– О чем ты, я не пойму? – пожала плечами Оливия.
– Ты и слова не сказала за весь вечер.
Оливия вздохнула и положила руку ему на плечо. Этот день был памятным для Джека – ровно девять месяцев назад он вошел в зал заседаний Оливии. В поиске новой темы для местной газеты он отправился на заседание суда по разводам. Джек по собственному опыту знал, что последует далее, и стал ждать. Но Оливия удивила его. Молодая пара – Ян и Сесилия – стояла перед ней вместе со своими адвокатами. Очередной развод, два человека с разбитым сердцем. Им было очень больно, Джек видел это и задавался вопросом, заметил ли их состояние кто-нибудь еще. Он полагал, что все вовлеченные в судебный процесс слепы к чувствам людей, чья жизнь потерпела крах.
Рэндаллы потеряли новорожденную дочь, вспомнил Джек. Они просили Оливию аннулировать их добрачный контракт, чтобы подать на развод. Однако Оливия отклонила просьбу и, по существу, удержала их от развода. Колонка Джека в те выходные воздала Оливии должное за храбрость.
Оливия не оценила нежелательное внимание, но все равно простила Джека. И спустя месяцы он узнал Оливию Локхарт. Они стали близки, и он начал надеяться, что у их отношений есть будущее.
– Так ты скажешь мне? – спросил он, размышляя, не придал ли он ее молчанию большее, чем требовалось, значение.
Этим вечером и у него был повод тревожиться, но пока Джек не решился на откровенность.
– Я беспокоюсь за Джастин, – спустя минуту ответила Оливия.
– Что с ней?
Насколько Джек знал, дочь Оливии была влюблена в своего мужа-рыбака.
– В прошлую пятницу она обедала с Уорреном Сагетом.
– С Уорреном?
Джек никогда не понимал, что дочь Оливии нашла в земельном застройщике. Теперь, когда Джастин вышла замуж за Сета, он надеялся, что Уоррен быстро найдет ей замену.
– Ты слышала об этом, или Джастин сама рассказала?
– Я слышала, – проговорила Оливия и прикусила нижнюю губу. – Джастин не слишком откровенничает со мной. – Она обеспокоенно посмотрела на Джека. – Думаю… она сожалеет, что вышла замуж за Сета.
Это было серьезно. Джек сел ровнее и нахмурился, пытаясь придумать что-нибудь убедительное. Но и его самого нельзя было назвать экспертом в отношениях между родителями и детьми. Его связь с собственным сыном была зыбка, и тому имелась веская причина. В детстве Эрик переболел лейкемией, а Джек из-за переживаний пристрастился к алкоголю и на годы отстранился от жены и сына.
После развода родителей Эрик не захотел иметь ничего общего с отцом. Джек не мог винить мальчика, но очень из-за этого переживал. Теперь, спустя семь лет, благодаря поддержке Оливии Джек восстановил отношения с сыном.
У Оливии и ее дочери тоже было непонимание, только совершенно по другому поводу.
– А ты спроси ее, – посоветовал Джек. – Она, вероятно, все объяснит тебе.
– Я не могу… – резко мотнула головой Оливия. – Джастин взорвется из-за моего вмешательства. Я не решусь сказать ни слова, пока она сама не поднимет эту тему. И не хочу, чтобы она знала, что я слышала о ее обеде с Уорреном, – она обвинит меня в том, что я слушаю сплетни. – Оливия спустила с дивана ноги и наклонилась вперед. – Как может быть такое – в суде я принимаю решения, которые влияют на будущее нашего общества, но не могу открыто поговорить со своей дочерью?
Точно такой же вопрос задавал себе Джек относительно своего сына. Каждую неделю он писал о важных вопросах в газете «Хроники Кедровой Бухты», не боясь открыто высказывать свое мнение. Но стоило заговорить с собственным сыном – и уверенность бесследно исчезала. Джек боялся сказать слишком много или слишком мало, боялся, что его слова прозвучат осуждающе или равнодушно.
– Сегодня звонил Эрик, – невесело проговорил Джек. – Он был расстроен, и я не знал, что посоветовать ему. Он обратился ко мне с проблемой, и я должен был суметь помочь ему.
– А что за проблема?
Оливия знала, что для Эрика обратиться к отцу было настоящим прорывом. Когда Джек не ответил, Оливия провела рукой по его спине.
