Поднимаясь к лазарету, новобранец успокаивал себя тем, что выполняет очень важное дело – спасает жизни воинов, сохраняет их для новой схватки. А ведь это – почти то же самое, что сражаться самому. Но вскоре Сид с ужасом понял, что обязанности отряда милосердия заключаются не только в этом.
Они доставили в лазарет уже двоих раненых, вернулись и выволокли из пахнущей смертью, кровью и ненавистью массы еще одного. Этот – широкоплечий человек лет сорока – не стонал и не подавал признаков жизни. Голова его безвольно моталась, а в груди торчал узкий кинжал, пробивший тонкую кольчугу. Дайнус, шедший впереди, не понес солдата дальше. Тяжело, не осторожничая, бросил на песок, грубовато сказал:
– Давай.
– Что? – не понял Сид.
– Руби. – Целитель перевел дыхание, пробормотал короткое заклинание, обновляющее щит, и нетерпеливо повторил: – Руби. Голову руби.
Новобранец попятился, не понимая, чего хочет от него этот испачканный в крови пожилой человек с печально-жестокими глазами то ли утомленного жизнью философа, то ли уставшего от смерти убийцы. Дайнус еще несколько мгновений смотрел на мальчишку, потом, неожиданно взъярившись, выкрикнул прямо ему в лицо, обдав запахами чеснока и старки:
– Чего вылупился, сопляк? Руби покойнику голову, или хочешь, чтобы его в зомби превратили?
Нет, он не хотел, чтобы этот незнакомый воин стал зомби и пошел воевать против своих же. Такого отвратительного посмертия он не желал никому. И надеялся, что, если его убьют, кто-нибудь возьмет на себя грязную работу, нанеся удар последнего, страшного милосердия. Милосердие бывает разным. Но в тот момент Сиду было не до возвышенных мыслей. Просто его рука сама потянула из ножен меч…
Они вывели еще несколько раненых, а потом – снова вынесли труп, который следовало обезглавить. Их становилось все больше, убитых воинов, которых нужно было спасти от превращения в зомби. И Сид опять искал в исходящей криком душе силы, чтобы держаться, не сойти с ума, не убежать куда глаза глядят. Когда же ему показалось, что он наконец обрел мужество, Дайнус обрушил на него новое испытание. Осмотрев очередного неподвижного солдата, целитель обронил:
– Руби.
Новобранец медлил. Что-то останавливало его руку, не давало занести меч. Внимательно присмотревшись, он заметил, что грудь воина едва заметно вздымается.
– Дышит! – с облегчением воскликнул Сид. – Живой…
Он хотел сказать, что Дайнус ошибся, что этого человека нужно нести в лазарет, и радовался этому, и ощущал счастье оттого, что на этот раз спасает не посмертие, а жизнь! Но целитель грубо оборвал:
– Давай.
– Но… как же…
– Ему не выкарабкаться: тяжелое ранение в живот.
– Я не могу, – твердо произнес Сид. – Нет, я не могу.
Словно подтверждая его слова и моля о помощи, раненый, слабо застонав, приоткрыл глаза. Новобранец склонился над ним, собираясь взвалить на спину. На плечо легла твердая рука:
– Нельзя тратить лекарства и время на того, кто все равно умрет.
– Тогда пусть умрет своей смертью!
– Агония может растянуться на несколько часов. И если некроманты застанут его еще живым, они сделают из него разумного зомби. Такого, как те. – Дайнус кивнул в сторону реки. – Быстрее. Нам нужно идти.
Вся злоба, которую новобранец испытывал к андастанским магам, к поднятым ими мертвякам, ко всему этому беспощадному миру, обратилась на грузного одышливого мага, говорившего неправильные и одновременно справедливые вещи. Его скупые, экономящие энергию движения, уверенные жесты, обрюзгшее лицо с волевым подбородком вызывали у Сида омерзение. Парень неотрывно смотрел на свой меч, и какое-то мгновение казалось, что сейчас он обратит оружие против Дайнуса. Но в словах целителя была чудовищная в своей неопровержимости логика. И, признавая ее, новобранец поднял клинок над шеей раненого.
