Эмоции и чувства - Ильин Евгений Павлович 9 стр.

Установлено, что различные эмоциональные состояния отражаются в интонации (Витт, 1965; Галунов, Манеров, 1974; Попов с соавторами, 1966), интенсивности и частоте основного тона голоса (Носенко, 1975; Williams, Stevens, 1969), темпе артикулирования и паузации (Витт, 1971, 1974; Носенко, 1975), лингвистических особенностях построения фраз: их структуре, выборе лексики, наличии или отсутствии переформулировок, ошибках, самокоррекции, семантически нерелевантных повторениях (Витт, 1971, 1974; Леонтьев и Носенко, 1973; Mahl, 1963).

По данным В. Х. Манерова (1975), наиболее информативными являются параметры, связанные с частотой основного тона (изрезанность мелодического контура, дисперсия и среднее значение частоты основного тона). В частности, изменение частоты основного тона при развитии состояний монотонии и психического пресыщения было выявлено в работе М. А. Замковой с соавторами (1981).

Н. П. Фетискин (1993) выявил признаки неэкспрессивной, монотонной речи. К ним относятся безразличное изложение материала, автономность его изложения («чтение лекции для себя»), редкое использование вопросительной интонации, лирических ударений, ускорения и замедления речи, отсутствие стремления вызвать у учащихся эмоциональный отклик, меньшая громкость речи, теноровый тембр голоса (в отличие от эмоциональных педагогов, у которых чаще встречаются альт и баритон), более высокая частота основного тона.

Как показали У. Хеллс с соавторами (1988), разные каналы обладают разной возможностью в передаче информации об эмоциях: 45% информации передается зрительными сигналами и только 17,6% – слуховыми.

Кроме того, некоторые исследователи отмечают, что у разных людей эмоции могут выражаться через различные экспрессивные каналы. Л. М. Аболин (1987) показал, что у спортсменов и высококвалифицированных рабочих доминирующей эмоционально-выразительной характеристикой является двигательный канал (направленность движений, их скорость, темп, амплитуда, слитность). У студентов во время лекций и практических занятий этот канал тоже является ведущим. Однако при волнении во время сдачи экзаменов и зачетов ведущими становятся речевой и мимический каналы (рис. 2.4).

А. Е. Ольшанникова (1977) также отмечает, что различия между людьми могут наблюдаться и в пределах одного канала экспрессии. Так, при наличии в качестве ведущего канала речи для одного человека основным и типичным является интонационное разнообразие и обилие речевых реакций, а для другого человека – быстрый темп речи и повышенная громкость голоса.

Рис. 2.4. Среднегрупповые величины, характеризующие экспрессивные компоненты эмоционально-выразительных реакций (по Л. М. Аболтну, 1987).

П. Экман и У. Фризен (1969) разработали концепцию «невербальной утечки информации». Ими были проранжированы части тела в отношении их способности передачи информации об эмоциях человека. Эта способность определяется ими на основании трех параметров: среднего времени передачи; количества невербальных паттернов, которые могут быть представлены данной частью тела; степенью доступности для наблюдений за данной частью тела, «представленность другому». С учетом этих критериев самым информативным является лицо человека: лицевые мышцы быстро изменяются в соответствии с переживаниями человека, они могут создавать значительное число выразительных паттернов; лицо является видимой частью тела. Движения ног и ступней занимают в ранжированном ряду последнее место, так как они не отличаются особой подвижностью, имеют ограниченное количество движений и часто скрыты от наблюдателя.

Однако парадокс заключается в том, что именно по движению ног в ряде случаев можно узнать о переживаемых эмоциях больше, чем по лицу. Зная способность лица выдавать переживаемые эмоции, люди чаще всего обращают внимание на произвольное контролирование своей мимики и не обращают внимания на движения своих ног. Поэтому «утечка информации» об эмоции чаще всего происходит благодаря трудно контролируемым движениям других частей тела. Например, смущение в исполнении Чарли Чаплина – это в большей степени пантомимика, чем мимика.

