И она везде успевала! Сейчас она мчалась по беговой дорожке, словно молодая брыкливая кобылица, буйно размахивая коленками и раздувая ноздри. Тренажер мигал красным, призывая сбавить темп и вернуться в необходимый диапазон сокращений сердечной мышцы, но как же! Если Виолетта бежала, то она летела по весь опор. Лиза смотрела, как пропитывается потом ее серая футболка, и думала, что после такой разминочки проще лечь и тихо умереть. И больше не мучиться. Но Виолетта, безусловно, так не думала.
Оставив беговую дорожку, мадам орангутангом повисла на перекладине, растягивая позвоночник.
– Лиза, ну что ты стоишь столбом? Я же тебе сказала – возьми с собой костюм! Почему ты не взяла? Сейчас бы повисели вместе, побегали, попрыгали.
– Спасибо. Я уже сделала зарядку, – торопливо отказалась Лиза. – Пока вы висите, посмотрите образцы светильников на кухню…
Виолетта Марковна не первый раз обращалась в «Артиссимо». Упав в два часа ночи (для нее это был еще вечер) на роскошный диван в одной из своих лачужек, Виолетта задумчиво смотрела на какую-нибудь гравюру, шкаф, стол, бра и говорила себе: «Так не годится. Застой. Пора менять интерьер». И начиналось светопреставление. Бригада безумных строителей крушила в санузле мрамор по двести долларов за метр, рвала в клочья шелковое покрытие стен, вгрызалась в натуральный, рассчитанный на десятилетия службы, паркет.
Лиза не понимала, как так можно. Зачем? Какой смысл? В настоящее время она заканчивала работы в квартире, которую всего пару лет назад оформляла для Виолетты Лайма Лиутас. Лайма постаралась – апартаменты ослепляли. Интерьер квартиры, отданной на растерзание строителям-вивисекторам, был знаком Лизе до мелочей: она видела эскизы Лаймы и знала, сколько труда вложено в пышную отделку.
Но Виолетта жаждала нового, ее энергия била ключом, и все вокруг нее должно было фонтанировать, искриться, пульсировать, постоянно меняться. Ненасытность Виолетты подпитывалась ее огромными возможностями. Ей просто некуда было девать деньги.
«Что поделаешь, девочки, – успокаивал несчастную Лайму владелец «Артиссимо» Апогей Павлович. – Воля клиента – закон». Лиза представляла: а вдруг через год капризной Виолетте вновь захочется новизны, и тогда уже Лизино творение, квартира, оформленная по ее дизайн-проекту, пойдет под снос. У нее заранее сжималось сердце от обиды. Но сама работа доставляла бездну удовольствия. Виолетта была щедра, не прижимиста и восприимчива к свежим идеям: она охотно финансировала все творческие эскапады Елизаветы.
– А что с кафелем в ванной? – вспомнила Виолетта, уже оседлавшая велосипед.
– Я сделала шесть эскизов.
Лиза достала из портфеля красочные листы – распечатки многоцветного принтера. В старые времена ей пришлось бы попотеть с красками и рейсфедером. Теперь компьютер брал на себя 95 процентов технической работы. Нужно было лишь вырабатывать идеи.
– Мне нравится это, – ткнула пальцем Виолетта.
– Точно?
– Точно.
– Нет, вы уверены?
– Елизавета! Ты ведь знаешь: если я говорю «да» – значит, «да». Если я говорю «нет» – это значит «нет».
– Отлично! – обрадовалась Лиза и быстро убрала одобренный эскиз ванной комнаты. Наконец-то с этим было покончено.
– А ты сегодня в прелестном настроении, Лиза. Я заметила. Ты сияешь.
– Да!
– Похоже, ты влюбилась.
– О нет! Что вы! – покраснела Лиза.
– Влюбилась! Лиза! Мне сорок два, и я кое-что понимаю в жизни. У тебя сверкают глаза. И ты в тумане, как ежик. Принесла мне каталог светильников от фирмы «Каприччио». А я ведь тебе говорила, что я у них ржавого гвоздя не возьму, не то что торшер за восемьсот баксов!
Лиза стала такого же цвета, как свежая кругленькая свеколка, приготовленная к отправке в борщ.
– Извините, – пролепетала она. – Я перепутала каталоги. Я прекрасно помню, что директор «Каприччио» чем-то вам насолил три года назад.
