– Чарлин хорошенькая?
– Я думаю, что да. Она родила Эрвину десятерых детей, а значит, угодила ему.
Хоуп была не согласна с такой шкалой женского успеха у мужчин, но понимала, что Фейт нужно время, чтобы понять и приспособиться.
– Он проводил с Айлой Джейн и Чарлин много времени?
– Мало, и со своими детьми тоже. Когда он переселил меня в тот старый дом на Фронт-стрит…
– Только не говори, что в тот желтый и огромный, – перебила ее Хоуп. – Мы считали, что в нем водятся привидения, помнишь? Мы подзадоривали друг друга нажать на звонок и потом сломя голову убегали прочь.
– В то время в доме жили Андерсоны, и мать сестры Андерсон, леди Берд, часами сидела на чердаке в кресле-качалке.
– Мне казалось, она умерла.
– О да, а ее сын был отлучен от церкви за кражу с продуктового склада. Таким образом Эрвин и получил этот дом.
– И вы там жили?
– Последние несколько месяцев. Когда он поселил меня с Айлой Джейн, я поняла, что он списал меня со счетов.
Хоуп стала рыться в застекленном буфете в поисках двух кружек.
– И ты считаешь, что это из-за ребенка? Ты говорила о том, что твоя беременность сделала тебя для него «непривлекательной».
– Он утверждает, что хочет дать мне немного покоя, поскольку беременность может доставлять неудобства. Это не в стиле Эрвина. Я знаю, что он просто мной не интересуется.
– Ты это серьезно?
– Наверное, сейчас он просто отвлекся на свадьбу с Рэйчел. – Фейт опустилась на табурет у кухонного стола.
Миллион резких слов об Эрвине уже готов был сорваться с губ Хоуп, но она не озвучила ни одного. Поставив чашки на стол, сказала:
– Я подумала, что нам с тобой не помешает выпить по чашечке горячего какао, перед тем как идти спать.
Фейт покачала головой:
– Я не хочу, спасибо. Я слишком устала. И единственное, чего я хочу, – это лечь в постель.
Хоуп убрала чашки, втайне благодарная сестре за отказ. Она сама едва не падала от усталости.
– Твоя комната в конце холла, – сказала она и пошла по дому, включая везде свет. Ее сандалии громко щелкали по полу. Остановившись в первой комнате справа, что была расцвечена розовым и желтым оттенками и украшена баттенбургским ленточным кружевом, она поманила Фейт внутрь.
– Красиво, – сказала Фейт, остановившись у изножья кровати и оглядывая комнату.
– Располагайся, а я пока найду тебе ночную рубашку и зубную щетку, – сказала Хоуп от двери. – Завтра мы пройдемся по магазинам и купим тебе одежду и туалетные принадлежности.
– Разве тебе не надо идти на работу?
– Не раньше вечера. Я ведь медсестра, и мои часы работы варьируются. Завтра у меня ночная смена.
Сестра затеребила юбку, и Хоуп вспомнила, что мать часто так делала, когда нервничала.
– Фейт, я знаю, что тебе сейчас все кажется странным, – сказала Хоуп. – Но тебе здесь будет хорошо, я обещаю. Завтра мы купим тебе все, что нужно.
– А это не будет слишком дорого?
– Слишком не будет. У меня есть деньги.
Фейт, кажется, все еще чувствовала себя неловко, и Хоуп попыталась уверенной улыбкой развеять ее чувство незащищенности:
– Тебе не о чем волноваться.
– Хорошо. – Она стала разбирать постель.
Хоуп пошла к себе в спальню за обещанными вещами, но сестра крикнула ей в спину:
– Хоуп?
– Да?
– А что, если я тебе надоем? Или у нас кончатся деньги, или… еще что-нибудь?
У Хоуп сжалось сердце. Как же ярко она помнит, каково это, когда кажется, что земля в любой момент может уйти из-под ног. Она до сих пор старалась защититься от этого. Вот почему она так много сделала, чтобы этот дом стал ее домом. Только здесь она могла чувствовать себя в полной безопасности.
– Ты можешь мне надоесть, а я могу надоесть тебе. Но это не изменит того, что мы – сестры, Фейт. Этот дом всегда будет открыт для тебя. Мы обе постараемся жить так, чтобы не мешать, а помогать друг другу.
