– Сначала пошли посмотрим, откуда он прибежал, – немного подумав, ответил сержант, – может, ремень с флягой подберём, хоть не так сильно попадёт от ротного.
– А как же Джуманиязов? – опешил Зыков.
– Да куда он денется? – сплюнул сержант. – Пусть валяется пока тут, слизняк позорный…
Они принялись обшаривать кусты и валежник в поисках потерянного снаряжения, бродя от дерева к дереву, но уже через двадцать метров изломанная рощица неожиданно закончилась густым кустарником, выходящим на довольно большое болото.
– Это он там, что ли, был? – Зыков вытаращил глаза не хуже Джуманиязова, указывая пальцем на представшую их взглядам картину.
Посреди болота, почти полностью утопая в нём, лежал огромный, непонятной формы камень размерами не меньше рухнувшей плашмя десятиэтажки. Сходства добавляло обилие зияющих темнотой дыр, усеивавшее поверхность камня, словно разбитые окна на стене опрокинувшегося здания. Верхняя кромка этой громадины неровно торчала из болота, где-то едва высовываясь из грязной синей жижи, а где-то выпирая из неё на несколько метров. У самого берега болота в камне чернела пещера высотой с человеческий рост, от которой к берегу вели отпечатки следов армейских сапог. Приглядевшись, несложно было заметить на окружающем следы кочкарнике капли крови.
– Ни хрена себе… – выдохнул сержант.
С минуту оба молча смотрели на изъеденную дырами громадину, утопающую в болоте, потом Зыков, осторожно придвинувшись к сержанту, тихо сказал, не сводя глаз с неестественно синей болотной жижи:
– Т-товарищ с-сержант… это его, Джуманиязова, следы… вон и кровь… Здесь он был. – Рядовой попятился ещё сильнее, стараясь оказаться поближе к сержанту. – Эта дура в болоте, это же метеорит! Мы выкапываем точно такие же, только маленькие! – Зыков обернулся к сержанту и уже не по уставу зашептал: – Ильдар, слушай, не надо никому рассказывать, что мы видели эту хреновину! Нас же сюда и пошлют первым делом, выкапывать всё это! Не доброе тут место, задницей чую! Не дай бог, попадём в передрягу, как Джуманиязов! Вон, гляди, болото вокруг камня синее стало… В гробу я видал сюда лезть, а, Ильдар?!
– Агрх! – выругался сержант и резко шлёпнул себя рукою по щеке. – Что за дерьмо? – Он, сморщившись, разглядывал размазанное ударом по ладони синее склизкое существо размером с ноготь, не то маленькую круглую пиявку, не то большого плоского клопа без лапок. – Дрянь, блин! – Он брезгливо вытер руку о штанину и почесал зудящее место укуса.
– Пойдём отсюда, а? – с дрожью в голосе попросил Зыков.
– Дело говоришь, – согласился сержант, – валим отсюда. Мы ничего не видели. Джуманиязов сам прибежал с покоцанной рукой, что он там рассказывает – всё неправда. Наверное, головой ударился, помоги ему Аллах! Мы ничего не знаем!
Солдаты, не сговариваясь, развернулись и торопливо поспешили обратно в лес.
Окрестности деревни Кедвавом, расположение воинской части «N», строительный батальон, 22 сентября 1991 года, 18 часов 30 минут.
Немолодой грузный офицер без кителя и галстука, с расстёгнутым воротом форменной рубахи, из-под которого виднелась гражданская майка, сидел за старым обшарпанным письменным столом в своём кабинете и пил чай из огромной фаянсовой кружки. Рядом на столе лежал открытый полиэтиленовый пакет с печеньем из местного «Военторга». Офицер посмотрел на часы. Ну, где доклад? Поесть по-человечески невозможно, одни идиоты кругом! Снова на смене наряда дежурные по части принимают друг у друга недостатки, болваны. Не принимать их надо, а устранять! А то списки растут из месяца в месяц, скоро книги приёма-сдачи дежурств придётся менять, а толку никакого. Вот скоро он лично доберётся до них, тогда пенять будут сами на себя! Если бы не эти учёные со своими метеоритами, он уже давно бы навёл в части порядок! А так руки не доходят, тайгу вскапывать надо, приказ командующего округом. Видите ли, дело крайней научной важности! Ну так пусть учёные сами и роют, раз дело научной важности! Так ведь нет же, сидят себе преспокойненько в Москве и прилетают раз в квартал с проверкой. Хорошо быть учёным в стране советской! Восседаешь в шикарном столичном кабинете, за тебя где-то в забытой богом глуши стройбат роет грязь, отыскивая какой-то мусор, якобы свалившийся из космоса, а ты получаешь учёные степени, государственные награды и премии! Я бы так жил! Он вновь недовольно посмотрел на часы и протянул руку к пакету. Однако в этот момент в дверь постучали, и офицер с сожалением отставил кружку в сторону.