– Не… надо… – Рука дрогнула. Глаза Сида встретились с полным муки, обезумевшим от боли взглядом несчастного. Облизнув пересохшие губы, тот едва слышно повторил в полубреду: – Не убивай, братишка…
Новобранец по-волчьи взвыл и со всей доступной ему силой, ненавидя и себя, и свою жертву, опустил меч. Тело вздрогнуло, стоптанные солдатские сапоги в последней агонии взрыли сырой песок.
– Пошли, – безразлично произнес Дайнус.
Дальнейшее слилось для Сида в сплошную серую, расцвеченную алыми пятнами крови полосу. Давка сражения, мелькание лиц, искалеченные тела, стоны раненых, молчание погибших. И меч, его меч, все чаще и чаще поднимающийся над неподвижными воинами, словно топор мясника. Вот кем он чувствовал себя. Даже не палачом – каты обезглавливают живых в наказание за преступления. Он же рубил мертвые тела своих товарищей, как мясник разделывает туши. Добивал тяжелораненых, как забойщик скота добивает быков и свиней. Сознание, спасаясь от безумия, скользнуло под спасительный полог тупого равнодушия. Сид теперь и сам был похож на зомби: бесстрастный, с остекленевшим взглядом, покрытый чужой кровью, он механически выполнял свою работу. Вершил милосердие.
Возможно, он и дальше пребывал бы в прострации. И, случись такое, его судьба, скорее всего, повернулась бы по-иному, и Сид не стал бы тем, кем сделал его этот бой. Но, пробираясь среди сражающихся в поисках воинов, которым требовалась помощь или последний удар, новобранец вдруг остановился. Ни кишащие вокруг зомби, стремившиеся пробить защиту Дайнуса, ни окрики самого целителя не могли оторвать его взгляд от представшей Сиду картины.
У самой воды бился с оравой мертвяков высокий широкоплечий человек. Железный нагрудник был измят страшными ударами, шлем свалился, открыв светловолосую голову. Каждый взмах его двуручника приносил упокоение кому-нибудь из зомби. Но на место одной зарубленной твари вставали еще несколько новых, и все начиналось сначала. Воин был силен, но любой силач когда-нибудь начинает уставать. Зомби же не знают усталости. Пока богатырь сражался с двумя мечниками, третий не-мертвый сумел обойти его со спины и замахнулся булавой. Интуитивно ощутив опасность, солдат прянул вбок, избежав смертельного удара по голове. Шипастая дубина, проскрежетав о доспех, вскользь прошлась по плечу. Клинок эспадона описал круг, развалив зомби пополам. На силача бросились сразу пятеро.
Сид со свистом втянул в себя воздух, выхватил меч и рванулся вперед.
– Куда?! – грозно выкрикнул Дайнус, хватая парня за плечо.
Не глядя, новобранец смахнул его руку и побежал туда, где дрался его брат – Велин. Пробормотав что-то о тупом молодняке, от которого неприятностей больше, чем пользы, целитель устремился следом, не забывая поддерживать над собой щит.
Сид бежал не разбирая дороги, не страшась мертвецов, хищно кидающихся на него со всех сторон. Тревога за брата придала ему ловкости. Он рубанул по шее вооруженного мечом зомби, пинком отшвырнул обезглавленное тело. Не успев удивиться своим внезапно открывшимся воинским талантам, обернулся, чтобы встретить клинок нового врага. Тут везение изменило новобранцу: ему попался опытный солдат. Если бы не магический щит, вовремя возведенный Дайнусом, Сиду суждено было пополнить списки погибших. Даже не поняв, что произошло, он побежал дальше, к Велину, отчаянно надеясь помочь ему, защитить, не думая и не рассуждая о том, что он, новичок, сумеет противопоставить врагу.
Он не успел. Между ним и братом оставалось каких-то пять шагов, когда Велин упал под мощным ударом булавы. Сид заорал, но не услышал своего голоса. Мир изменился, стал будто стеклянным, странно прозрачным и нереальным. И в этом звенящем мире время тянулось мучительно медленно. Или, может быть, его вообще не было, времени. Брат падал бесконечно долго, а равнодушная луна, словно в насмешку над людским горем, серебрила своим светом его волосы, создавая над головой подобие нимба. Новобранец прыгнул вперед, прорывая тягучий воздух. Обморочная пелена спала, к нему вернулись звуки, и все вокруг задвигалось с привычной скоростью. А потом на глазах у Сида зомби набросились на Велина, как стая шакалов на раненого тигра. На мгновение тело силача скрылось под копошащимися тварями. Расправившись с воином, мертвяки разбрелись в разные стороны в поисках противников, оставив у воды истерзанный труп.
