– Расскажите нам то же самое, что рассказывали им, – сказал толстяку Монро. Он был высок и широкоплеч, с короткой стрижкой, и люди предпочитали отвечать, когда он задавал им вопросы.
– Я ничего не знаю, – проскулил толстяк совсем другим тоном, чем в первый раз. – Просто девчонка из двенадцатого сказала, когда выписывалась, что слышала какой-то шум за стеной. Это было пару дней назад. Я и офицеру-то сообщил об этом только потому, что он сказал, будто парень, который застрелил копа, был коротко подстрижен и в очках, ну я и подумал, что на самом деле парень из одиннадцатого выглядел похоже.
Нина кивнула. Взгляд ее был направлен на журнал, наполовину скрытый за стойкой. Управляющий увидел, куда она смотрит, и слегка заволновался.
– Обожаю такие вещи, – сказала она, снова глядя на него. – Так и хочется оттрахать всех парней на планете. Хотите, прямо здесь и сейчас?
Управляющий отвел взгляд.
– Так я и думала, – сказала Нина. – Ладно, дайте пока ключи от номеров десять, одиннадцать и двенадцать.
Монро взял ключи и дал знак троим полицейским, которые последовали за ними во двор. Номер одиннадцать находился через четыре двери по правую сторону. Занавески на окнах были задернуты. Двое полицейских получили ключи от комнат по обеим сторонам от него.
Достав оружие, они бесшумно открыли двери, широко распахнули их и проскользнули внутрь комнат.
Минуту спустя оба снова вышли. Один из них покачал головой. Второй сказал:
– Я что-то слышал. Как будто кто-то разговаривает.
– Там три помещения, – заметил первый. – Гостиная, спальня и ванная.
– Ладно, – сказал Монро.
На мгновение Нине показалось, что он хотел дать одному из полицейских и оставшийся ключ, но потом понял, как бы подобное выглядело. Именно за это, а также за то, что люди словно не имели для них никакого значения, полицейские и не питали к фэбээровцам братских чувств. Нина достала свой пистолет, держа его двумя вытянутыми руками, так, чтобы никто не заметил, что она слегка поморщилась. Прошло три месяца, но правая рука до сих пор действовала с некоторым трудом, хотя два врача и три физиотерапевта утверждали, что с ней все в порядке. Возможно, все дело в небольшом круглом шраме в правой верхней части груди, который пытался по-своему сказать ей, что хорошо знаком с пистолетами и не желает больше иметь с ними ничего общего. Ничего не поделаешь – агентам ФБР приходится носить оружие при себе постоянно. Что касается ее, то она даже спала, держа пистолет под кроватью.
Монро подошел к двери, Нина за ним. Он сказал полицейским, чтобы те были наготове, но не слишком спешили. Оба кивнули. Выглядели они сейчас куда более уверенно, чем она сама, но Нина прекрасно понимала, что иначе это было бы просто не по-мужски: никто из них не хотел показать слабость перед лицом коллег.
Монро вставил ключ в скважину и повернул. Немного подождав, он толкнул дверь, за которой открылось темное помещение. Занавески по другую сторону двери тоже были задернуты, и из-за них веяло теплом.
– ФБР, – ровным голосом произнес Монро. – Бросьте оружие и выходите с поднятыми руками. Первое и последнее предупреждение.
Изнутри не раздалось ни звука, и никто не появился. Старая загадка, предполагавшая лишь два варианта решения: либо там никого не было и им ничего не угрожало, либо там таился злодей, намеревавшийся пристрелить парочку полицейских.
С оружием наготове Нина шагнула в комнату.
Кромешная тьма. Спертый воздух. И очень, очень тепло, будто кто-то выключил кондиционер сутки назад. Квадратное помещение, потрепанный диван, два стула, стол, большой доисторический телевизор. Никаких явных следов чьего-то присутствия. Мерцающий свет из-за приоткрытой двери в углу.
И негромкий звук. Вероятнее всего, телевизор.
Кто его смотрит?
Нина отошла в сторону, пропуская вперед Монро. Он бесшумно вошел, дав знак полицейским оставаться на месте. Как только он занял позицию у двери в другую комнату, она беззвучно переместилась к шкафу и, выставив перед собой пистолет, открыла шкаф.