– Разрешите войти, товарищ майор? – В приоткрывшуюся дверь заглянул один из офицеров части.
– Разрешаю! – ответил он, отодвигая пакет с печеньем.
В кабинет вошли двое офицеров, один из них держал в руках журнал приёма-сдачи дежурств.
– Товарищ майор, капитан Загнидзе дежурство по части сдал! – доложил первый.
– Старший лейтенант Курляндский дежурство по части принял! – подхватил второй.
Майор молча протянул руку, забрал журнал приёма-сдачи, некоторое время изучал записи и принялся распекать подчинённых.
– Почему запись о наличии на складе объекта «М» вчерашняя? – Командир части переводил взгляд с одного офицера на другого. – Не понял! Что, за весь день не нашли ни одного булыжника?
– Товарищ майор, начсклада отсутствует по болезни, некому сводку давать… – доложил старый дежурный, – сегодня после обеда ушёл в санчасть, ещё не вернулся, я дважды за ним бойца посылал.
– И что значит «пропали Лом и Ярик»? – Комбат недовольно поморщился. – Вы что, на солнце перегрелись, что ли?
– Виноват, товарищ майор! – вытянулся новый дежурный по части. – Я так записал, не знал, как зафиксировать… Это клички собак с подсобного хозяйства.
– Тоже с цепей сорвались? – нахмурился майор, вчитываясь в журнал.
– Так точно, – ответил старый дежурный, – ещё вчера. До сих пор не появились. И там ещё… – он немного замялся, – там ещё две чушки пропали, товарищ майор. Я думал, может, бойцы украли да забили на шашлык, отправлял людей на поиски. Всю часть перевернули, и даже близлежащий лес прочесали, но никаких следов. Странно это как-то. У нас девяносто процентов личного состава родом из мусульманских республик. Им по религии свинину есть не положено. Они скорее собак бы съели, а тут – чушки пропали… И начсвинарника говорит, что свиньи вторые сутки ведут себя беспокойно…
– Отлично! – подытожил комбат. – Просто лучше и быть не может! За три дня пропадает шесть собак, теперь свиньи сбегать начали. У нас тут, конечно, стройбат, но хочу напомнить вам, товарищи офицеры, если вдруг кто-то из вас запамятовал, что военно-строительные войска являются частью Вооруженных Сил. Это воинская часть, а не дом открытых дверей!
Майор гневно ткнул книгу приёма-сдачи в руки новому дежурному:
– Замполита и Зампотыла ко мне! – И, обернувшись к старому дежурному, сурово добавил: – Рапорт мне обо всех пропажах через полчаса! Подробный! И объяснительную от начальника подсобного хозяйства! Свободны!
Офицеры козырнули и торопливо покинули кабинет комбата. Майор потянулся за кружкой. Бардак да и только. Нужны ежовые рукавицы, чтобы навести в части порядок, но возиться со всем этим комбату было откровенно лень. За восемь лет практически безвылазного сидения в этой и богом и чертом забытой глухомани к службе у комбата выработалась крайняя степень отвращения. Какой смысл надрываться и разбиваться в лепешку, делая из стада не понимающих по-русски и двух слов дехкан более-менее результативное подразделение, если никто не оценит его усилий? Начальству всё равно наплевать на затерянный в тайге стройбат, лишь бы он там был, хотя бы на бумаге, и уже отлично. Никто не желает служить в такой заднице, от которой до ближайшего города с аж стотысячным населением добрых сто тридцать километров по убитой таёжной дороге, гарантированно преодолеть которые можно только зимой, когда замёрзнут многочисленные болота.
