– Вам все льстят, Людмила Прокофьевна, – тут же вставил свои три копейки Корнеев, и, не дожидаясь вопроса, пояснил: – «Служебный роман», цитата. Ничего личного.
И выскочил за дверь.
– Васяткин, – уже спокойно объясняла оставшемуся сотруднику Ляна, – в четверг я вас жду вот по этому адресу. Помощь оплачу щедро. Ну правда, ну помогите, а?
– Да поможем, чего вы беспокоитесь, – зарумянился Васяткин. – И холодильник перетащим, и стиральную машинку, и шкафы всякие…
– Заметьте, не я это сказал, – в дверях снова показалась голова Корнеева, и он лихо выдернул друга из кабинета начальниц.
– Ну вот! И вопрос решен! – развела руками Милка и, не удержавшись, фыркнула: – Эти мне работнички… Прямо никак с ними серьезно разговаривать не могу, так и хочется расхохотаться, а ведь положение обязывает, сама понимаешь.
– Чистые дети, – тряхнула Лянка локонами, вспомнила своего серьезного, взрослого Даню и улыбнулась: – Вот поэтому, Милочка, мне и нравятся люди посолиднее! Ну смотрю вот на этих ребяток… ну чистые козлята!
– Понимаю, – посерьезнела Милка. – А тебе все больше взрослые козлы нра… Ой, Лянка, я совсем не то сказать хотела! Лян! Ну я ж… ну какой у тебя Даня козел?! Ну ты прости, вырвалось прям черт-те что!
Лянка смерила подругу суровым взглядом, убедилась, что та и впрямь не специально, и махнула рукой:
– Ладно, не отвлекайся. Давай лучше думать, кого будем приглашать на новоселье.
И она достала листок.
Они просидели над этим листком чуть ли не до конца рабочего дня. Сначала придумывали, кого позовут, потом обсуждали меню, потом долго спорили – удивить мужчин своими кулинарными умениями или же не париться и просто заказать еду в ресторане. Остановились на последнем. В конце концов, надо было еще и выглядеть, а где на себя время взять, если ты по уши в этих самых… умениях?!
Они бы и еще сидели, если бы не позвонил Данил:
– Девочка, ты где? Я за тобой сейчас заеду.
– Твой звонил? – с завистью спросила Милка, когда Ляна отключила телефон. – Ну прямо как в кино! Он – невозможно заботливый и весь из себя брутальный, она… а она вся из себя нежная… как улитка! И чего? Опять приедет?
– Конечно! – беспечно взмахнула локонами Лянка. – Ой, Мил, ты меня не весели. Мне надо изобразить унылую физию, буду Даньке ныть, что маменька меня опять никуда не пускает!
– А чего это ты? Пусть мужик тоже порадуется. Он же столько ждал, когда ты переедешь!
– Милка… – с горькой безнадежностью посмотрела на подругу Ляна. – Вот смотрю я на тебя и удивляюсь – и как это ты Пашку словила? Ведь ни грамма женского кокетства! Ни граммулечки продуманности! Сама наивность! Ну скажи – зачем мне его радовать раньше времени? Ну? Пусть он огорчится, помучается, да еще и меня поуспокаивает! А я буду безутешна. Ну надо же дать мужику испытать всю гамму чувств! Дать возможность проявить нежность, ласку, жалость! Да пусть же он себя хоть мужиком-то почувствует! Пусть немножко погорюет, ничего страшного. Зато потом, представь, я ему в пятницу позвоню и так тихонечко скажу: «Любимый, сегодня я отпросилась у мамы, и мы сможем скромненько посидеть у телевизора в моей норке». Он же не то что придет. Он прибежит!!! Принесется! А тут – вау!!! Какой сюрприз! Новоселье! И дальше – вся моя жилплощадь в нашем полном распоряжении! В любое время дня и ночи! И радость будет еще сильнее от того, что выстраданная! Ну неужели трудно сообразить?
Милка только с восхищением помотала головой:
– Ой, Лянка… какая ты… дальнозоркая. А я б не выдержала.
– Вот поэтому, милая моя, ты имеешь такого вот… Пашу, а за мной сейчас приедет такой вот… Данечка! – назидательно проговорила она, подбежала к зеркалу и пальчиком поправила невидимые неполадки в макияже. Растрепала волосы и улыбнулась ангельской улыбкой. – Кстати, у тебя стали падать продажи. И дисциплина. В понедельник будет планерка.
– Во… во вторник, – закашлялась Милка. Она никак не могла понять – каким же это образом ее подружка может бить в самую точку? Откуда она все знает? И еще – ну как можно так быстро переключаться с одного на другое!
