Калмыки меняли имя не только при болезни, но и при неудачах в хозяйственных делах.
Смысл такой перемены заключался в том, что человек с новым именем был уже как бы другим, с другой судьбой, а человек с прежним именем как бы умер и все претензии духов к нему умерли вместе с ним.
Если так смотреть, то можно и дальше пойти: заранее объявить ребенка мертвым. Понятно, что никакому духу и в голову не придет убивать уже неживого ребенка. Вы улыбаетесь? Но ученым известны такие имена, хотя их, разумеется, очень мало. Тем не менее даже наши предки не видели в этом обычае ничего дикого. Фамилия Мертваго могла произойти от имени Мертвяк или Мертвый.
Еще лучше – вовсе никогда не произносить имени. Вы, наверное, слышали о методе черной магии: сделать восковую куколку, наречь ее именем врага и уничтожать ее тем или иным способом. Причем, что интересно, метод этот хорошо работает и в России, и во Франции, и где-нибудь на Гаити или Малайе. Разные способы изготовления, разные заклинания – неизменно одно: для смертоносного обряда кукла обязательно должна получить имя.
Причем не какое-нибудь, а имя конкретного человека – жертвы обряда. А если имя неизвестно, можно ли причинить вред?
Так или иначе, запреты на упоминание имени существуют у многих народов, хотя выражаться могут по-разному. В иных местах уже и причины обычая забылись, и сам обычай соблюдается нестрого, но внимательный глаз цепко отметит рудименты древнего запрета.
Кое-где не принято обращаться к членам семьи по имени. Обращаются друг к другу, используя степени родства (жена, дочь, сын, невестка) или семейные прозвища (откуда недалеко уже до второго, нетайного и ненастоящего, имени, которое можно называть при всех). Хорошей иллюстрацией может служить калмыцкий обычай, когда женщина не имела права произносить слова (заметьте, не только имена!), используемые в качестве собственных имен мужа и всех старших родственников по мужу. Если у уважаемых пожилых родственников по мужу встречались имена со значением «топор» или «красный», женщина не должна была произносить их ни в коем случае, даже если речь шла о самом топоре как предмете хозяйственного обихода или о красном платье. Для этого приходилось изобретать синонимы, например колун или секира. Забавно получалось, когда среди родственников встречались люди, поименованные по числительным. Тогда вместо «шесть» говорили «больше пяти».
У абхазов, наоборот, муж не имел права называть настоящее имя жены или обращаться к ней по имени. Но тут по крайней мере ситуация вполне понятная для русского человека: нет ничего страшного и странного в том, что муж называет жену солнышком, рыбкой или зайчиком. А выражение, которое русский муж иногда использует, говоря о своей жене, – «моя благоверная», заставляет подумать о том, а не было ли подобного запрета и в русских семьях?
Довольно широко распространен запрет сообщать свое имя в ответ на прямой вопрос. То есть, спросив: «Как тебя зовут?», вы поступите чрезвычайно невежливо в разных местах земного шара, как в Азии, так и в Африке, Америке и Австралии. В лучшем случае вам могут вежливо ответить: «У меня нет имени». Человек может даже попросить какого-нибудь знакомого назвать вам его имя, но сам не назовет.
ПРИМЕЧАНИЕ
Два английских джентльмена провели три года на необитаемом острове, не разговаривая друг с другом, потому что не нашлось третьего, который представил бы их друг другу, а разговаривать с незнакомцами неприлично.
Это анекдот, конечно. Тем не менее ситуация отражена верно. Даже просвещенные европейцы предпочитали узнавать имя нового знакомого от третьих лиц. (Вспомните, при знакомстве Шерлока Холмса и доктора Ватсона понадобилось присутствие их общего приятеля.) Если ситуация была не так благоприятна, запасались некоторым количеством рекомендательных писем. И только если другого выхода уже не оставалось, человек представлялся сам. Называл свое имя и ожидал ответной любезности от собеседника.
В наш век понятия о приличиях другие, но и сейчас порой мы предпочитаем узнать имя-отчество человека у кого-нибудь постороннего, а не спрашивать его прямо в лоб.
Древнее табу все еще сидит где-то в самых недрах наших понятий о нормах поведения. Поэтому, слыша расхожий вопрос: «Девушка, как вас зовут?», первым делом мы подсознательно чувствуем тревогу (кто-то неизвестный неизвестно зачем пытается узнать мое имя), и тревога эта особенно велика, если вопрос не предварялся сообщением: «Я – Федя». Впрочем, даже если мы узнали, что собеседника зовут Федя, это вряд ли успокаивает, ведь никто из знакомых не может разъяснить, что это за человек, и приходится полагаться лишь на то, что он сам о себе расскажет.
Вполне логичным представляется следующий защитный прием, который порой практикуют юные девицы, не ведая о том, что ничто не ново под луной и прием этот существует уже не одно тысячелетие. «Меня зовут Маша», – говорит нахальному, но в общем не противному на вид Феде девушка, хотя на самом деле ее зовут Катя. «Меня зовут Стройный Бамбук», – сообщает какой-нибудь туземец назойливому европейскому этнографу, хотя все племя знает его как Неповоротливое Бревно.
А ведь можно заранее, еще при рождении ребенка, подобрать настоящее, тайное, известное только родителям имя – и еще одно, для повседневного пользования. И можете сколько угодно творить теперь заклинания над восковой куколкой – вы нарекли ее не истинным именем, и, значит, весь запас вашего чародейства пройдет мимо цели.
«Никто не знает Настоящего Имени человека, кроме него самого и того, кто дал ему это Имя. Конечно, иногда он может открыть его брату, жене или другу, но и они никогда не должны пользоваться им, если их могут подслушать посторонние. В присутствии других они обязаны называть человека его обычным именем или прозвищем. Знающий Имя человека держит его жизнь в своих руках», – пишет Урсула Ле Гуин в книге «Волшебник Земноморья». Действие романа происходит не в нашем мире, однако достаточно хорошо иллюстрирует земные обычаи.