– Но почему, Хоуп? – внезапно спросила Фейт. – Прошло одиннадцать лет. Почему ты так много думаешь обо мне, если у тебя есть все это?
Все это. По стандартам обычных людей дом Хоуп не был каким-то особенным. Но Фейт видела в своей жизни только переполненные трейлеры, дуплексы[10] и старые дома с плохим водопроводом. И везде были бегающие дети, подержанная одежда и старая мебель.
– Я знаю, что тебе это покажется сумасшествием, поскольку ты считаешь, что, уехав из Супериора, ты отказываешься от Бога. Но я верю, что именно Он по какой-то причине дал мне возможность помочь тебе. Я хочу, чтобы ты жила здесь со мной. И не только ты, но и Черити и остальные, если они захотят приехать.
Фейт улыбнулась, а Хоуп, поддавшись импульсу, вернулась к ней и обняла сестру.
– Как же хорошо снова обнимать тебя, – сказала она. – Какое бы будущее нас ни ждало, мы пройдем через него вместе.
– Вряд ли это будет легко, – произнесла Фейт, судорожно вцепляясь в нее.
– Да, вряд ли, – согласилась Хоуп. – Легко не будет. Но это того стоит.
Глава 4
Хоуп проснулась оттого, что кто-то ходил по дому. В первый момент это ее испугало, но потом она вспомнила, что теперь с ней живет сестра.
В ней забурлила радость и еще что-то трудноопределимое – не то чтобы опасение, но нехорошее предчувствие. Хоуп не хотелось вспоминать то, что она чувствовала одиннадцать лет назад, не хотелось снова переживать одиночество, страх и напряженную борьбу с проблемами. Даже опосредованно. Но счастье сестры стоило таких жертв. Хоуп пугали не столько предстоящие трудности, а то, что Фейт в любой момент может сдаться и вернуться в Супериор.
– Фейт? – позвала она.
Под ногами сестры заскрипел пол, и она показалась на пороге спальни. Она была уже полностью одета, умыта и причесана, а было всего – Хоуп глянула на часы у своей кровати – половина восьмого утра.
– Тебе так хочется пройтись по магазинам? – поддразнила она Фейт. – А они, между прочим, раньше десяти не открываются.
– Я просто… Я привыкла вставать рано. У меня обычно много работы, особенно сейчас, когда можно сажать семена. Ты бы видела, что мы с Айлой Джейн приготовили для нашего сада! Мы вырастим помидоры, кабачки, кукурузу – все, что только захотим. Можем даже посадить тыквы для Дня благодарения. – Внезапно она осознала, что именно говорит, и тихо закончила: – Ну, мы собирались все это сделать.
Хоуп заставила себя принять сидячее положение и жестом позвала Фейт сесть рядом.
– Позади дома есть большой сад, – сказала она. – Я выращиваю там множество цветов, а некоторые даже заказываю из Дании.
– Правда? А зачем кому-то привозить цветы из такой дали?
– Это георгины, и они очень красивые. Подожди, пока не посмотришь на них. Кроме того, я выращиваю овощи. Может, тебе даже захочется помочь мне с ними в этом году.
При упоминании знакомой работы лицо сестры осветилось улыбкой. Она, наверное, думала, чем же ей теперь заниматься – когда у нее на попечении нет армии детишек. В общине было обычным делом, что одна из жен несет ответственность за всех детей своего мужа, а не только за своих. Женщины иногда компенсировали нехватку внимания мужа дружбой между собой – но не каждый дом мог похвастаться такими мирными отношениями. Между женами постоянно вспыхивали драки, они разбивались на враждующие группы или просто неприязненно относились к детям определенных матерей. Но в маленьком доме Хоуп одной только тишины, наверное, было достаточно, чтобы Фейт ощутила себя оторванной от всего мира.
– Я… я думала, что почитаю Священное Писание, – робко сказала Фейт. – Но свое я, естественно, не захватила, а… у тебя тоже его не видно.
Священное Писание. Хоуп с трудом удержалась, чтобы не сморщить нос. Перед тем как поехать за Фейт, она специально избавилась от всего, что напоминало ей о прошлом. Были времена, когда ей хотелось с приязнью относиться к остальному миру христианства – хотя бы к большей его части – и по-хорошему относиться к религии, но за одиннадцать лет она ни разу не была на проповеди. От одной мысли, что надо будет войти в церковь, любую церковь, ей начинало казаться, что она задыхается. Если она когда-нибудь и выйдет замуж, то только в Лас-Вегасе.