Внутри не оказалось ничего, кроме пыли. Оставив шкаф открытым, она повернулась и кивнула Монро. Полицейские в дверях стояли с пистолетами наготове. Монро шагнул к двери во вторую комнату. Нина остановилась в ярде у него за спиной.
Дальше события разворачивались стремительно.
Монро осторожно толкает дверь левой рукой. Она открывается, и за ней обнаруживается спальня, которую освещает тусклый серовато-белый свет и из которой доносится шелестящий звук, перемежающийся низким гудением. Это наверняка телевизор. Иногда люди забывают его выключить, уезжая. Видимо, думают: какая разница, все равно не я плачу за электричество.
Монро переступает порог. Проходит секунда. Он делает еще шаг и быстро поворачивается, направив куда-то пистолет. Куда именно – Нина пока не видит.
Однако она видит, как вздрагивает спина Монро, словно его нога оказалась на два фунта ниже, чем он ожидал.
Еще одна долгая секунда.
– Мэм?
У Нины холодеет внутри. Она слышит, как Монро судорожно сглатывает слюну. Он ошеломленно смотрит перед собой, готовый выстрелить в любой момент. Потом делает еще полшага, наклоняется и смотрит вверх, после чего исчезает из поля зрения. Несколько мгновений царит полная тишина, затем раздается легкий шорох. Снова тишина.
– Нина, – наконец говорит он, – идите сюда.
Поняв, что он имеет в виду только ее, она подняла руку, давая знак остальным не двигаться с места. Другую руку она слегка опустила, однако еще не была готова убрать оружие.
В спальне казалось еще жарче, чем в первой комнате. Чувствовался сильный запах. Слева тихо бормотал телевизор, закрепленный высоко на стене. Монро стоял по другую сторону двуспальной кровати.
На кровати сидела женщина и смотрела телевизор. Ей было лет двадцать пять, может, чуть больше. Длинные каштановые волосы падали ей на плечи. Она не пошевелилась, когда вошла Нина, поскольку была мертва. Она сидела выпрямившись, слегка наклонив вперед голову. На ней была поношенная голубая пижама в цветочек. Живот ее начал раздуваться, а лицо напоминало раскрашенный пластилин. Глаза открыты, как и рот, в который что-то было засунуто.
– Господи, – сказала Нина.
Она наклонилась. Предмет во рту женщины был размером с небольшой блокнот, примерно в четверть дюйма толщиной, два дюйма в ширину и, вероятно, три с небольшим дюйма в длину, хотя это трудно было точно определить, не вынимая его. Он был сделан из блестящего металла, и вдоль выступающего конца тянулась узкая полоска цифр и черточек.
– Что это, черт побери? – спросил Монро.
Он тяжело дышал, и на лбу его блестел пот.
Нина покачала головой:
– Не знаю.
Полчаса спустя Нина вышла на улицу. Прибыла первая бригада судмедэкспертов. Из-за задернутых занавесок и жары Нине казалось, будто они толпятся в каком-то адском кухонном шкафу. Она тщательно обследовала номер, что в любом случае проще, когда знаешь, что в тебя никто не станет стрелять, а затем ушла. Монро остался внутри. Чтобы выгнать его оттуда, потребовалось бы прибытие толпы журналистов с камерами.
Других трупов в номере не оказалось. Монро уже осмотрел ванную – именно тогда Нина и слышала странный шорох. Никаких личных вещей там не обнаружилось. Не было и никаких следов одежды, которая должна была быть на женщине, когда она появилась здесь. Нельзя же явиться в мотель, даже такой, как «Найтс», в пижаме. Кроме того, женщины обычно берут с собой туалетные принадлежности, дамскую сумочку. Не нашлось и какого-либо удостоверения личности. Полицейские уже просматривали сообщения о пропавших без вести, но что-то подсказывало Нине, что новостей в ближайшее время ждать не стоит.
