ударную армию заманили в болота и уничтожили. Тогда еще Власов[5] сдался.
Про Власова мы помнили хорошо. Великую Отечественную мы должны были проходить только в будущем году, но Строк ходил в исторический кружок и в марте накричал на Виктора Константиновича, учителя истории, который кружок вел. Тот сказал, что генерал Власов просто боролся со сталинским режимом и искренне хотел пользы для России. Говорят, что Олег покраснел, как помидор, вскочил и сказал, что Власов сволочь и предатель, да еще и трус, что награды от Сталина он брать не стеснялся, а как приперло – так сразу стал «борцом с режимом»… Виктор Константинович запретил ему появляться на заседаниях…
– А странно вообще-то… – Валька подпер голову рукой. – Вот все это было… И не так уж давно, а кажется – как в сказке. Интересно, вот в этом здании что тогда располагалось? Оно же старое…
– Какое-нибудь германское учреждение, – сказал Строк. – Можно у той бабульки спросить, она наверняка знает.
Но спрашивать мы не пошли – еще пожевали и расползлись на кровати. За окнами по небу ползли тучи – нехорошие, уже с явным дождем, сразу со всех сторон. Глазеть на них было скучно, да и вообще почти стемнело.
– Давайте карту посмотрим, – предложил Остров. – Хоть предварительно определим, куда завтра идти.
Мы снова собрались у стола и развернули на нем большую карту района, в котором оказались, – ее нам выдал АСК. Район покрывалом затягивали леса с раскиданными в них редкими деревушками, пересекали кое-где железные дороги и шоссейки.
– Надо бы выбрать какое-нибудь более-менее доступное место, – предложил Валька, – но чтоб с историей… Где, кстати, Леня Голиков погиб?
– В селе Острая Лука, – ответил я, – это далеко.
– Жаль…
– Э, а в гостинице не мы одни живем, – вдруг совершенно не в тему сказал Дэм. Мы подняли на него глаза, и он пояснил: – Во, слушайте. Кто-то музон крутит.
Мы прислушались. Да, правда… Где-то – то ли в коридоре, то ли в одном из соседних номеров – слышалась музыка. Гармошка, кажется (у кого это такие вкусы?!) и мужские голоса.
– Народное что-то, – определил Остров, – нам-то что? Я предлагаю…
Прежде чем склониться над картой, я вдруг понял, что знаю эту музыку.
И слова знаю, но только по-русски:
[6]У кого-то и в самом деле странные вкусы.
3
Я проснулся от того, что под окном, в саду, без конца заводили и никак не могли завести мотоцикл – он глох. С полминуты я лежал, соображая, где нахожусь. Ребята сонно дышали на соседних кроватях. Что-то мягко шуршало по крыше. Мои часы показывали половину второго ночи. Глядя на их циферблат с фосфоресцирующими цифрами, я почти уснул снова, но мотоцикл опять взревел и оборвался нехорошим хрипом. «Свечи», – подумал я, вставая. Мне не перестало хотеться спать, но посмотреть на людей, которым в полвторого приспичило куда-то ехать, стоило.
Пол был холодный даже сквозь прикроватный коврик, да и вообще – когда я вылез из-под одеяла, в комнате оказалось очень холодно. Протиснувшись между кроватями, на которых спали Остров и Шалга, я подошел к окну.
Мне сразу стало ясно, откуда тот монотонный шорох. Снаружи шел дождь. Добротный, несильный, но занудный. На небе – ни просвета. Над черным ходом гостиницы – ну, в саду – горела тусклая лампа под жестяным абажуром. В ее свете я увидел двух человек в блестящих от воды широких плащах с пелеринами, цветом похожих на мокрую клеенку. Они возились возле здоровенного «Урала» с коляской. «Менты», – сонно подумал я и, пробираясь обратно к своей кровати, задел свесившуюся руку Вальки. Он немедленно сел и спросил, не открывая глаз:
– Чпрж?
Несомненно, это означало: «Что, пора уже?»
– Да никуда не пора, спи, – буркнул я, и Шалга рухнул обратно в постель. Я тоже уселся, готовясь лечь и проклиная себя за излишнюю возбудимость: никто не колыхнулся, один я вскочил!
По коридору быстро прошел человек, неразборчиво окликнул кого-то. Ему ответили, потом двое громко, но так же непонятно заговорили. Вот вам и пустая гостиница… Днем выспались, ночью гуляют, мотоциклы заводят… Я посидел и начал одеваться, собираясь выйти и попросить!!! вежливо попросить!!! чтобы заткнулись!!!