Позже Сид не мог вспомнить, как подхватил брата, как вынес его, как опустил на песок. Все это стерлось из памяти. Очнулся он, уже сидя над телом. Нагрудник Велина был пробит в двух местах прямым ударом меча, из-под затылка медленно растекалась лужа густеющей крови. Чей-то острый, словно бритва, нож рассек шею воина от уха до уха, раскрыв горло в подобии уродливой скоморошьей ухмылки. Глаза Велина были открыты, и в них отражалась полная луна. В мутнеющем мертвом взгляде Сиду почему-то чудился упрек: не помог, не защитил, не прикрыл спину… Новобранец робко протянул руку, осторожным прикосновением опустил холодеющие веки.
– Друг? – спросил из-за спины Дайнус.
– Брат, – хотел сказать Сид, но из пересохшей, схваченной спазмом глотки вырвался только страдальческий хрип.
Странно, но целитель понял его.
– Оставь, – мрачно проговорил он. – Пусть кто другой…
Сид не ответил. Он смотрел на изуродованный труп, а видел перед собой живого Велина – такого, каким тот был раньше, в мирной деревенской жизни, которая казалась такой скучной, а теперь, в эту минуту, предстала во всей своей безмятежной красе. Он всегда был сильным, его брат, средний из сыновей матушки Тильды. Сильным, молчаливым, трудолюбивым и надежным как скала. Никто из соседской ребятни не смел задирать Сида. А если и находился смельчак, Велину достаточно было показать крепкий, величиной с небольшую тыковку, кулак – и наглеца как ветром сдувало.
Все подпалинские девушки мечтали заполучить Велина в женихи. Когда он шел по деревне – высокий, широкоплечий, светловолосый, – со всех сторон на него устремлялись притворно смущенные, кокетливые девичьи взгляды. Но бойких черноволосых красавиц привлекала не только и не столько молодецкая стать этого парня, не цвет его волос, такой редкий для жителей Солнечного края, и даже не сила Велина, о которой в Подпалине ходили легенды. Он обладал удивительным даром, свойственным только сильным мужчинам: настоящей деятельной добротой. Когда Велин выбрал невесту, не одна деревенская красавица тайком плакала в подушку. И как же завидовали девушки тихой скромной Хелене, на которой остановил свой выбор самый завидный жених Подпалины! Как шушукались по укромным уголкам, недоумевая, что такой парень, как Велин, нашел в маленькой, незаметной сироте. Но, увидев этих двоих вместе, все сплетницы замолкали, прикусив ядовитые язычки, – таким счастьем светились лица влюбленных.
Почему он ушел в солдаты? Сид не знал. Может быть, Велин решил, что империя нуждается в его защите. А может, хотел подзаработать денег на свадьбу.
И вот теперь брат лежал на песке, жадно впитывающем его кровь. Мертвый. Хелена не дождется любимого, и не будет веселой свадьбы. Тильда не встретит на пороге среднего сына, и без его труда осиротеет семейный виноградник. А если Велин и вернется, то…
– Нет, – твердо выговорил Сид, вставая и проглатывая тугой комок горя.
Он был милосерден к чужим, незнакомым воинам. Так неужели отдаст клятым некромантам родного брата? Новобранец медленно поднял окровавленный меч…
* * *
Мышцы плеч одеревенели, спина, по которой ударил дубиной какой-то особо ловкий мертвяк, отзывалась на каждое движение тупой болью. Доспех казался тяжелым, словно был сделан из цельного куска камня. Глаза заливал стекающий по лбу соленый едкий пот. В груди саднило: сердце устало работать в таком бешеном ритме. Пальцы, сжимавшие рукоять эспадона, скрючило судорогой, и даже пожелай Мих разжать их, это стоило бы ему большого труда. В голове засела лишь одна странная мысль: «Скоро утро. Утром все закончится». Что именно должно произойти и каков будет исход, он не мог бы объяснить. Возможно, ему стало уже все равно, чем завершится для него эта битва. Но времени на размышления не было. И Мих продолжал драться, поднимая и опуская меч в такт размеренно повторяющимся в сознании словам: «Скоро… утро… скоро… утро…»
Он видел – или это ему показалось – Молчуна, который в одиночку отбивался от целой оравы неупокоенных. Мих начал было пробиваться к нему, но завяз в мельтешении мертвяков. Когда же путь был расчищен, друг потерялся из виду.