– Я уверена, какое-нибудь у меня найдется. Я найду и отдам его тебе. И ты сможешь читать его, когда захочешь, – сказала она, зная, что бесполезно объяснять сестре свое отвращение ко всему, что касается религии. Фейт просто испугается, что она одержима бесами, как утверждал отец. Хоуп и сама не понимала, почему начинает так нервничать, когда сталкивается с Библией, церковью, священником или даже чересчур активным прихожанином. Далеко не все ее воспоминания о церкви были плохими. Однажды в детстве мать взяла ее вместе с сестрами в Солт-Лейк, и там Хоуп впервые столкнулась с нищим. Он был слепой и уродливый, да к тому же отвратительно грязный и худой, как скелет. Мимо них быстро прошла женщина на высоких каблуках и в строгом черном костюме. Она поцокала языком и пробормотала что-то насчет его жалкого вида. Но мать Хоуп остановилась и отдала ему последние деньги. Хоуп спросила, почему она это сделала, и мать ей ответила: «Иисус любит его, и мы тоже должны». – «Но он же такой жалкий», – сказала тогда Хоуп, чувствуя себя не по годам взрослой и подражая той, более умудренной женщине. Мать мягко улыбнулась и взяла ее за подбородок: «Только внешне, моя маленькая Хоуп. А Иисусу нет дела до его внешности».
Хоуп тогда почувствовала себя смиренной и одновременно любимой. Если Иисус может любить нищего, то конечно же Он сможет полюбить и маленькую девочку с распущенными темными волосами и ободранными коленками, которой часто моют рот с мылом за то, что она выходит из себя и говорит второй жене отца то, что не должна говорить. Но даже эти теплые воспоминания не смогли вернуть ее в лоно церкви. Отец и святые братья отравили эту часть ее души, когда она была подростком, а они все сильнее и сильнее старались ее контролировать. А может, она потеряла веру, когда отдала своего ребенка. В тот момент она ощутила, как свет, который она пыталась удержать в своей душе, замигал и навсегда погас.
– Что бы ты хотела на завтрак? – спросила Хоуп. Она встала с постели и пошла к шкафу за халатом.
Она так надеялась выспаться после вчерашнего дня, вымотавшего ей душу. Особенно потому, что сегодня вечером ей выходить на работу. Но она не могла оставить Фейт одну.
– Окажи мне одну услугу, – сказала Фейт.
– Конечно, что угодно. Какую именно услугу?
– Перестань обращаться со мной как с гостьей, ладно?
Хоуп удивленно моргнула и посмотрела на нее:
– Я и не обращаюсь. Я просто…
– Я знаю и ценю это, – ответила Фейт. – Но я не смогу справиться, если не почувствую, что сама могу нести свою ношу. Ну, или, по крайней мере, не стану вносить полезный для тебя вклад.
– Ты что, шутишь? Ты будешь работать, не… – Хоуп собиралась сказать «не жалея задницы». Она достаточно прожила в обществе язычников, чтобы употреблять их самые популярные выражения и образчики речи. Но сестра-то не жила и будет шокирована даже такой небольшой вульгарностью. Поэтому она закончила предложение иначе: – Не жалея пальцев. У нас в саду, про который я говорила.
– Это замечательно, – сказала Фейт, по-прежнему оставаясь совершенно серьезной. – Именно это мне и нужно. Именно этого мне и хочется.
– Здорово. – Хоуп улыбнулась шире, чем это соответствовало ее настроению. Похоже, все будет труднее, чем ей казалось. Пока они с Фейт заново не познакомятся и не научатся жить вместе, не мешая друг другу, будет много неловких ситуаций. – Тогда почему бы тебе не приготовить завтрак, пока я схожу в душ?
– Хорошо.
– Я хочу яичницу-глазунью из двух яиц и тосты. На кухне все есть. Просто пошуруй там, и ты найдешь все, что нужно. А если не получится, покричи меня.
– Я справлюсь.
Хоуп продолжала улыбаться, пока сестра не скрылась в холле. Потом она резко опустила плечи и медленно села на кровать. Что они такое творят? Они с Фейт идут совершенно разными жизненными путями. Они оказались такими разными, что теперь Хоуп уже не была уверена, что они вообще когда-нибудь найдут точки соприкосновения. Что, если увести Фейт из Супериора было ошибкой, о которой они обе потом пожалеют?