– Да и действительно, – согласилась Ляна. – Понедельник – день тяжелый.
– Можно подумать, вторник легче… – пробурчала Милка, когда подруга выскочила за дверь.
Они валялись на диване в ее все еще неуютной квартире, Даня играл Лянкиными волосами, а та в свою очередь прилежно жаловалась на судьбу.
– Данечка, у нас, наверное, пока не получится встречаться, – шмыгала она носом. – Ну никак. Представляешь, мама совсем не хочет меня отпускать! Так волнуется, переживает и все время плачет!
– А плачет почему? – не слишком беспокоился о мамином состоянии Данил. – Может быть, ее к психологу сводить?
– Ее надо не к психологу, ей мужика нужно! – буркнула Ляна и спохватилась. – Я в том смысле, что друга! А то у нее один Диоген остался. И тот нервы треплет.
– И что нам теперь делать? – повернулся к Лянке всем телом Данил. – Мы так до самой старости можем твою маменьку успокаивать.
– Я не знаю… – горько вздыхала Ляна, и на ее прекрасные глаза набегали изумительные бриллиантовые слезки.
Лянка знала – она невероятно красиво умеет плакать. Она даже в зеркало смотрела – красиво. Вот даже непонятно – и как это женщины умудряются реветь белугами? И главное зачем?! Нос раскисает, щеки распухают, глаза… ой, да глаз и вовсе не видно! А смысл? Разве такими слезами чего-нибудь добьешься? Разве мужчина кинется такую вот… размазню успокаивать? Дарить подарки и ублажать? А еще говорят, что мужчины не переносят женских слез. Конечно! Кому же понравится такой вот ужас переносить? Нет! Лянка плакала совершенно изумительно. Щеки сразу же покрывались детским румянцем, глаза становились огромными, а личико несчастным. И любой, кто это видел, чувствовал себя последним мерзавцем, если немедленно не кидался Лянку успокаивать. И, конечно же, Даня тоже кинулся.
– Ляночка, девочка моя! Не смей плакать! Я не вынесу! Ну… я не знаю, ну поедем в ресторан, а? Поедем в ресторанчик? Закажем себе вкусную телятину, послушаем музыку, потанцуем, а? Я закажу для тебя целое море цветов! Прямо охапку! Хочешь?
– Нет… – сквозь слезы улыбалась Лянка. – Я хочу здесь… с тобой… Когда мы еще увидимся…
– Ляночка! Да я каждый… Ну хочешь, я прямо сегодня… перееду к тебе, и все! – сверкал очами Даня. – Лян, ну не плачь, ну сил моих нет… Ну иди ко мне…
Его лицо было близко-близко, глаза смотрели с такой нежностью и любовью, а губы так ехидно улыбались, что Лянка неожиданно для себя брякнула:
– Узнаю, что к жене в спальню бегаешь, – убью!
– Я не бегаю… – тихонько, растягивая слова, прошептал в самое ухо Данил. – Мне там нечего делать, там же тебя нет. Лянка… девочка моя, я скоро буду защищать одного крупного клиента… и куплю нам с тобой отдельную квартиру! И украду тебя ко всем чертям, ясно?
– Зачем же нам еще квартира? – задыхалась в его объятиях Лянка. – У нас уже есть… меня и сюда-то не пускают. А к тебе…
– Я укрррраду… – рычал он ей в шею и вытворял что-то такое… в общем, он знал, что делал.
Уже под утро Даня наклонился к Лянке, чтобы поцеловать ее и уйти.
– До завтра, детка? – пахнул он на нее дорогим парфюмом.
– Да-а-ань… – капризно протянула Лянка. – Я ж тебе говорила, а ты меня не слушал. У нас не получится завтра. И послезавтра не получится. Мама отчего-то совсем неважно себя чувствует. Я немножко с ней побуду.
– А когда увидимся? – озаботился любимый.
– Ну… я не зна-а-аю… – протянула Лянка. – Я тебе позвоню. Ты же будешь мне звонить, правда?
– Девочка моя, я оборву весь телефон, обещаю! – чмокнул он ее в нос и быстро подался в прихожую. В окнах уже брезжил рассвет, а ему нужно было хоть немного отдохнуть. – Только ты попробуй без меня не слишком скучать.
Лянка согласилась скучать не слишком, блаженно потянулась, укуталась в одеяло и сладко прикрыла глаза. И как же все-таки здорово, что не надо вскакивать в эдакую рань, бежать на кухню, творить мужу какие-то завтраки… потому что у нее вовсе и нет никакого мужа, а есть… есть просто любимый!