Она прошла через залитый солнцем двор, заполненный полицейскими и перемещающимися туда-сюда штатскими, которые полагали, что смогут быстро убраться из этой обители смерти и вернуться к своим повседневным делам, но им еще предстояло провести здесь много часов, отвечая на бесконечные вопросы. Вечером о случившемся наверняка расскажут по телевидению, и средства массовой информации будут повторять название мотеля снова и снова, превращая его в одно из тех мест, которые останутся в памяти на годы, а возможно, и десятилетия. В любом случае об этом вряд ли скоро забудут, по крайней мере, уж точно не та женщина, которую Нина увидела, выходя со двора и направляясь к автостоянке. Патрульный Петерсон все так же сидел на скамейке. Двое его коллег пытались успокоить эту женщину, которую звали Моника и которая, приехав, обнаружила, что тело ее мужа уже отправили в морг. Теперь она кричала на его бывшего напарника, поскольку больше ей ничего не оставалось.
Лишь выйдя за ворота и оказавшись в некотором отдалении, Нина достала свой мобильник. Отойдя туда, где ее не могли услышать, она нажала на кнопку вызова номера Зандта. Он не ответил после двенадцати звонков, и включился автоответчик.
– Привет, это я, – сказала она. – Я знаю, что ты больше не хочешь об этом говорить, но ты мог бы мне помочь.
Она поколебалась, не зная, что еще сказать, затем добавила:
– Надеюсь, у тебя все в порядке.
Отключив связь, она некоторое время стояла в нерешительности. На мгновение у нее возникло странное ощущение, будто кто-то за ней наблюдает.
Она повернулась, но вокруг никого не было. По крайней мере, она никого не увидела.
В начале третьего они сидели на улице рядом с небольшим кафе через полквартала от «Найтса». Нина помешивала кофе в чашке, а ее шеф разговаривал по телефону. Все полицейские машины, кроме одной, разъехались по делам, но со своего места она видела четыре автомобиля без опознавательных знаков, которые имели к расследованию непосредственное отношение. Потягивая кофе, она наблюдала, как из номера одиннадцать извлекают все новые предметы с целью подвергнуть их тщательному анализу. Было установлено, что номер сняли пять дней назад, заплатив вперед. Нина надеялась, что управляющего сейчас допрашивают в очередной раз, причем не спеша и в жарком душном помещении.
Монро закрыл свой телефон.
– Все, – удовлетворенно сказал он. – Олбрич собирает оперативную группу, в которую, естественно, входим и мы, и весь отдел по расследованию тяжких преступлений. Дело нешуточное. Вокруг полно основательно рассерженных полицейских, и мне не хотелось бы с кем-нибудь из них встретиться в темном переулке.
– Полицейского застрелили средь бела дня. Даже для психа это из ряда вон выходящий поступок.
– Психа?
– Да ладно вам, Чарльз.
Нина перестала пользоваться официальной терминологией примерно с тех пор, когда ей пришлось помогать извлекать из мусорного бака чернокожего мальчишку. Парень пролежал там неделю, в такую же жаркую погоду, как и сегодня. Его мать опознала тело, а три недели спустя покончила с собой, бросившись с моста. Это случилось несколько лет назад. Монро же до сих пор старался употреблять нейтральные определения для тех, чьи деяния приводили к гибели целых семей.
– Как вы его еще назовете? Человеком неадекватного поведения?
– Нужно действовать быстро, – сказал Монро, не обратив внимания на ее слова. – Убийство полицейского средь бела дня. Этот человек больше не отдает себе отчета в том, что делает, и нужно как можно скорее его найти.
Нина закатила глаза. Да, конечно, не отдает себе отчета в своих действиях и прямо-таки умоляет, чтобы его поймали. И тем не менее его нигде нет. Самым значительным расследованием, в котором она до сих пор принимала участие – по крайней мере официально, – было дело о серии убийств, совершенных «мальчиком на посылках» в 1999–2000 годах. Здесь же, в Лос-Анджелесе, и тогда она тоже работала вместе с Чарльзом Монро. Тогда Чарльз также высказывал подобные предположения о человеке, лишившем жизни трех умных и практичных девушек, не оставив никаких следов. После этого он совершил еще несколько убийств, а затем исчез, и его так и не удалось поймать. Монро перешел на другую работу, с повышением. Родители девушек продолжали жить надеждой, что убийца все же будет найден.
– Вопрос в том, будут ли еще жертвы?