Эта должность для комбата была сродни пожизненному заключению. Работай, не работай – результат неизменно будет одним и тем же: будешь рулить этой задницей до пенсии, и нет ни малейшего шанса отсюда выбраться. Часть имеет хорошие показатели – отлично, командир на своём месте, пусть и дальше его занимает. Если показатели плохие – тем более пускай сидит, не дорос ещё до перевода. За долгие годы службы комбат отлично уразумел этот нехитрый принцип начальства и давно уже перестал напрягаться на службе, чтобы не усложнять себе жизнь. В отличие от СССР, его часть не разваливается, и то хорошо. Остальное не волнует командование, почему же тогда оно должно волновать его? И сентябрьское происшествие только укрепило комбата в этом мнении. Когда у рядового Джуманиязова в буквальном смысле съехала крыша и он убежал в тайгу, где его нашли с изувеченной рукой в совершенно недееспособном состоянии, что произошло? А ничего. В другом месте разразился бы грандиозный скандал, но его, комбата, лишь пожурили в короткой телефонограмме. Джуманиязова увезли в госпиталь и списали, а через пару недель о случившемся никто и не вспоминал. И не удивительно. Стройбат в глуши – какие ещё есть вопросы? Так что проявлять давно потерянный к службе интерес майор не собирался. Но вот хорошенько выдрать начальника подсобного хозяйства следует, списывать свиней столь откровенно наглым образом – это уже перебор. Если не хочет делиться, то заменить его на более сообразительного прапорщика – дело двух минут.
– Разрешите, Леонид Константинович? – Входная дверь отворилась, и на пороге показался начальник медицинской службы.
– Входите, Павел Андреевич, – разрешил майор, бросая взгляд на часы, – что-то вы сегодня припозднились.
Главный медик батальона, ещё совсем мальчишка, недавно окончил Военно-медицинскую академию. Он не прослужил в его части и двух лет, однако комбат сознательно выделял его из общей массы офицеров. Всё-таки медицина, единственный хорошо квалифицированный врач на весь батальон и заодно на добрые километров восемьдесят вокруг. Случись что непредвиденное, кроме него обратиться будет не к кому, до ближайшего госпиталя, мягко говоря, очень далеко, а учитывая творящийся в армии бардак с этой делёжкой Советского Союза, вертолёта можно и вовсе не дождаться. Вот и получается, что пацанначмед, да местная знахарка бабка Полина из деревни Кедва и есть всё здешнее здравоохранение…
– Работы много, – ответил начмед, – к тому же я хотел переговорить с вами с глазу на глаз.
– Присаживайтесь, – комбат указал медику на стул, – я, кстати, собирался вам звонить. Что там стряслось с начальником третьего склада? Дежурный докладывает, его весь день нет на службе.
– Об этом я и хотел с вами поговорить, – начмед достал из папки лист бумаги и протянул его комбату, – вот сводка за прошедший месяц. Почти весь личный состав части жалуется на жёлтую сыпь в области живота…
– Постойте, Павел Андреевич, – остановил его комбат, – вы же говорили, что она абсолютно не вредна, не заразна и не представляет собой никаких поводов для беспокойств. Насколько я помню, вы сами объявили это незначительной аллергической реакцией организма на непривычные климатические факторы. Разве не так?
Хоть начмед и был на особом положении, а расслабляться ему давать не стоит. Эдак он тут со своими гениальными идеями дров-то наломает. Комбат читал начмедовскую сводку и всё больше хмурился. Совсем пацан не понимает, чего творит. «Подозрение на неизвестную потенциально опасную эпидемию»… «требуется проведение широкого спектра углублённых исследований»… сбор анализов, консультации со специалистами из окружного госпиталя… отправка образцов в Ленинградскую Военно-медицинскую академию… Да уж, совсем зарапортовался парень.
– Да, действительно, я поставил такой первичный диагноз, – подтвердил начмед, – и до сегодняшнего дня был в нём уверен, но… – Он немного замешкался.
– И что же случилось сегодня? – посмотрел на него комбат.
– Сегодня ко мне на приём пришёл прапорщик Гетманенко, начальник третьего склада. – Военный медик понизил голос и заговорил осторожно, словно опасался разгласить некую совершенно секретную информацию. – И я обнаружил у него в области живота жёлтую сыпь. Но Гетманенко служит здесь четырнадцать лет, он уроженец Сосногорска, то есть местный житель. У него не может быть аллергии ни на здешний климат, ни на воду или пищу, все это для него родное и в порядке вещей!