– Джек?..
– Девушка, с которой живет Эрик, беременна.
– Они не предохранялись?
– Нет. Эрик не видел в этом необходимости.
– Я не понимаю, почему молодые люди не могут завести малыша, если они не предохраняются? – тихо засмеялась Оливия.
– Эрик в детстве перенес рак, а лекарства и различные процедуры сделали его стерильным. Доктора сказали нам об этом много лет назад.
– То есть выходит, что ребенок не его? – нахмурилась Оливия.
– Эрик знает, что не может иметь детей. – Джек устало потер глаза.
– О, милый…
Джек хотел посоветовать сыну что-нибудь полезное, но у него не нашлось слов ни ободрить его, ни подсказать ему правильное решение. Он повесил трубку с чувством, что в очередной раз подвел Эрика.
* * *
Галерея на Харбор-стрит была пустынна. Пользуясь передышкой, Мэрилин прошла в заднюю комнату, чтобы выпить чашечку кофе. Выходные обычно тянулись медленно, особенно осенью. В летние месяцы галерея была притягательным местом для туристов и поток посетителей не ослабевал. Мэрилин радовалась временному затишью, приходящему с осенью, и тем более потому, что скоро начнется рождественская лихорадка. К ней уже начали потихоньку готовиться.
Сегодня должен заехать Джон Бауман. Последний раз Мэрилин видела его в июне и вспоминала их встречу со смущением. Джон был замкнутым, скромным мужчиной, не склонным вести светские беседы. Она старалась расшевелить его, вовлечь в разговор, но, как оказалось, только сама болтала без умолку. Когда Джон ушел, Мэрилин хотелось ударить себя за неуместное рвение.
Она едва успела налить кофе, как в выставочном зале послышались шаги. Сделав быстрый глоток, Мэрилин отставила кружку в сторону и поспешила поприветствовать посетителя.
– Добро пожаловать, – проговорила она, и ее лицо просветлело. – Джон, я только что думала о вас.
Его фотографии долгое время были едва ли не самыми популярными из тех, что они продавали. Галерея специализировалась на различных художественных произведениях: масляная живопись и акварели, мраморные и бронзовые скульптуры, фарфоровые статуэтки и гончарные изделия. Но Джон был единственным фотографом, чьи работы выставлялись в галерее.
Его снимки были черно-белыми и цветными, снимал он и пейзажи, и детали природы, например крупный план грубого камня на пляже или причудливую кору дерева. Иногда он фокусировался на шлюпке, гонимой ветром, или на рыбацкой лачуге. Но никогда на его фотографиях не было людей. Мэрилин восхищалась тем, как хорошо он умел находить простоту в сложном пейзаже, открывать для зрителя базовые формы и линии. Она приходила в восторг от того, как Джон обнаруживал сложное в малом, в простых деталях. Он был настоящим художником, который заставлял совершенно по-другому смотреть на обычные вещи.
Именно благодаря его работам Мэрилин и знала Джона. Насколько она поняла, он был человеком немногословным, но его работы буквально кричали. Именно поэтому Мэрилин хотелось узнать Джона получше. И еще потому, что она находила его неотразимым…
Джон Бауман был высоченным и гибким, носил длинные волосы, часто забранные в хвост. Джон не был привлекательным мужчиной в общепринятом смысле – заостренные черты лица, слишком большой нос. Во всем его облике было нечто ястребиное, и одевался он обычно – в джинсы и ковбойки.
Свои работы Джон начал приносить в галерею три года назад – несколько за один раз. Но между его визитами были долгие промежутки. Мэрилин работала в галерее десять лет и была знакома с большинством художников, которые жили неподалеку. Она часто общалась с ними, но с Джоном говорила очень редко и практически всегда о деле. И Мэрилин казалось странным, что ее любимый творец противится ее попыткам завязать дружбу.
– Я принес вам фотографии, – сказал он.
– Я очень на это надеялась. Все, что вы принесли в июне, уже распродано.
Услышав новость, Джон слегка усмехнулся. Улыбки Джона были настолько же редки, как и его слова.
– Людям нравятся ваши работы.
Похвала смутила Джона. Когда покупатели просили о встрече с ним, он всегда отказывался, не объясняя причин, но Мэрилин чувствовала, что, по его мнению, интерес публики должен быть сосредоточен на работе, а не на самом художнике.
