Большой вновь появился в дверях с Галкой, висящей на его плече. Позади шли два хмурых амбала, не слишком пьяных по виду. Я напрягся: именно такой вариант мне нравился больше. Компания загрузилась в джип, причем, судя по пьяным выкрикам Большого, машину он рвался вести сам, а качки его упорно отговаривали. Галка глупо хохотала, подгибая коленки. Издалека создавалось впечатление, что ей жутко хочется в туалет. Наконец одному из верзил удалось убедить Большого отдать ему ключи. Спустя еще пару минут джип с веселыми улюлюканьями, доносившимися из открытых окон, понесся по ночному городу, отчаянно виляя по почти пустой дороге. Я натянул на голову шлем и понесся за ними.
Догнать джип не составило большого труда. Правила дорожного движения для Большого были побоку, впрочем, ни одного даже самого завалящего милиционера на улицах не было. Большой высунул голову из люка на крыше, и горланил какую-то песню. Подъехав поближе, я услышал давно надоевшие слова: «… И целуй меня везде, восемнадцать мне уже!..». Бас у Сытина был знатный, а вот слуха не было и в помине, поэтому он весьма мастерски попадал между нот. Из окна полетела пустая пивная бутылка, разбившаяся об асфальт. Я нажал на газ. Пора было начинать другую игру. Удерживая руль одной рукой, я вытащил из внутреннего кармана «Смит и Вессон» взятый у Батона.
Стрелять на ходу было довольно трудно, тем более, что приходилось удерживать руль левой рукой. При таких условиях, не будь это паршивой пародией на заказ, попасть в Большого было бы тяжело. Однако я вовсе не ставился целью убить Гогу прямо сейчас.
Подъехав почти вплотную к машине, я вскинул руку и трижды выстрелил в открытое окно и в боковую дверцу машины. Однако водитель среагировал быстро. Вильнув вправо, он едва не столкнул меня в кювет. Тем не менее, судя по тому, как шофер дернулся и схватился за плечо, я все-таки в него попал. Гога мгновенно сунул голову внутрь, а из заднего окна высунулась рука с огромным пистолетом. Джип поддал газу и ринулся вдогонку. Тут уже было не до церемоний, тем более что громила с заднего сидения начал в меня палить. Я рванул вперед, отчаянно петляя, в любой момент ожидая получить пулю в спину. Скорость у меня была вполне приличная, про такую говорят – низко летели, но джип меня все-таки догонял. Я свернул на боковую улочку, потом еще в одну, пролетел на бешеной скорости три перекрестка, свернул влево, потом еще раз влево и перевел дух только тогда, когда увидел, что снова еду за Большим по пятам, но уже значительно дальше. Я свернул в сторону и спрятался в тихом переулке, заглушив мотор. Выждав два часа, я, осторожно озираясь по сторонам, поехал домой. По пути я остановился у небольшого пруда, отмыл там замазанный накануне грязью номер и утопил уже ненужный пистолет. Оставив мотоцикл на платной стоянке, я пешком пошел домой, принял ванну и попытался уснуть.
Однако сон никак не приходил. Вместо него заявилась гостья, которую я не ждал и вовсе не хотел бы увидеть, именуемая совестью. «Что ты творишь? – говорила она мне. – Ведь эти люди ни в чем не виноваты перед тобой. Разве их вина, что твои близкие умерли? Виноват сын Бека, и он уже мертв, ты в расчете с ним… Остановись, пока не поздно. Мертвых не вернуть, ты выжил, и это главное».
Только все доводы моей совести опрокидывались на обе лопатки и визгливо просили пощады, когда перед моими глазами вставали трупы моих родителей, младшей сестры и даже Лехи с его предками, которые тоже не заслужили такой участи, которые тоже не были виноваты, что сын Бека оказался ублюдком, а сам папаша – уродом.
В голову как на грех лезли разные воспоминания, связанные с родными и Лехой. Я вспомнил, как еще в соплячьем возрасте мы с Лехой отправились кататься на горку. Фанерки и санки нас не вдохновляли. Мы сгоняли на ближайшую помойку, откуда приволокли старую чугунную ванну. Два восьмилетних пацана, то есть мы, высунув язык, втащили ванну на верхотуру, влезли в нее и, оттолкнувшись от льда деревянными клюшками, понеслись вниз, словно два бобслеиста. Скорость мы набрали совершенно устрашающую, ветер так и свистел в ушах. И только секунд через пять мы с ужасом увидели, как на нас несется стена ближайшего пятиэтажного дома. Мы пронеслись по всей улице и с грохотом влетели прямо в окно первого этажа. Не знаю, как Леху, а меня ругали долго и не взяли на новогодний утренник.