Стереотипы экспрессии. Обследования, проведенные В. В. Бойко, выявили две закономерности. Во-первых многие профессионалы, работающие с людьми (врачи и медсестры, учителя и воспитатели, руководители и студенты), полагают, что у них нет «дежурной» экспрессии, что их улыбки, взгляды, жесты, тон речи и позы принимают самые различные значения – все зависит от ситуации общения. Тем не менее самооценки опрошенных не соответствуют истине. Дело в том, что обусловленный природой и воспитанием стереотип эмоционального поведения личности резко ограничивает вариации экспрессии. Он дает о себе знать всегда, хотят люди того или нет. Присущие им эмоциональные реакции и состояния, коммуникабельные качества эмоций просматриваются в разных ситуациях общения, и тем более в типичных. Конечно любой человек может продемонстрировать разные по значению эмоциональные реакции и состояния. Но в повседневной жизни им владеет эмоциональный стереотип.

Во-вторых, подавляющее большинство обследованных находит, что свои экспрессивные средства они используют вполне адекватно. Люди редко отмечают у себя нежелательные формы экспрессии и практически никогда не находят неприемлемых.

По наблюдениям Бойко, около 20% обследуемых из разных социально-демографических групп нуждались в коррекции экспрессии. Однако чем очевиднее была необходимость в этом, тем упорнее сопротивлялся человек, защищая свое право остаться таким, каким его создала природа.

Описание эмоций в энергетических и поведенческих (т. е. объективных) параметрах, что было основным подходом при их изучении в 20-х годах прошлого столетия, связь эмоций с мотивационной сферой привели некоторых психологов к отрицанию эмоций как самостоятельной психологической категории. Особенную активность в этом направлении проявляла Э. Даффи (1941). Она писала, что все характеристики эмоционального поведения можно свести к трем переменным:

1) энергетическому уровню;

2) степени целенаправленности;

3) особенности реакции на ту или иную ситуацию, но эти переменные характерны и для тех форм поведения, которые не считаются эмоциональными.

Слабость этой позиции очевидна. Даффи показала недостаточность для раскрытия природы эмоций активационно-поведенческого подхода, но не выдвинула никаких серьезных аргументов для отрицания эмоций как самостоятельного психологического феномена. Естественно, все формы поведения, в том числе и эмоционального, имеют какие-то стержневые, общие характеристики (переменные), которые и отметила Даффи. Но это характеристики поведения, а не собственно эмоционального реагирования. Для последнего обязательны специфичные переживания, которые Даффи почему-то проигнорировала. И включенность этих эмоциональных переживаний в интеллектуальные и волевые процессы, в поведение еще не есть доказательство того, что эмоций как самостоятельного феномена, как специфичной формы реагирования на значимые ситуации не существует.

2.4. Эмоциональное реагирование как психофизиологическое состояние

Из изложенного ранее ясно, что эмоциональное реагирование человека представляет собой сложную реакцию, в которой задействованы разные системы организма и личности. Следовательно, эмоциональное реагирование можно понимать как возникновение психофизиологического (эмоционального) состояния (подробно см.: Е. П. Ильин, 2005).

На том, что эмоции следует рассматривать как состояния, впервые акцентировал внимание Н. Д. Левитов (1964). Он писал по этому поводу: «Ни в какой сфере психической деятельности так не применим термин “состояние”, как в эмоциональной жизни, так как в эмоциях, или чувствах, очень ярко проявляется тенденция специфически окрашивать переживания и деятельность человека, давая им временную направленность и создавая то, что, образно выражаясь, можно назвать тембром или качественным своеобразием психической жизни. (…) Даже те авторы, (…) которые не считают нужным выделять психические состояния в качестве особой психологической категории, все же пользуются этим понятием, когда речь идет об эмоциях или чувствах» (с. 103).

Большинство психических состояний «метятся» знаком и модальностью эмоциональных переживаний. Это служит еще одним доказательством неразрывности эмоций и состояний. Но из этого не следует, что «…в эмоциональных состояниях непосредственно (…) реализуются переживаемые человеком эмоции» (Витт, 1986, с. 54). С моей точки зрения, Н. В. Витт допустила здесь две неточности. Во-первых, говорить о переживаемых эмоциях некорректно: чуть ранее автор определила эмоцию как специфическую форму переживания (получается – переживаемые переживания). Во-вторых, и это самое главное, переживаемая эмоция, по Витт, реализуется через эмоциональное состояние. Выходит, что эмоция – это одно, а эмоциональное состояние – это нечто другое.