– И снова ошибка, Лиза! Не он мне насолил, а я ему. И довольно крупно. И поэтому не желаю иметь с ним никакого дела. Во-первых, не люблю лохов, во-вторых, зачем мне угрызения совести. Нет, признайся, ты влюбилась?
– Это невозможно, – отрицательно покачала головой Лиза. – Я видела его всего раз.
– Вполне достаточно, чтобы потерять голову и подсунуть мне не тот каталог.
– Простите…
«Но я ведь не влюбилась, – размышляла Лиза, мчась на белой «тойоте» по улицам, уже наполненным автомобилями в преддверии утреннего часа пик. – Невозможно так быстро влюбиться. Я просто обратила на него внимание. Он остался в моей памяти. И мне приятно о нем думать. Он яркий, лимонно-желтый…» Справа посигналили. Лиза скосила глаза в сторону, увидела знакомого и помахала ему рукой. Что подумал бы Валдаев, узнав, что его назвали лимонно-желтым? Разве я канарейка, закричал бы он гневно. Да, наверное, именно так он и закричал бы. Но это было только начало цветовой идентификации, начатой Лизой. Она прислушивалась к своим ощущениям. «От него веяло теплом, – думала Лиза, – как от пейзажа Гейнсборо, кирпично-красного, огненно-оранжевого, песочного. Но красный – не только тепло. Это напряжение, тревога. Нет, рядом с ним мне не было тревожно. Мне было хорошо. И голос у него теплый – солнечный, пшеничный. Но когда он улыбался – промелькнуло что-то изумрудное. Как же так? Оранжевое и изумрудное? Несовместимо! Говорит ли это о противоречивости, парадоксальности его натуры? Да, возможно. Но в принципе откуда мне знать? Я ничего не знаю, только чувствую. Что он хороший. Славный. Хотел сделать маме комплимент. Что бы он ей сказал? О, он нашел бы слова. Думаю, язык у него подвешен. И все остальное в нем тоже очень гармонично. Какие красивые руки, мышцы… Мне нравится. И он полная противоположность мне – большой, сильный… Да, так и должно быть. А губы. У него чрезвычайно соблазнительные губы…»
Влюбиться? Для двадцатитрехлетней девушки это не проблема.
Весть о сокрушительном Ларисином Ватерлоо проникла в московское представительство «Де Грос». Ей сочувствовали, но с легким оттенком удивленной снисходительности: «Чем же ты думала, дорогуша!» Поль Деманже побил все рекорды сострадательности – он принес в клюве успокоительное для подопечной. На столе перед изможденной Ларисой появился крошечный пакетик с чем-то белым.
– От сердца оторвал, – признался Поль. – Вернее, от носа. Нет сил смотреть на тебя, Lariss.
Поль беспардонно взобрался на стол перед сотрудницей, придавив задом документы. Любимые очки с лиловыми линзами, поднятые наверх, топорщили короткие темные волосы.
– Давай, пробуй. Поможет.
– Ни за что! – рявкнула переводчица. – Мне только твоей гадости не хватало для комплекта! Для полного, стопроцентного счастья. Я не хочу стать наркоманкой!
Поль захохотал.
– С этого ты наркоманкой не станешь. Разве я наркоман?
Лариса пригляделась к шефу.
– Ну… Начинающий.
– Oui. Угу. И в этом разряде я последние восемь лет. Хотел помочь, mais…
– Убери.
– Non? O’key! – Деманже спрятал пакетик в карман кожаного пиджака. – Так, этого ты не хочешь. Что ж, давай переспим…
Жизнелюбивый француз справедливо считал секс отличным средством для поднятия духа. Из четырех типов мужчин – оправданно уверенных в собственных силах, неоправданно уверенных, оправданно неуверенных (импотенты) и неоправданно неуверенных – Поль принадлежал к типу А. Он умел доставить женщине удовольствие и прекрасно об этом знал. И теперь, искренний и самоотверженный, предлагал себя Ларисе в качестве эффективного антидепрессанта. Но переводчица в ответ замотала головой и промычала нечто экспрессивно-невразумительное.
– Не хочешь? – изумился Поль. – Тогда… Тогда у меня еще идея! У нас болтаются деньги на счете – остатки. Давай я пристрою тебя в платную клинику. По… По… – босс задумался, вспоминая русское выражение, – по блату! Есть знакомства.