– Да, вполне возможно. Я же говорю. Если только…
– Нет, я имею в виду – убивал ли он кого-то до нее? Если это конец, то где начало? Что привело его сюда? Откуда он вообще взялся?
– Этим уже занимаются другие, пока мы с вами тут разговариваем.
– К тому же мы до сих пор не имеем понятия, кто она.
– Ни сумочки, ни каких-либо вещей, кроме старой пижамы. Придурок за стойкой утверждает, что ни разу ее не видел. Как только ее немного приведут в порядок, сделают фото, к вечеру с ним выйдут на улицы. Знаете, что за штука была у нее во рту?
Нина покачала головой, ощущая на языке медный привкус. Ей доводилось видеть немало трупов, некоторые в таком состоянии, что ей даже не хотелось об этом вспоминать. Изнасилование воспринималось почти как должное. Но если жертве засовывали что-то в рот или уродовали глаза, лицо или руки – это означало, что убийца бросает вызов обществу, словно говоря всем: «Смотрите, что я сделал». Ей казалось, будто это часть некоего магического ритуала, направленного на то, чтобы изменить мир.
– Жесткий диск, – сказал Монро. – Маленький, такой же, как в ноутбуках. Один из наших техников узнал его еще до того, как его вынули из ее рта.
– Никаких отпечатков?
Он покачал головой:
– Все чисто. Но сейчас в лаборатории выясняют, что еще он может нам дать. Для начала – на нем есть серийный номер. Он где-то изготовлен, где-то куплен. И естественно, на нем могло кое-что остаться. К вечеру будем знать.
На этот раз он заметил выражение лица Нины.
– Он оставил его там с определенной целью, Нина. Давайте работать дальше.
Он встал, одновременно набирая на мобильнике еще один номер. Нина подумала, что ей сейчас не хотелось бы быть на месте телефона Чарльза Монро, слишком уж неблагодарная была у того работа.
Она допила кофе, заметив критический взгляд Монро.
– Что такое, Чарльз?
– Как ваша рука?
– Все отлично, – раздраженно ответила она.
Он спрашивал вовсе не о руке – он напоминал ей о незавершенном деле и о том, почему возобновились их профессиональные отношения, и она это поняла.
– Как новенькая.
Он хотел сказать что-то еще, но тут ему ответили по телефону, и он пошел прочь, разговаривая на ходу. Кто-то сейчас убеждался в том, насколько хорошо Монро умеет командовать, насколько он владеет собой и насколько он сейчас на своем месте.
Шагая следом за ним, Нина проверила собственный телефон раз уже, наверное, двадцатый. Увидев, что наконец-то пришло сообщение от Зандта, она быстро вывела его на экран.
«Я во Флориде», – говорилось там.
– О, черт бы тебя побрал, – пробормотала она, сунула телефон обратно в сумочку и вышла под палящие лучи солнца.
Глава 5
Я поселился в отеле «Армада» на Пауэлл-стрит, в центре Сан-Франциско, недалеко от Юнион-сквер. Отель привлекал своими высокими ценами, а также парнем в форме испанского солдата, стоявшим на тротуаре у дверей. Проходившие мимо туристы фотографировались вместе с этим костюмированным красавцем, вероятно, для того, чтобы дома рассказать друзьям, что они здесь были. К тому времени, когда я наконец устроился, было уже достаточно поздно для того, чтобы заниматься делами, и я пошел прогуляться.
Шагая по улице, я размышлял о том, что стало мне известно за последние месяцы. Получалось, я ошибался почти во всем, что касалось моей собственной жизни. Я считал, что родился в семье Дона и Бет Хопкинс в Северной Калифорнии, где те вели спокойную, размеренную жизнь. Они подстригали газоны во дворе, держали машину в чистоте и покупали достаточно материальных благ для того, чтобы боги коммерции были к ним благосклонны. Отец занимался торговлей недвижимостью и, после того как я покинул дом, продолжал добиваться определенных успехов, продавая дорогие дома, пока автокатастрофа не оборвала жизнь его и матери. Однако на следующий день после похорон, когда я пришел в их дом, пытаясь понять, что делать с ним дальше, я нашел записку, спрятанную таким образом, что обнаружить ее мог только тот, кто очень хорошо знал моего отца.