Понимание эмоционального реагирования как состояния, с моей точки зрения, имеет принципиальное значение, так как оно дает возможность точнее понять суть эмоции, ее функциональное значение для организма, преодолеть односторонний подход к ней лишь как к переживанию своего отношения к кому– или чему-нибудь. Вопрос лишь в том, нужно ли эмоциональные состояния считать частью (компонентом) психических состояний, или же следует считать, что эмоциональные состояния представляют собой определенный вид психических состояний. Я придерживаюсь точки зрения, что имеются психические состояния, которые не осложнены эмоциональными переживаниями: бдительной настороженности («оперативный покой», по А. А. Ухтомскому), решимости в безопасной ситуации и др. В то же время большинство психических состояний осложнены эмоциональными переживаниями, поэтому могут называться и эмоциональными состояниями.

Рассмотрение эмоции в качестве психофизиологического состояния, т. е. функциональной системы, включающей различные уровни реагирования на значимую ситуацию, важно еще и потому, что позволяет более адекватно диагностировать эмоциональные состояния. Дело в том, что ни одна из функциональных характеристик, взятая в отдельности, не позволяет диагностировать ту или иную эмоцию (Г. Шварц, 1982). Так, еще Бине и Куртье (1897) показали, что ускорение деятельности сердца и изменение частоты и глубины дыхания наблюдаются при разных эмоциях. Д. Линдсли (1960) нашел, что депрессия альфа-ритма наблюдается как при удивлении и испуге, так и при сенсорном раздражении и акте внимания.

Итак, эмоциональная сторона состояний находит отражение в виде эмоциональных переживаний (усталость, апатия, скука, отвращение к деятельности, страх, радость достижения успеха и т. д.), а физиологическая сторона – в изменении ряда функций, и в первую очередь вегетативных и двигательных. И переживания, и физиологические изменения неотделимы друг от друга, т. е. всегда сопутствуют друг другу. В этом единстве психических и физиологических признаков состояний причинным фактором может быть каждый из них. Например, при развитии состояния монотонии причиной усиления парасимпатических влияний может быть чувство апатии и скуки, а при развитии состояния утомления причиной появления чувства усталости могут быть возникающие физиологические изменения в двигательных нервных центрах или мышцах и связанные с этим ощущения.

Глава 3

Аффекты и настроения – самостоятельные эмоциональные явления?

3.1. Аффекты

В начале ХХ века среди различных «чувств» в самостоятельную группу стали выделяться аффекты[5]. Об аффектах говорили как об эмоциональных реакциях, направленных на разрядку возникшего эмоционального возбуждения. По В. Витвицки, аффект – это чувственное состояние, которое «приобретает весьма значительную силу и становится общим бурным нарушением психической жизни» (1946, с. 239). К аффектам он относил такие эмоциональные реакции, как страх, ужас, гнев и т. п. К. Штумпф, считая чувства разновидностью ощущений, выделял аффекты как особый вид психических явлений. Постепенно утвердилось представление о некоторой самостоятельности аффекта как вида эмоциональных явлений (Куттер, 1998), и при классификации этих явлений его стали выделять наряду с эмоциональным тоном, настроением и собственно эмоциями (что нашло отражение во многих учебниках по психологии). А. Н. Леонтьев, разделяя эмоции и аффекты, пишет, что «первые воспринимаются субъектом как состояния моего “Я”, вторые – как состояния, происходящие “во мне”. Это отличие ярко выступает в случаях, когда эмоции возникают, как реакция на аффект» (1984, с. 170). (При этом остается неясным, как различить состояние своего «Я» и состояние, происходящее «во мне»).

Кроме других общеизвестных признаков аффектов, А. Н. Леонтьев, вслед за Э. Клапаредом, выделяет тот, который, по его мнению, отличает их от эмоций: аффекты возникают в ответ на уже фактически наступившую ситуацию и в этом смысле являются как бы сдвинутыми к концу события, в то время как эмоции предвосхищают события, которые еще не наступили. Но разве эмоции не возникают по поводу уже свершившегося? Например, студент радуется, получив на экзамене отличную оценку, а болельщик огорчается по поводу того, что игрок его любимой команды не забил пенальти. Эмоции и аффект также разделяются А. Ш. Тхостовым и И. Г. Колымба (1998). С их точки зрения, оба этих эмоциональных феномена представляют собой крайние точки некоего континуума, «задающие основные различия. Тогда аффект выступает как неуправляемое (непроизвольное), зачастую беспредметное переживание, образующее натуральный базис эмоции. В аффекте феноменологические и вегетативные проявления недоступны интроспективному расчленению, не образуют временного зазора, непосредственны и неуправляемы. Противоположный полюс – целостная зрелая эмоция, доступная опосредствованной регуляции, рефлексии и всегда предметная» (с. 43).