– В какую? – ужаснулась Лариса. – В психиатрическую?
– Ага. Ну, почти. Для нервных madames… Для нервных жен бизнесменов. Где-то в Подмосковье. А что? Тебе ведь негде жить. Ты куда съехала со своей la chambre?
– К подруге.
– Ну вот. Временно разгрузишь подругу. Ты наверняка у нее уже все промочила. Слезами. Давай. Оплатим тебе пару неделек. Поправишь здоровье. Поговоришь с психологом.
– С психологом? – заторможенно повторила переводчица.
– Ага.
– Но я должна что-то делать! Искать! Что-то предпринимать! Какие-то шаги!
– Как ты себе это представляешь? – пожал плечами Поль.
– В милиции сделали фоторобот. – Лариса протянула боссу черно-белый компьютерный рисунок.
– О, – удивился Поль, – симпатичный паренек. Понимаю тебя, Lariss. Но все же – давай в клинику. Отдохнешь месячишко. Тебе надо подлечить нервы.
– Нет! Я буду его искать! Я должна, должна что-то делать!
Поль скорчил рожу.
– Ты уже все для себя сделала. Вручила очаровательному мерзавцу денежки в праздничной упаковке. О! Нет, нет, не надо! Прости! Я не хотел…
Целых десять минут сотрудники «Де Грос» наблюдали трогательную картину: Лариса Бояринова горько рыдала в объятиях Поля Деманже, уткнувшись мокрым носом в грудь начальника. Босс нежно гладил переводчицу по мягкой спине и сопровождал поглаживания задушевными успокоительными потоками французской речи.
Глава 8
Разница в возрасте и профессиональная конкуренция не мешали дизайнерам «Артиссимо» Лизе и Лайме поддерживать нежные девичьи отношения. Просто удивительно, насколько бывают милы друг с другом две девушки (традиционной ориентации).
Хотя… Конечно, Лиза была моложе и, по всеобщему признанию, талантливее. Это, естественно, отражалось на испытываемых Лаймой чувствах – она слегка завидовала. Или даже не слегка. Любая неточность подруги, или конфликт с обрабатываемым заказчиком, или даже сломанный Лизой ноготь – все отзывалось в Лайме сладким эхом. Часто она пристально рассматривала Лизу, когда та сидела перед компьютером или корпела над листом ватмана, словно пытаясь понять: что же в ней особенного? Иногда замечания Лаймы сочились приторным ядом. Нет, она была достаточно умна и маскировала проблески зависти тоном легкого покровительства. Ей оставалось успокаивать себя мыслью, что в свои тридцать она гораздо интереснее и эффектнее простушки Елизаветы. Непонятно, почему все так и липнут к этой девчонке?
Лиза была искреннее. Если бы в ее сердце закралась зависть, она тут же заклеймила бы себя позором. Поэтому она была открыта, естественна и полна восхищения Лаймиными дизайнерскими удачами, когда те – изредка – случались с доброй подругой.
– Что Виолетта? Лютует? – между прочим осведомилась Лайма. Она живо тарабанила по клавиатуре, работая с напряженным усердием, хорошо различимым со стороны (на случай появления начальства).
И Лиза тоже пялилась в монитор, однако откровенно бездельничала. Она гоняла по экрану маленьких человечков – зеленых и таких же безумно трудолюбивых, как Лайма. Сейчас человечки строили мост, но у них не хватало стройматериалов, и они горохом сыпались в реку. Лизе приходилось в десятый раз начинать уровень. Она немного сердилась и нервничала. Ей было стыдно тратить время на игры. Но заниматься работой не хотелось – мысли бродили далеко, преимущественно в районе ресторана «Герр Тайлер». Где произошла судьбоносная встреча с обаятельным бильярдистом.