«Я бы так и не узнала, смогу ли помочь Фейт, если бы не попробовала», – подумала наконец Хоуп. Надо просто решать проблемы по одной в день, не больше. И на сегодняшний у них назначена покупка одежды.
Очень глубоко вздохнув, Хоуп встала и направилась в душ.
– Ну что, нравится тебе что-нибудь? – спросила Хоуп, собираясь забрать стопку одежды, которую Фейт несколько минут назад принесла в примерочную.
Фейт прикусила губу, разглядывая джинсы для беременных, футболки и джемпера, которые Хоуп отобрала для нее.
– Нет, ничего.
– Но почему? – спросила Хоуп. – Неужели ничего не подошло?
В примерочную неясным бормотанием доносились голоса других покупателей. К тому времени, как Хоуп показала Фейт дом и сад, научила пользоваться микроволновкой, посудомоечной, стиральной и сушильной машинами, дело уже шло к полудню. И в молле был самый пик посетителей.
– Нет, все подходит, – сказала Фейт. – Просто я… ну, я подумала, что лучше сама себе что-нибудь сошью.
Хоуп чуть не застонала. Хватит уже неряшливых платьев, по которым сразу можно было узнать ее принадлежность к общине.
– Фейт, а что тебе не нравится в этой одежде? Она удобная, практичная и…
– Она слишком… элегантная, – ответила Фейт. – Я не хочу быть тщеславной, Хоуп. Это неправильно.
Она говорила шепотом, потому что рядом топталась продавщица – и не потому, что хотела им помочь. С того момента, как они вошли в магазин, эта женщина смотрела на них со смесью презрения и любопытства. Так смотрят на что-то одновременно очаровательное и неприятное, например на опарышей в мясе. Без сомнения, их выдавала внешность Фейт. Меньше чем в часе езды, на границе Юты и Аризоны находилась большая община многоженцев – в городах Колорадо-Сити и Хиллсдейл. Жители Сент-Джорджа часто видели людей из общины, тем более что некоторые жили прямо в этом городе. Женщин было отличить проще, поскольку они носили длинные старомодные платья, из-под которых виднелись панталоны, а обуты были в потрепанные теннисные туфли.
Но дружеское отношение не всегда означало, что их будут считать своими.
– Немного элегантности еще никому не вредило, – настойчиво сказала Хоуп и с вызовом посмотрела на продавщицу.
Та скрестила на груди руки, словно показывая, что имеет право на них таращиться.
– Может, нам стоит пойти в другое место? – сказала Фейт.
Но гордость и желание защитить сестру не позволили Хоуп просто повернуться и уйти. Она достаточно долго жила вдали от Супериора, чтобы понимать эту женщину – до определенной степени, – но подобная грубость была непростительна.
– Нет, мы имеем столько же прав здесь находиться, что и другие. Посмотри еще что-нибудь.
– Не хочу. Мне нужно только немного ткани и…
– Мы купим тебе ткань, и ты сможешь сшить столько платьев, сколько захочешь. Просто выбери, что тебе нравится, и не волнуйся о том, чему тебя учила церковь.
Фейт хмуро покопалась в стопке одежды и вытащила простенькие джинсы для беременных. Потом она схватила лежащий сверху топик, который напоминал одежду, которую носят старушки – причем старушки без малейшего вкуса.
– Я же сказала тебе выбрать то, что тебе нравится, и не переживать по поводу церкви, – раздраженно сказала Хоуп и выбрала для нее хлопчатобумажный джемпер и голубую блузку с коротким рукавом. – Как тебе это?
Фейт пожала плечами:
– Нормально.
Хоуп встала, сложила остальную одежду на свой стул и унесла выбранную к кассе. Продавщица прохаживалась поблизости.
– Это все? – спросила она ничего не выражающим тоном.
– На данный момент да, – ответила Хоуп.
Женщина стала считывать с покупок штрихкоды, но потом остановилась и глянула на Фейт.
– Отвратительно, – пробормотала она.
– Простите? – С Хоуп было достаточно. – Вы что-то сказали? Или просто подтверждаете, что мое изначальное предположение о вашем уме близко к правде?