– Значит, сыпь всё-таки заразна? – насторожился майор.
– Нет, – замотал головой начмед, – я весь день провёл за анализом. Сыпь безвредна и от человека к человеку не передаётся. Это всего лишь жёлтые точки, не более того.
– Тогда в чём же суть такого переполоха? – Комбат помахал медицинской сводкой.
– Обнаружив сыпь на теле Гетманенко, я вновь задумался о причинах её появления, – начмед вновь полез в свою папку за какими-то бумагами, – вот, взгляните, товарищ майор…
– Я не врач, – остановил его комбат, – давайте-ка лучше в двух словах, так будет понятнее.
– Если коротко, то все бойцы, у которых обнаружилась сыпь, контактировали с объектом «М», – заявил военный медик, – я всё перепроверил. Они или сами выкапывали его из воронок, или доставляли объект «М» в расположение части в своих вещмешках, или просто брали его в руки при случае. У тех, кто в раскопках не участвовал, сыпь так и не появилась. А прапорщик Гетманенко постоянно имеет дело с объектом «М», ведь он хранится на его складе. В общем, я подозреваю, что сыпь есть результат воздействия на человека осколков метеорита.
– Ерунда, – отмахнулся комбат, – московские академики, для которых мы роем этот мусор, дали гарантию, что объект «М» абсолютно безвреден и вообще мертвее камня.
– Это так, – согласился начмед, – более того, я пытался изучать осколки всеми доступными мне тут небогатыми средствами. Абсолютно неживая порода, хоть и не известная. Но я чувствую, что что-то тут не так. Осколки как-то связаны с сыпью, мы просто не в состоянии этого увидеть.
– Павел Андреевич, мы с вами люди военные, а вы к тому же ещё и научный специалист, – назидательно отметил комбат, – и не мне вам объяснять, что одних только предчувствий в нашем деле недостаточно. Как вы планируете объяснить командованию, из-за чего весь сыр-бор?
– У меня есть косвенные данные, – заоправдывался начмед, – сегодня я длительное время изучал осколок и к вечеру обнаружил сыпь у себя. Но даже не это меня настораживает больше всего.
– А что же? – Комбат иронично прищурился.
– Прапорщик Гетманенко, – несколько неуверенно ответил военный медик, – он пришёл сегодня ко мне с осколком метеорита и попросил дать ему больничный на пару недель. Говорил, что устал и нуждается в психологическом отдыхе. И знаете, чем он хотел заняться в своём внеплановом отпуске? Побыть вдали от суеты цивилизации, побродить по тайге, быть может, заняться наукой, копать метеоритные воронки и собирать объект «М». Всё время показывал мне осколок и говорил о том, какой это занимательный и любопытный предмет. Это очень странно! На обычную попытку «откосить» от службы это не похоже. Кто же будет рассказывать о красоте камня или желании побыть вдали от цивилизации! Можно подумать, что где-то тут, у нас, она есть, эта цивилизация! Это очень странно! – Начмед обеспокоенно покачал головой. – Он не расстаётся с осколком. Я подозреваю, что объект «М» в больших концентрациях способен влиять на человека… Почему вы смеётесь, Леонид Константинович?!
– Павел Андреевич. – Комбат, улыбаясь, вернул медику его бумаги. – Вы служите у нас совсем недавно и ещё не в курсе всех тонкостей фольклора военных строителей. Вот прослужите лет пять, ещё не то услышите. У нас тут такие изобретательные личности, что иногда просто диву даёшься, не в том месте актеров в кино набирают! Ради больничного и возможности забить на службу и сгонять на рыбалку вам такое расскажут, что ни один академик в Москве не слышал! И правдоподобия ради не то что с камнем, с медведем обниматься будут. И целоваться, и даже заявление в ЗАГС подадут, лишь бы не работать. Так что не забивайте себе голову, если у Гетманенко и есть какая-то болезнь, то это острое воспаление хитровидной железы. А такие недуги по моей части. Вот увидите, завтра же я его излечу, прямо после утреннего развода. Так что идите, отдыхайте, Павел Андреевич, а мне ещё надо закончить ряд вопросов. И не переживайте ни о чём, вы отличный специалист, и пара-другая каких-то жёлтых точек на пузе наевшегося дикой ягоды дехканина вам не противник. Справитесь, я не сомневаюсь в вашей компетентности. Идите.