Я вспомнил, как сестра таскала ластики из моего стола, и как родители радовались, когда я вернулся из армии, со слегка сдвинутой психикой, но все-таки живой. Как мы отмечали мои дни рождения и тот памятный поход в ресторан, когда я торжественно объявил им, что служу в отличной компании по разработке Интернет-сайтов и даже получаю хорошие деньги. Мама тогда уронила на себя торт с розовым кремом, а отец сказал, что розовое ей к лицу. Я вспомнил, как сестра разозлилась на меня, за то, что я не повел ее в кукольный театр на «Василису Прекрасную» и швырнула в меня здоровенным куском магнита… Конечно, Алена в меня не попала, угодив отцу точно между глаз. А потом плакала и просила прощения… Я рассмеялся, вспомнив, как меня оставили нянчить Аленку, заболевшую ветрянкой, велев смазать выступившие гнойнички зеленкой, а тут пришел Леха и принес порнушку. Мне лень было тыкать в каждую болячку ваткой и недолго думая, я вымазал сестру зеленкой с ног до головы, а ночью был разбужен воплем вернувшейся с работы мамы, увидевшей в кроватке зеленое чудовище… Я вспомнил это, и еще много чего, захлебываясь от рыданий…
Совесть глухо ворчала, заглушаемая болью в моей голове, замолкая под шум дождя, струи которого омывали три могилы на кладбище.
Сон все-таки сморил меня. Засыпая, я понимал, что теперь возврата к прошлой жизни не будет, а в глубине души тихо-тихо пускала корни серая тень тоски…
Кто-то поднимался по лестнице. Шаги были тихими, осторожными и почти невесомыми, но я слышал их, ощущая кожей, каждым нервом, каждым позвонком. Кто-то начал ковыряться в замке. Мои мышцы напряглись до предела. Когда неизвестный открыл дверь и вошел в квартиру, я был уже готов. Тощая мужская фигура на цыпочках проскользнула в комнату. Когда мужчина подкрался к продавленному дивану, на котором лежало скрюченное одеяло, сильно смахивающее на безмятежно спящего человека, я уже зашел сзади и уперся стволом пистолета ему в затылок.
– Громко ходишь, Дрюня, – усмехнулся я. – Топаешь, как слонопотам. Я тебя еще во дворе услышал.
Дрюня повернулся. На его лице появилась кривая ухмылка.
– Хоть раз бы к тебе подкрасться незаметно, – меланхолично произнес он.
– Помечтай, – ответил я и убрал пистолет. – Садись, раз пришел. Жрать будешь?
Дрюня отрицательно помотал головой.
– А водяры у тебя нет? – с надеждой спросил он.
– Водяры нет. Чай пей. Говорят, он полезный.
Дрюня вздохнул. Перспектива пить чай его не прельщала, но делать было нечего. Я поставил на газ чайник, вытащил из ветхого холодильника остатки халвы и высыпал их на треснувшее блюдце. Дрюня молчал, брезгливо покосившись на скучающего таракана, прогуливающегося по подоконнику. Чайник лихо свистнул. Я потянулся и выключил газ. Дрюня по-прежнему молчал, хмуро наблюдая, как я разливаю чай по паршивым чашкам, покрытым толстым слоем коричневого налета.
– Как ты меня нашел? – спросил я. Дрюня поморщился.
– Не те вопросы задаешь. Спроси, почему я тебя нашел?
– И почему?
Дрюня отхлебнул чай, обжегся и закашлялся. Из его рта потекла тонкая струйка чая, попав на футболку, которая еще неделю назад перестала быть чистой.
– Слюнявчик надень, – посоветовал я. Он скривился и недружелюбно посмотрел на меня.
– Ищут тебя, – пробурчал он. – Шороху ты навел в городе, будь здоров. Большие люди всполошились, ко мне тоже приходили.
– Что спрашивали?
– Разное. Не продавал ли я недавно ПМ и если продавал, то кому? Про винтовку не спрашивали пока.
– А ты?
– А что я? Я за две недели шесть ПМ-ов продал, так им и сказал. Я же биографию у клиентов не спрашиваю. Всех проверенные люди приводили. Выложил я все данные на них, небось, проверяют теперь.