– Я принесу фотографии, – резко произнес Джон, скрываясь за дверью черного хода.
Джон вернулся с фотографиями в рамках различных размеров. Он отнес их в заднюю комнату и сложил на стол Мэрилин.
– Я могу предложить вам чашечку кофе? – спросила Мэрилин.
Она частенько предлагала ему кофе и раньше, но Джон всегда отказывался.
– Конечно.
Мэрилин была уверена, что неправильно поняла его. И сказала себе, что абсурдно чувствовать такой энтузиазм оттого, что он наконец согласился. Мэрилин налила ему чашку кофе и жестом предложила сахар и сливки, но Джон покачал головой.
Они сели на стулья напротив друг друга, глядя в свои чашки.
– Ваши работы приобретают успех, – наконец произнесла Мэрилин.
– Вы разведены? – спросил Джон, проигнорировав ее замечание.
Вопрос застал Мэрилин врасплох. Она не была мастером вести светские беседы, но этот вопрос показался ей почти грубостью. И все-таки она решила ответить Джону, а затем вернуться к теме его творчества.
– Тринадцать лет. – Она редко рассказывала о своем браке. Была молода и незрела и заплатила высокую цену за свою ошибку. После развода вернула себе девичью фамилию и решила оставить печальный опыт за спиной. – А вы?
У Джона, похоже, был свой план на этот разговор, потому как он ответил ей вопросом на вопрос:
– Но вы не часто ходите на свидания, верно?
– Нет. А вы?
– Иногда.
– Вы женаты? – спросила Мэрилин, не сомневаясь, что у Джона есть жена.
– Нет.
– Разведены? – поспешила она задать вопрос.
Джон, очевидно, не считал нужным откровенничать в обмен на ее рассказ.
– Так почему вы не ходите на свидания? – стоял он на своем.
Мэрилин пожала плечами, выбирая невербальный ответ вместо пространных объяснений.
– Неужели вас никто не приглашает? – Джон отхлебнул кофе.
– Конечно приглашают. – Мэрилин предпочитала светские вечеринки личным свиданиям наедине. – А с чего вдруг такой интерес? Вы хотите куда-нибудь пригласить меня? – храбро поинтересовалась она.
Если бы Джон сделал это, она, вероятно, поддалась бы искушению. А может, и нет. Мрачные, таинственные мужчины опасны, и она уже выучила этот урок.
– Что он сделал с вами? – продолжал давить Джон.
Мэрилин встала со стула, неуютно чувствуя себя оттого, как он уклонялся от ее вопросов, упорно задавая свои. И с каждым вопросом копал немного глубже, вторгаясь на территорию, которую она предпочитала оставлять заповедной.
– Скажите мне что-то, чего я о вас не знаю, – проговорила Мэрилин, бросая ему вызов взглядом.
– Я повар.
– Вы любите готовить?
– Нет, я шеф-повар в ресторане «У Андрэ».
Заведение было дорогим и находилось на берегу Такомы, там подавали морскую кухню.
– Я… Я не знала.
– Большинство и не знает. Но посредством этого я оплачиваю счета.
– Здесь есть кто-нибудь? – послышался из зала голос Келли.
Ее сестра не могла выбрать худшего момента для визита, и Мэрилин с сожалением взглянула в сторону выставочного зала.
– Это моя сестра.
– Я должен идти. – Джон сделал глоток кофе и отставил чашку в сторону.
– Останьтесь. – Мэрилин импульсивно протянула руку, касаясь его плеча. – Я уверена, она уйдет через минуту.
– Приходите к Андрэ, – проговорил Джон. – Я приготовлю для вас что-нибудь особенное.
Мэрилин не поняла, что Джон имел в виду – пригласил ее одну или с кем-нибудь. Но спрашивать казалось неудобно.
– Я так и сделаю, – ответила она, когда в комнату вошла Келли.
Сестра замерла на месте, и лицо ее исказилось от удивления и восторга, когда она обнаружила рядом с Мэрилин мужчину.
– Я Джон Бауман, – проговорил Джон в неловкой тишине. – И сейчас оставляю вас. Приятно было увидеться, Мэрилин.
– До свидания, – ответила Мэрилин, испытывая смесь удивления и сожаления.