Скучать Ляне и в самом деле было просто некогда. Столько всего надо было переделать в самые короткие сроки – а то ведь у маменьки семь пятниц на неделе, возьмет и придумает себе опять, что ее жизнь немедленно закончится с Лянкиным переездом. Нет уж, надо ковать железо! И Лянка ковала. Она уже заказала себе какую-то дивную горку, которую нужно будет заставить цветами для создания уюта, потом еще телевизор взяла – этот у нее ну совсем ни в какие ворота! На дворе двадцать первый век, между прочим! А шторы! А постельное белье! А… Ой, а сколько всяких мелочей! И чтобы они подходили по цвету! И чтобы были качественными! И чтобы… Да просто голова кругом шла! До скуки ли тут. К тому же Даня, как и обещал, регулярно обрывал телефон:
– Ляночка моя, как ты там? Я уже весь высох от скуки! Прямо так и ночую на работе! Работники меня проклинают – никакой свободы! Я скучаю! Что ты со мной делаешь?
Ляна только хныкала в трубку, жаловалась на нестерпимую маменькину депрессию и снова кидалась по магазинам.
Еще надо было не забыть навестить маменьку. Иначе… можно себе представить, что было бы, не заявляйся к ней Лянка хотя бы раз в день. Правда… Ляна стала замечать, что ее набеги уже такой бурной радости Наталье Максимовне не доставляли. Нет, мама была рада, но… в отсутствие дочери не рвала прическу на клочки от одиночества. Прическа у мамы была в прекраснейшем состоянии. Да и макияж… И, похоже, матушка всерьез занялась фигурой, потому что в один из дней Лянка ее прямо в прихожей застала со спортивной сумкой.
– Ма, а ты куда это собралась? – даже немного обиделась дочь.
– Ляночка, детка… – очень торопилась Наталья Максимовна. – Ты, если хочешь, можешь покушать – в холодильнике салатики, отбивная, а я улетаю. У меня фитнес-клуб! Ну чего ты глаза вытаращила? Я ж должна себя чем-то занять, когда меня бросила моя единственная дочь!
– Бросила? – захлопала глазами Лянка. – Но… если ты так говоришь… я могу и не уезжать никуда!
– Девочка моя! – вытаращилась на дочурку Наталья Максимовна. – Что значит – не уезжать? Ты же решила? Мне вот такая твоя… нетвердая позиция совсем не по душе! Сказала – уеду, и… что ж теперь делать, надо переезжать!
И маменька унеслась. А в следующий раз… в следующий раз Лянка застала мать дома. Но… но той было совсем не до доченьки. Она с кем-то эмоционально ссорилась по телефону.
– А я тебе говорю, что это полный бред! Ты уже… Да не верю я тебе! – хмурила маменька брови, восседая в кресле. – Ты меня не подбивай! Знаю я тебя! Сам, значит, сделаешь, как тебе хочется, обманешь бедную девушку… Нет! Бедная девушка – это я! Да! Говорю, обманешь, а мне потом что – у разбитого корыта?
– Мам! – восторженно смотрела на мать Лянка. – Это у тебя… у тебя появился друг?! И ты так с ним говоришь? И он… он тебя еще терпит? Ну ты, мать, ты у меня… разве так можно с мужчинами?! Ты же… ты же должна быть нежной, как улитка… тьфу ты, как это… как цветок!
– Ой, да не учи ты меня жить, – недовольно отмахнулась маменька. – И ни с каким мужчиной я не говорю, это я с Досадовым. Он, зараза, опять бьет по больному! Объединяться ему приспичило! Прямо так и тянутся у него руки к моему «Жемчугу»!
– Так, может быть, он дело говорит – возьми да объединись, – пожала плечами Лянка. – Что ты теряешь?
– Это Досадов дело говорит? – возмущенно подпрыгнула Наталья Максимовна. – Он говори-и-ит! Он не дура-а-ак! Дело! Да только у него это дело выгорит, а у меня – прогорит! Сейчас он меня под себя захапает, и все! Прощай, мой бизнес! Он же не дурак! Он же умный, как обезьяна! Ты что – думаешь, он зря на меня охотится? Да он знает, что я уже от дел отошла, и мечтает мою клинику к рукам прибрать! Гад!…Погоди-ка… я еще один звоночек…
И она торопливо набрала какой-то номер.