Лиза вновь и вновь прокручивала в голове сцену знакомства. Убегая из ресторана, она почему-то не сомневалась, что они вскоре встретятся вновь – что-то проскользнуло между ними теплое, значительное, необычное. Искра, всплеск чувства. И Лиза ждала, что Александр вот-вот появится на горизонте и начнет планомерно ее завоевывать. С небрежностью дамы, уверенной в собственной неотразимости, она оставила потенциальному воздыхателю заботы по выяснению личности и номера телефона. Их город не принадлежал к числу миллионников, в нем трудно было затеряться. Достаточно было спросить у «тайлеровского» официанта, не знает ли, откуда эта ослепительно красивая девушка, не постоянная ли она клиентка. Тот сразу ответил бы – из конторы напротив. Из «Артиссимо». Но прошло уже более двадцати семи часов, а бильярдист пока так и не объявился…
– Виолетта? Мы с ней почти закончили. Осталась мелочь, нюансы, – откликнулась Лиза на вопрос Лаймы.
– Нюансы и делают стиль, – наставительно молвила старшая подруга.
– Ты права, – с готовностью согласилась Лиза. – Но, как бы там ни было, наше с Виолеттой сотрудничество близится к завершению.
Лайма саркастически усмехнулась. Ей было обидно, что, повторно обратившись в «Артиссимо», предпринимательница не захотела вновь воспользоваться услугами Лаймы. Словно ее не удовлетворил их прошлый творческий союз. Виолетта просто пренебрегла ею!
– Надеюсь, в последний момент твоей сюзеренше не попадется в руки журнал с интерьером в стиле барокко. И она не обнаружит, что соседка изумительно обставила спаленку в стиле хай-тек. Иначе…
– Вновь придется все ломать, – кивнула Лиза. – Ну и ладно. За три месяца общения с мадам я смирилась с мыслью, что на километр в радиусе от Виолетты – поле кровавой битвы. Место сражения федеральных сил и чеченских боевиков. Знаешь, я прочитала в журнале, что по Фрейду в основе всего – агрессия и сексуальное влечение…
– В каком? Ты что, читаешь «Вопросы психологии»?
– Нет, нет, все гораздо проще. Читала то ли в «Мари Клэр», то ли в «Домашнем очаге». Там он цитировался. Фрейд.
– Ах, ну ясно! – расслабилась Лайма. – Конечно, где ж ему еще цитироваться! – Она почти запаниковала, что Лиза интересуется серьезной литературой. По мнению Лаймы, развитие Лизиного интеллекта позволяло той читать лишь любовные романы и дамские журналы. Что подруга блестяще подтвердила.
– Слушай дальше. Из Виолетты и то и другое прет, как тесто из кастрюли. Любовный пыл она растрачивает на трех любовников…
– У нее три любовника?! – вновь перебила Лайма.
– Да. Она мне их всех продемонстрировала. Как на собачьей выставке.
– Вы что, подружки? – взревновала Лайма.
– Нет, но кажется, ей почему-то хочется меня удивить.
Лицо Лаймы приняло милейшее кислое выражение: с ней Виолетта никогда не откровенничала. Почему же с Лизой?
– А ее агрессивность реализуется в перманентном ремонте. Ей постоянно надо что-то крушить. Хотя бы стены собственных хижин. Она упивается мыслью об учиненном разгроме. Я так думаю. Как тебе моя гипотеза? Согласись, логично. Любовный пыл тратится на фаворитов, агрессия – на уничтожение интерьеров.
– М-да.
– Я сначала расстраивалась, потому что мне невероятно жаль было обдирать до арматуры квартиру, оформленную тобой с потрясающим талантом.
– Ты серьезно так считаешь? – недоверчиво спросила Лайма, падкая на комплименты.
– Обстановка была изумительная. Но – была. Теперь там все иначе. И вот я подумала: ведь страсть к разрушению могла проявиться у Виолетты по-другому. В более вредной для общества форме. Так пусть уж громит свои квартиры за свои же деньги, раз хочется. Правда, Лаймочка?
– Лиза, Лиза, – снисходительно улыбнулась Лайма улыбкой умудренного жизненным опытом товарища. – Целую теорию выстроила. Психологический портрет Виолетты нарисовала. Вернее, попыталась нарисовать. А суть в том, что баба с жиру бесится. И всего-то.
– В целом да. И это тоже верно, – согласилась Лиза. – Но как ни странно, а тетка она классная. Она вырабатывает гейзерную, вулканическую энергию! Я заряжаюсь от нее! И мне хочется быть такой же молниеносной, неуемной, полной замыслов!
– Матрешки, хватит трепаться, – появился перед девушками Родион. – Лизавета, дуй, Апогеша зовет. Нам обломился еще один богатый клиент.