А еще и предвкушение, призналась она самой себе. А такого чувства Мэрилин не испытывала много лет.
Келли наблюдала за уходящим мужчиной. И как только Джон оказался за пределами слышимости, поинтересовалась:
– Это был кто-то особенный?
– Просто один из наших художников, – ответила Мэрилин, не вдаваясь в подробности.
– Как держится мама? – спросила Келли, занимая стул, на котором совсем недавно сидел Джон.
– Лучше, чем я ожидала.
Первая встреча с адвокатом была сложной, но решимость помогла матери пройти ее.
– Папа вернется, – упорно произнесла Келли.
Мэрилин не стала спорить, хотя сама уже давно оставила надежду на то, что это случится.
– Ты ведь тоже не веришь? – с вызовом проговорила Келли.
Уже нет, Мэрилин оставила веру позади. Их отец исчез, а когда дело касалось мужчин, Мэрилин не слишком много ждала от них, даже от собственного отца.
Может ли Джон Бауман быть другим? Мэрилин решила пока не думать на эту тему.
– Папа вернется, – упрямо настаивала на своем Келли, когда Мэрилин проигнорировала ее вопрос.
– Время покажет. – Мэрилин потянулась за кофе.
Глава 3
Должно быть, она во власти какого-то безумия, решила Джастин, спускаясь по трапу маленького местного самолета в Королевской бухте на Аляске. Прошло почти две недели с тех пор, когда она получила весточку от Сета, и больше не могла ждать ни единого дня.
Джастин связалась с консервной фабрикой, куда Сет и его отец продавали рыбу и крабов, но там не смогли предоставить ей никакой информации о расписании судна. Джастин оставила измученной секретарше сообщение, хотя и не было никаких гарантий, что Сет получит его. Она попросила женщину дать знать Сету, что Джастин прибудет на этих выходных. И могла теперь только надеяться, что он знает о ее внезапном визите.
Осторожно спускаясь по трапу самолета, рассчитанного на десять человек, Джастин оглядывалась, желая увидеть Сета. Она молилась, чтобы он находился в маленьком аэро порту и ждал ее прилета. В лицо ударил пронзительный, холодный ветер. Конец сентября, а в этом ледяном ветре уже ощущались признаки приближающейся зимы.
– Вас кто-нибудь встречает, мисс? – спросил пилот, когда Джастин забирала свою небольшую сумку из тележки за пределами самолета.
– Мой муж, думаю.
Но Сета не было в аэропорту. Джастин взяла такси и доехала до города, вполуха слушая рассказ водителя о жизни на побережье Аляски. Он высадил ее возле прибрежного отеля, вывеска которого светилась лишь частично, – можно было прочитать лишь конец слова «…тель».
Комната оказалась маленькой, простой и унылой. Ковер из натуральной неокрашенной шерсти протерся в нескольких местах. На шторах и покрывалах виднелся выцветший цветочный рисунок. Вероятно, они не были красивыми даже в ту пору, когда только появились здесь. Джастин присела на край тонкого матраса, чувствуя душевное опустошение. Приезд сюда был сумасшествием – признаком отчаяния, в котором она пребывала. Теперь, оказавшись здесь, Джастин вынуждена была признать: приезд на Аляску был напрасной потерей времени.
Всего несколько недель назад ее брак казался идеальным и правильным, но теперь Джастин одолевали сомнения. Она не могла поверить, что действительно вышла замуж за Сета. Джастин сделала глубокий вздох. Все просто – ей лишь надо знать, что Сет любит ее. Но она слишком редко получала от него весточки, поэтому и стала думать, что ни о какой любви речи не идет. Или же любовь Сета была всего лишь спонтанной страстью, желанием, которое он удовлетворил.
Джастин могла бы провести все выходные в комнате отеля, жалея себя, но она предпочла попытаться узнать, где находится ее муж. Решив отыскать Сета, Джастин натянула на себя самую теплую одежду и спросила у Бетти, женщины за стойкой регистрации, как добраться до рыбной фабрики. Оказалось, что от отеля до пристани недалеко. Направляясь к воде, Джастин глубже засунула руки в карманы, а ветер тем временем яростно трепал ее волосы. У пирса было пришвартовано много лодок – все говорило о том, что рыболовецкий сезон подходит к концу.