В майке, штанах и кроссовках на босу ногу я вышел в коридор.
Горела у поворота дежурная лампочка.
Пусто.
Тихо.
Я озадаченно потер нос. В коридоре было еще холоднее, чем в номере. Стараясь ступать потише, я прошел до поворота, выглянул.
В маленьком вестибюле было пусто. Дежурная бабулька хрестоматийно вязала, сидя за стойкой, но, едва я высунулся, подняла голову и улыбнулась:
– А ты что ж не спишь?
– Не спится… – неопределенно ответил я. – Бабушка, а кто тут сейчас разговаривал? Громко очень, я хотел сказать, чтобы тише…
Она отложила вязание, посмотрела на меня странным взглядом. Краем уха и мозга я отметил, что мотоцикл заткнулся… а каким-то еще чувством понял – за моей спиной прошел человек.
Я обернулся. Он удалялся по коридору – быстро, широко шагая, а мне лампочка била в глаза, и, когда я проморгался, в коридоре уже никого не было. Я вновь повернулся к дежурной. Она так и смотрела на меня, потом опустила глаза и тихо сказала – так говорят пожилые люди, когда не хотят, чтобы их услышали, забывая, что у них самих слух уже плоховат, а подростки слышат намного острее взрослых:
– Опять… Никак не уймутся… – Она снова подняла глаза и улыбнулась: – Иди спать, мальчик. В гостинице никого нет. Тебе приснилось.
Я открыл было рот, чтобы возразить, но мне внезапно стало очень страшно. Не жутковато, а именно страшно – даже бабулька показалась мне какой-то зловещей. Я попятился, мечтая об одном – оказаться в своем номере, возле ребят. Потом повернулся и быстро пошел по коридору. Почти за всеми дверями отчетливо звучали голоса – тише, громче, два, несколько… Говорившим было плевать на ночное время – они перебивали друг друга, спорили, шумели, и я не мог понять, что они говорят. Стиснув зубы и опустив глаза, я дошел до своей двери; меня обогнал человек, вошел в соседний номер. Еле сдерживаясь, чтобы не заорать, я ввалился к себе и, прихлопнув дверь, запер ее на задвижку, не осмеливаясь даже поглядеть в окно. В голову лезли строчки из песни:
Звуки как отрезало. Я поднял голову. Света в саду не было, никто не возился в темноте с мотоциклом… Погасили и уехали? А звук?
Чушь какая… Я потряс головой, потер лицо руками. Отошел от двери и сел на кровать, не сводя с нее глаз. Сейчас поскребется в нее бабулька (когтями!!!), скажет: «Мальчик, отдай мою голову…» Или типа: «Открой, я хочу есть…»
– Ты чего не спишь?
Я аж подскочил. Приподнявшись на локте, Валька смотрел на меня – поблескивали белки глаз.
– Я-а?!
– Ты-и, – передразнил он меня, садясь на постели: – Уй, холодильник какой… То к окну таскаешься, то на кровати сидишь… Бессонница, что ли?
– Да нет… – промямлил я, – все нормально… – но потом выпалил: – Мне чего-то страшно, Валь…
Я уже говорил, мы с ним знакомы полжизни. Валька не стал смеяться или обзываться. Он подумал и сказал спокойно:
– Да это просто на новом месте. И приснилось что-нибудь.
А ведь точно… Может, я и не ходил никуда? Сел на кровати спросонья, а все остальное – сон? Ффуххх…
(…и оделся я тоже во сне?!)
* * *
Утро было солнечное и теплое, от дождя и туч – ни следа. Все ночные страхи казались мне не то чтобы беспочвенными, а скорей так – нервы и все прочее. Мало ли что? Как-то, лет в десять, я нюхнул клейку в пакете, скажу вам честно, и видел разную фигню – ну, «мультики». Может, и тут что-то похожее, а я уж пошел копытами бить…
На нашу толкотню возле умывальника в дверь постучалась дежурная – уже не та бабулька, а вполне молодая и энергичная женщина, которая с ходу на нас наорала и заявила, что подтирать пол за нами не будет. Мы заверили ее, что и сами подотрем, а потом спросили, где тут можно поесть, и она, сменив гнев на милость, сказала, что за углом есть закусочная, а вещи можно пока оставить в номере, даже если мы больше тут не останемся, все равно гостиница пустует.