– Про меня что сказал?
– Вот тут самое интересное начинается, Пуля. Меня спрашивал мужик из группировки Сытина, не было ли у меня покупателя – мужичка очень маленького роста, который ездит на красной «Яве». Ты же «Яву» купил?
Я хмуро кивнул.
– Я ему честно сказал, что на мотоцикле ко мне никто не приезжал. Ты же тогда еще пешком ходил, а маленьких мужиков, говорю, вообще не было.
– Соврал что ли?
– Как сказать… Ты при своем росте и возрасте на мужика как-то не тянешь. Иной раз и посмотреть не на что – пацан пацаном. Так что не сильно я и лукавил.
– И они тебе поверили? – криво усмехнулся я. Под ложечкой противно заныло и засосало. Неужели так быстро меня вычислили?
– Не знаю, вроде поверили. Мне резона врать им нет. Я нейтралитет держу. Стволы поставляю всем, кто запросит, кроме черных, конечно. А про нашу дружбу они не знают, тем более, что официально ты – покойник.
– Когда они к тебе приходили?
– Вчера.
Я подскочил с места и подбежал к окну.
– Сбрендил что ли? – прошипел я, внимательно оглядывая двор. – а ну, как они за тобой шли?
– Я петлял. Хвоста вроде не было…
– Вроде?..
Во дворе все было тихо. Подозрительных личностей не наблюдалось. Нигде не кружили бритые братки и не шныряли неприметные личности с погонами под джинсовыми куртками.
– Через парадную не выходи, – посоветовал я, – иди через черный ход. Там рядом кусты, танк спрятать можно. Понял?
– Понял. А ты от мотоцикла избавься. Где он у тебя?
– На стоянке.
– Хочешь, я его заберу? – предложил Дрюня.
– Не надо. Пусть стоит.
– А если найдут? Тебе же квитанцию выписывали и в журнале небось отметили. Там же фамилия будет стоять!
– Будет, только не моя. Права у меня левые, сам делал. Чужая там фамилия.
Дрюня восхищенно присвистнул.
– Ну и крут же ты, Пуля! Все предусмотрел!
– Всего предусмотреть невозможно. Ты-то как меня нашел?
– Сказал тоже! Я-то знал, кого надо искать. Ты же сам, пока у меня на даче сидел и стволы ждал, объявления в газете подчеркивал. Вот я по ним и прошелся. Первый же адрес твоим оказался.
Я чертыхнулся: надо же было так лопухнуться.
– Газету выкини, а лучше сожги, – приказал я.
– Я ее съем, – серьезно ответил Дрюня. – Я в кино видел.
– Ага, – промолвил я и глубоко задумался. Если Дрюня меня так легко обнаружил, то и другим это сделать будет несложно. Андрей может думать все, что угодно, но мы свое знакомство не прятали, я к ним частенько приходил. Рано или поздно выплывет, что мы знакомы. А если кто-нибудь сочтет необходимым покопаться в нашем прошлом, то без особого труда установит, что мы служили в одной бригаде. И тогда все…
– Я тебе машинку подогнал, – промолвил Дрюня, с отвращением глядя на недопитый чай. – Восьмерку. Выглядит паршиво, но бегает хорошо.
– Где надыбал?
– Дак на твои бабки куплена. Она стоит всего пятьсот баксов.
– Чего так дешево? – поинтересовался я.
– А в ней мужик угорел, – равнодушно оповестил меня Дрюня. – В смысле, того… Самоубийством, значит, жизнь покончил. Шланг закинул в салон и каюк! Машина на улице стояла, солнышко тоже помогло. Вонища в салоне стоит неимоверная, как в скотомогильнике. И пассажирского кресла впереди нет, с корнем выдрано. Но тебе в самый раз будет. Только сильно не светись, машинка приметная.
– В каком смысле?
– Ну, мужик ее в лотерею выиграл, «Богатырские пельмени» кушать любил, вот и сподобился выиграть. У нее с бортов еще не все наклейки содраны. Я пробовал отмыть, но их, по-моему, проще закрасить.
– Ключи давай, – вяло произнес я.
Дрюня положил на стол пару ключей и уставился в окно.
– На веселое дело идешь, – хмуро произнес он. – Может, все-таки остановишься?
– Высказался? Полегчало? Давай, дуй отсюда, не забудь, через черный ход.