– Яна Олеговна? Да, это Осташова вас беспокоит. Скажите мне, Яна Олеговна, что там за решения вы принимаете за моей спиной?! Да, я про Досадова! А я бы… Я бы все-таки попросила! Я бы прямо-таки настоятельно попросила не принимать без меня никаких решений! И учтите – если еще что-то подобное мне станет известно!.. Я рада, что вы все поняли.
И она с остервенением бросила трубку.
– Нет, дочь моя, как же все-таки тяжело женщине одной, без надежного мужского плеча…
Лянка решила переменить тему и ласково уткнулась матери в плечо.
– Мам, все у тебя получается. Давай сейчас о приятном. Приходи ко мне в эту субботу – новоселье будем отмечать.
– В эту субботу? – мгновенно загорелись глаза у Натальи Максимовны. – Ляночка, а можно я приду не одна, а с мужчиной?
– С Досадовым? – вытаращилась изумленная Лянка.
– Да полно тебе! – махнула рукой маменька. – Слава богу, в жизни есть мужчины с большой буквы. Я приду с… с моим хорошим знакомым, с Митенькой. Мы с ним познакомились буквально… буквально на прошлой неделе. Очень интересный мужчина! Тоже занимается медициной, приехал к нам за новым оборудованием, это принц! Ляна, это просто принц!
Лянка в растерянности хлопала глазами. Нет, она была не против нового гостя, но… чтобы маменька так скоропалительно кинулась устраивать свою личную жизнь?
– Ах, я умирррраю! – вдруг объявил Диоген. Ему совсем не нравилось, что сейчас на него ну буквально никто не обращает никакого внимания. – Бабы! Сдурели! Макаки! Принц! Принц! Ах, я умиррраю!
– Мам… а чего это он принц? – очнулась Лянка. – Он что – совсем молоденький? В вашем возрасте уже того… королями пора быть.
Наталья Максимовна недовольно дернула плечом:
– Не прикапывайся к словам. Никакой он не мальчик, он старше меня… совсем чуточку! Но так прекрасен! Я тебя с ним обязательно познакомлю! Мы придем на новоселье вместе!
– Буду очень рада! – хихикнула Лянка. – Только не опаздывать!
В четверг наступил полный кошмар. Прямо с утра принеслась Милка и прочно уселась на телефон. Подруга оказалась незаменима, потому что только ее стараниями дело с перевозкой сдвинулось с места. Как оказалось, заказ на грузовую машину куда-то подевался, и машины не было. Да и с грузчиками пришлось понервничать – Васяткин, видимо, с утра решил воспользоваться отсутствием начальства и уже начал вовсю отмечать свой день рождения; во всяком случае, ни его, ни Корнеева не наблюдалось. Конечно, после того как Милка по телефону вежливо – с помощью гортанного рева и такой-то матери – попросила их объявиться, они не заставили себя ждать. К тому же подруга позвала еще и своего братца, здоровенного детину. Тот пришел с двумя друзьями. Друзья много шумели, суетились – правда, работали они на удивление прилежно. Лянка прямо загляделась, как молодые парни быстро хватали самые тяжелые вещи и с легкостью перетаскивали с места на место. Особенно хорошо проявляли себя сотруднички. Было ощущение, что они просто подрабатывают где-то по вечерам грузчиками – так споро у них все получалось. Они еще и успевали шутить и подтрунивать друг над другом… да и Милке доставалось. Вот только над Ляной шутить не отваживались – все же высшее начальство… И Лянке было даже чуточку обидно.
Васяткин затащил большое кресло в комнату и теперь не знал, куда его поставить.
– Куда? – повернулся он к Ляне.
– Вон в тот угол, Степа, там уголок отдыха будет.
Степа покорно наклонился, уткнулся головой в сиденье и хотел было с легкостью поднять массивное кресло, да, видно, подустал – кресло не поддавалось.
– Сенька! – заорал он, не догадываясь поднять голову. – Ты, что ль, уселся?
Корнеев обернулся – он устанавливал телевизор:
– Это не я, это наша Милочка… Людмила Глебовна то есть, расслабилась, уселась сверху.
– Людмил Глебовна! Чего – совсем уже? – надрывался Степа. – Я ж вас вместе с креслом-то фиг подниму! Слазьте!
Милочка, которая расставляла на горке цветочки, вдруг оскорбилась не на шутку:
– Можно подумать, я такая толстая! Да у меня вес, между прочим, бараний!
– Вот мне еще баранов тут не хватало таскать! – наконец выпрямился Степан и, заметив Милку в другом конце комнаты, ехидно прищурился. – Ишь как быстро соскочила!