Снаружи было тепло, и все говорило, что скоро лето. Мы неспешно прошли квартал «за угол» и обнаружили эдакое семейное предприятие под вывеской:
«ЗАХОДИ!!! У нас – как дома»
Вообще-то там и правда оказалось, «как дома». Несколько столиков, окошко; столики пустовали – наверное, из-за раннего часа. Они были четырехместные, но мы придвинули еще один стул и уселись сообща. Довольно мелкая девчонка пришла за заказами и, приняв их, сообщила, что все будет готово в наикратчайшие сроки, а пока пусть мы немного подождем.
Мы согласились, естественно. И уставились за окно на улицу – такую же тихую и сонную, как и весь поселок. Вчера мы договорились, что поедем в местечко под названием Сухой Лог – про него в путеводителе было сказано, что во время освобождения там были тяжелейшие бои, и само местечко находилось недалеко от поселка. Может быть, туда даже ходил автобус – это еще предстояло выяснить.
Выяснять это пришлось мне – я поел первым и, в общем-то, без особых раздумий предложил сходить на станцию, пока остальные едят, а они пусть зайдут за рюкзаками и тоже идут туда.
Вчера, во время нашей высадки, из-за усталости и погоды мы не заметили, что неподалеку от станции располагается старая церковь. Я плохо в этом понимаю, но церковь была красивая и сейчас ее занимал музей, о чем говорила табличка. Около резных металлических ворот стоял немолодой мужчина в брезентовой балахонистой куртке и сапогах – у него был вид только что вышедшего из чащобы лесника. Он меня и окликнул, когда я проходил мимо:
– Эй, парень! – Я обернулся. – Можно тебя на минутку?
Вокруг было пусто – раннее утро, оно и есть раннее утро. У меня в душе шевельнулось опасение. В принципе я мог бы от него отбрыкаться… ну а если я подойду, а он фуганет в лицо чем-нибудь из баллончика? Прошлым летом у меня вот так погиб одноклассник. Его потом нашли на одном пустыре, где начинали когда-то стройку. Сперва хотели списать на то, что, мол, мальчишка обнюхался или обкурился, но родители подняли шум, и выяснилось, что его усыпили хлороформом, изнасиловали, а потом просто добавили еще порцию снотворного. Того, кто это сделал, так и не нашли.
Так что я не торопился подходить, и мужчина подошел ко мне сам. Пятиться было как-то глупо, я остался стоять на месте.
Он не торопился на меня нападать. От куртки пахло дымом, глаза у незнакомца были серьезные и беспокойные.
– Не бойся, – сказал он. – Я просто спросить… Это вы приехали вчера и ночевали в гостинице?
– Да, – коротко ответил я, краем глаза увидев, что на улице появились несколько человек – они неспешно шли к вокзалу. Я расслабился.
– Может быть, мой вопрос покажется странным… – Он нахмурился. – Ночью… Ничего непонятного не происходило?
– Что вы имеете в виду? – вопросом ответил я. Шевельнулось почему-то желание все рассказать.
– Я Скворцов, Алексей Данилович. – Он достал паспорт, протянул мне. – Смотритель музея и краевед… Видишь ли… – Он вздохнул, смерил меня взглядом и покачал головой: – Нет, ничего. Извини.
И пошел прочь – к своей церкви-музею.
Несколько секунд я боролся с искушением – мне страшно хотелось догнать его и рассказать все. Но только несколько секунд.
Не сумасшедший же я, в самом деле.
4
В Сухой Лог автобус ходил аж дважды в день, и в тот момент, когда он уже подошел, а я начал нетерпеливо подпрыгивать, явились все наши с вещами.
Мы заняли заднее сиденье, устроив рюкзаки на полу. Кроме нас и двух бабулек, да еще женщины-контролера, у которой мы купили билеты (касса не работала), в салон больше никто не сел, и водитель (с опозданием на пятнадцать минут), буркнув контролеру: «Ну, поехали, что ль?» – отчалил от вокзала. Именно отчалил. Вам никогда не приходило в голову, что автобус в своем движении похож на десантный корабль?
Мы минут пять ехали по асфальту, а потом свернули на грунтовку, и по обе ее стороны сразу же непроходимой стеной встал лес. Не посадки, а именно лес, зеленый на опушке и аж черный в глубине. В таком лесу таились болота, бродили лешие и сидели на ветвях русалки. Несмотря на то, что май только начинался, в подлеске расправил стебли какой-то обалделый папоротник, наверное, мне по грудь. Автобус не монтировался с лесом и даже с этой дорогой, на которой непременно обязан был расположиться на семи дубах Соловей-Разбойник, ожидающий путников, чтобы совершить рэкет и убийство с особой жестокостью. Мы все видели леса – и каждый раз они производили оглушающее впечатление своей мощью и вечностью. Просто не верилось, что человек может с ними хоть что-то сделать.