Андрей тяжело вздохнул и поднялся с места. В прихожей, потоптавшись у порога, он повернулся ко мне.
– Знаешь, – тихо сказал он, – видеть знакомые имена на могилах не слишком приятно…
– Вали отсюда, – устало протянул я, – я спать хочу…
* * *
Охота была не слишком удачной. На рынке, где солдатики слегка расслабляются, удалось поймать всего лишь двоих. Один – здоровенный жлоб, пьяный вдрызг, сам сел в машину, когда ему предложили подвести до блок-поста. Другой, маленький и верткий, успел даже снять автомат с предохранителя, прежде чем получил по башке тяжелым куском железной трубы.
Большого забрали почти сразу. Он был сильным, мог пригодиться на подсобных работах. На маленького никто даже толком не взглянул. Когда его выпихнули из машины, джигиты смеялись, что русские в армию детишек стали принимать. Уж больно худеньким и миниатюрным был паренек. Такого даже бить не хотелось, жалко.
Однако, его били. Били гораздо чаще, чем следовало, и, похоже, добились своего. Парнишка, видимо, повредился в уме. Он машинально исполнял ту часть работы, что была предназначена для него, но совершенно перестал разговаривать и спать. Он молчал, даже когда его пинали ногами, били прикладами и хлыстом, только терял сознание и падал навзничь. А вот умирать он отказывался, цепляясь за жизнь, подобно кошке.
Шамиль, местный житель, мужчина тридцати восьми лет, в доме которого жил этот маленький паренек, хмуро смотрел, как тщедушное тельце методично заметает двор. Механические движения мальчишки были вялыми. Из рассеченной накануне брови вновь закапала тонкая алая струйка, сбегая по щекам, но паренек не замечал этого. Шамиль выругался.
– Эй, русский, быстрее работай! – проорал он. Мальчишка даже не подумал отреагировать. Шамиль как-то отмечал, что парень вроде стал плохо слышать. Шамиль нехотя поднялся с места и вышел на солнцепек.
– Я сказал, быстрее работай, – выкрикнул Шамиль и наградил паренька пинком в живот. Удар был настолько силен, что солдатик пролетел через весь двор, скривившись от боли. Нависая над распростертым телом, Шамиль со злорадной улыбочкой следил за гримасами русского мальчишки, ожидая увидеть слезы. Унижать незваных пришельцев ему доставляло искреннее удовольствие. Однако мальчишка не захныкал. Его лицо разгладилось, и он безучастно посмотрел на Шамиля. Тот плюнул на землю, схватил паренька за шиворот и поволок вглубь двора. Там, специально для пленных русских была выкопана яма. Шамиль подволок к ней парня швырнул вниз.
Позади неслышно появилась Лейла, жена Шамиля. Не оборачиваясь, тот почувствовал ее присутствие.
– Гости вечером будут, – негромко произнесла она. – Пошли Абдуллу на рынок за мясом и овощами.
Шамиль кивнул и пошел в дом. Лейла вошла следом и привычно встала за спиной.
– Что тебе? – отрывисто спросил Шамиль.
– Что с русским будешь делать? – тихо спросила она.
– Тебе зачем?
Лейла вздохнула и прислонилась к стене. Ответа Шамиль так и не услышал.
– Продать хотел, да кто его возьмет, – неожиданно продолжил Шамиль. – Работник он плохой, слабый, долго не выдержит. Он и так, похоже, с ума сошел…
– Нет, – возразила Лейла, – он не сошел с ума.
– Ты откуда знаешь?
– Сумасшедшие так не смотрят. Взгляд у него нехороший. Я многих тут повидала, но этот – особенный русский.
– Какой-такой нехороший взгляд, – усмехнулся Шамиль. – Что ты выдумала, женщина?
– Так смотрят волки, – не обращая внимания на издевку мужа, произнесла Лейла. – У него в глазах смерть. Избавься от него, он принесет нам беду.
– Кофе налей, – приказал Шамиль, – и не болтай глупости. Или ты думаешь, что я буду бояться мальчишки?
Лейла послушно вышла из комнаты. На кухне, она открыла новую банку растворимого «Нескафе», швырнув жестяную крышечку в помойное ведро. Шамиль, улегшийся на ковер, без особого интереса смотрел по видео какой-то второсортный боевик. Лейла подошла к нему и поставила чашку с кофе прямо на пол. Шамиль кивнул и махнул рукой, мол, проваливай. Жена пошла к выходу, но на пороге обернулась.