Один за другим падали на песок галатские воины, и теперь уже не хватило бы даже сотни отрядов милосердия, чтобы спасти всех погибших от позорного посмертия. Вырвавшаяся из Тиарин черная волна не-мертвых захлестнула песчаную косу и, бурля, сметая все на своем пути, устремилась дальше, к рядам арбалетчиков и магов. Не разбирая дороги, твари шли по трупам, оскальзывались на покрытых кровью прибрежных камнях, падали, вставали и снова упорно лезли дальше. Маги, насколько хватало сил, сбивали зомби волшбой. Но сражение растянулось вдоль Тиарин не меньше чем на майл, и заклятия истощенных долгим боем чародеев не могли покрыть такое расстояние. Андастанская армия прорывалась на благодатные земли Солнечного края. Вот-вот она должна была снести последний рубеж обороны.
Галатцев становилось все меньше, а поток зомби не иссякал. Все новые и новые твари выползали из многострадальной Тиарин. Мих не надеялся выжить, не мечтал о победе. Он просто делал свою работу, старался изрубить как можно больше порождений некромантского колдовства: «Скоро… утро… скоро… утро…»
Вдруг что-то изменилось. Мих, дравшийся у самой кромки воды, не мог видеть причины этих перемен. Но странным образом почувствовал, как лавина зомби, почти беспрепятственно катившаяся по берегу, замедлила движение, дрогнула и нехотя остановилась. С западной стороны бежали сотни воинов и вступали в бой: прибыло долгожданное подкрепление. Мих отрывисто, лающе рассмеялся. Подоспевшая помощь словно и ему придала сил. «Еще повоюем!» – решил он, не прекращая размахивать мечом, но теперь уже не ощущал ни боли, ни усталости.
Галатцы яростно врубались в стену не-мертвых тел, сдерживая их неумолимое наступление, не подпуская к невидимой линии, за которой начиналась империя. На замену чародеям, вымотанным бесконечной волшбой, пришли новые маги. Они обрушили на головы зомби шквал огненных заклятий. Тут и там твари вспыхивали факелами, на мгновение осветив картину битвы, превращались в обгорелые головешки и падали, распространяя удушливое зловоние. Битва закипела с новым ожесточением.
Бархат ночи медленно изменил цвет с черного на чернильно-синий, диск луны побледнел: близился рассвет, а вместе с ним и конец этой великой битвы. Предчувствие не обмануло Миха, и все действительно шло к завершению. Свежие силы резервных войск не сумели переломить ход сражения, а лишь продлили его агонию. Слишком велик был численный перевес андастанской армии, слишком неуязвимы были зомби по сравнению с людьми.
Первые лучи по-весеннему радостного солнца осветили жуткую картину. По мутной после перехода зомби реке плыли мертвецы. Тиарин бережно укачивала на своих волнах погибших воинов, унося их прочь от места битвы, огибая застывший плот, на котором все так же стояла, наблюдая за сражением, некромантка. Серые валуны сделались красными, бурый от потоков крови прибрежный песок был завален трупами людей и обезглавленными телами зомби, и по этому страшному ковру шло андастанское войско – непобежденное, непобедимое, не-мертвое.
Оставшиеся галатцы все еще продолжали сопротивляться, маги еще отправляли в неупокоенных заклятия. Но это была лишь битва отчаяния – попытка подороже продать свою жизнь.
Некромантка свела вместе ладони и гортанно выкрикнула несколько слов. И тогда с противоположного берега прыгнули в реку несколько сотен зомби. Следом упали на воду широкие плоты. Твари вцепились в их края, удерживая, чтобы не унесло волнами. В паре фихтов ниже по течению, по широкой тропе, спустились, ведя под уздцы лошадей, молодые мужчины и женщины в черных одеяниях. По очереди они вставали на плоты, заводили коней, произносили заклятие, и бревенчатые сооружения, бережно поддерживаемые со всех сторон мертвецами, плавно пересекали Тиарин. Вместе с ними поплыл и плот следившей за людьми некромантки. Теперь, когда покорные марионетки выполнили большую часть работы, их кукловоды вышли на сцену, чтобы получить за свои труды самую сладкую награду – истекающие болью и ужасом человеческие души.