– Толян, ты живой? – боясь не услышать ответа, проорал я вниз.
Какое-то время на дне котлована ничто не двигалось и не отвечало. Наконец рядом с забинтованной головой возникла рука. «Значит, пока жив, идиот», – с большим облегчением отметил я про себя. Как бы в подтверждение моей догадки снизу жалобно донеслось:
– Ребята, меня засыпало.
– Это мы и без тебя видим! – проорал ему Макси-Кот.
Громкий его окрик вызвал новый небольшой катаклизм, и еще часть холма сползла вниз. Причем один из камней едва не огрел Волобуя по башке.
– Больше не ори, – строго предупредил я. – Иначе Волобуя совсем засыплет.
– Больше не буду, – смиренно прошептал Макси-Кот.
– Ну, полезем откапывать? – посмотрел я на Макса.
– Чокнулся? – отвечал он. – Конечно, мы должны быть ответственны за тех, кого приручили, но и голову терять при этом не следует. Хочешь, чтобы нас вместе с ним засыпало? Нет, без страховки нельзя.
Ложиться в братскую могилу с Волобуем мне тоже не улыбалось, однако я не понимал, откуда и какую нам здесь взять страховку.
– Ребята! – снова заорал Волобуй, и еще часть холма слетела вниз. К счастью, снова без пагубных для Толяна последствий.
– Слушай, – прошептал я Максу, – надо скорее его извлечь оттуда. Вопить, чтобы он там не орал, мы не можем. А если он продолжит в том же духе, его точно с башкой накроет.
– Тогда пошли искать веревку, – осторожно отполз от края Макси-Кот.
Я последовал его примеру. Толян, слава богу, пока больше не орал. То ли понял, что мы идем ему на помощь, то ли просек, что вопить опасно, то ли у него просто силы иссякли.
– Ребята! Ребята! – раздалось позади.
Мы встали на ноги и повернулись. К нам бежали Жанна и Пирс.
– Волобуй там жив? – с тревогой спросила она.
– Да, – кивнул я.
– Но его надо скорее вытаскивать, пока совсем не засыпало, – скороговоркой добавил Макс. – Ищем веревку, и как можно длинней.
Однако никакой веревки поблизости не обнаружилось.
– Что же делать? – Кот растерянно огляделся по сторонам.
– Пошли искать кого-нибудь из рабочих, – я видел единственный выход из положения. – Там, за церковью, стоят их вагончики. Хоть один человек должен быть на месте.
Кот и Жанна послушно двинулись следом за мной. В одном из вагончиков мы и впрямь обнаружили троих очень сонных мужиков. Однако стоило нам сообщить, что на дне котлована засыпало парня и того гляди завалит совсем, как сонливость с мужиков мигом слетела, и они, громко выражая нелицеприятные мнения по поводу «сопляков, которые вечно лезут куда не надо», кинулись к котловану.
Правда, двое из них по дороге куда-то свернули, а потом появились, волоча длинную деревянную лестницу. Ее с большими предосторожностями спустили в котлован. Третий мужик все это время стоял вместе с нами, глазел на Толяна и не уставал удивляться, что тот еще жив. Волобуй, увидев нас с подкреплением, не удержался от радости, закричал, и в результате его еще немного присыпало. А стоящий рядом с нами рабочий снова по этому поводу выразительно высказался.
Затем все трое, вооружившись лопатами, спустились на дно котлована, не забыв нас предупредить:
– Если, ребята, нас вдруг вместе с вашим этим чудаком накроет, сразу звоните в Службу спасения.
Мы, конечно, пообещали, что так и сделаем. Но, к счастью, Служба спасения нам не понадобилась. Мужики оказались мастерами своего дела. Соорудив из досок нечто вроде плотины, они быстренько откопали Волобуя. Самое удивительное, что он совершенно не пострадал. Едва его выкопали, он самостоятельно вскарабкался по лестнице к нам. Живой, но очень грязный.
– Привет, – радостно улыбнулся он. – А вот и я!
Тут из котлована вылезли мужики. Они были настроены не столь радужно. Как мы могли понять из их слов, с одной стороны, им, конечно, приятно, что никто не погиб и не придется отвечать. Но с другой… В общем, они долго и доходчиво объясняли Волобую, а заодно и нам, что сделают, если кого-то из нас обнаружат на стройплощадке. А особенно если этот несчастный окажется вблизи котлована.
Внимательно выслушав их, Волобуй скромно и жалобно пробормотал:
– Дяденьки, я больше не буду.
«Дяденьки» с нами еще для порядка немного поговорили, а затем вытолкали за ворота. Уже за пределами стройплощадки Толян со вздохом произнес:
– Такое место накрылось.
– Молчал бы уж, – шикнула на него Жанна. – Мало тебе досталось.
– Мало, – на полном серьезе подтвердило «дитя джунглей». – Всего два зуба да брошка. Я лично рассчитывал на большее.
– Горбатого могила исправит, – устало выдохнула Жанна.
Учитывая все обстоятельства, слова ее, на мой взгляд, прозвучали весьма двусмысленно. Однако я ничего не сказал. Жанна и так уже была на пределе. Да она и сама всегда честно признавалась, что от долгого общения с Волобуем звереет.
Волобуй тем временем, внимательно оглядев себя, подавленно изрек:
– Ну, уделался. По-моему, мне надо домой. И ногу чего-то больно.
– А голову не больно? – улыбнулась уголком тонких губ Жанна.
– Голову нет, – решительно заявил Толян. – А ступать на эту ногу отчего-то больно.
– Проверить бы надо, – в прежнем тоне продолжила Жанна. – А то, может, у тебя перелом? Тогда в одну палату с Витьком попросишься.
– Перелом в каникулы? – взвыл Волобуй. – Да вы что, ребята? Вот когда четверть начнется, пожалуйста. Хоть два перелома. А пока у меня просто вывих. Или там, это… растяжение.
Жанна выразительно покосилась на нас.
– Слушай, тебя проводить или сам до дома дойдешь? – обратился я к «дитю джунглей».
Тот попробовал ступить на ушибленную ногу и скривился от боли.
– По-моему, лучше проводить, – сказал он.
– Тогда пошли.
Стараясь не запачкаться, мы с Котом взяли Толяна под обе руки и поволокли к жилому массиву, где стоял его дом. Жанна с Пирсом замыкали шествие. Картина была еще та. Идти пришлось неспешно. Быстро передвигаться Волобуй не мог. Зато по дороге снова принялся сетовать, что упущена такая блестящая возможность.
– По-моему, Толян, все ваши с Витьком блестящие начинания обычно плохо кончаются, – сказал я.
– Ни фига! – возмутился Волобуй. – Иногда мы с ним очень успешно бизнес проворачиваем. Проколы, конечно, тоже случаются. Кто не рискует, тот не пьет шампанское. Вот ногу до завтра подлечу, и снова в бой. Вместе, ребята, пойдем.
– Ты же злым дяденькам обещал не ходить, – напомнила Жанна.
Волобуй от возмущения даже остановился. И, посмотрев на нее, заявил:
– Если бы я делал все, что обещаю, то, наверное, уже помер бы с тоски.
– Хорошая мысль, Толян, – поспешил пресечь дальнейшие споры Макси-Кот. – Двигаем дальше.
– Ага! – заорал Волобуй. – Осторожно, двери закрываются!
– Многовато, по-моему, ты сегодня, Толя, смеешься, – заметила Жанна. – Как бы плакать потом не пришлось.
Толян немедленно наградил ее очередным перлом:
– Как говорится, кто хорошо смеется, тот плачет последним.
– Не знаю, не знаю, – мрачно проговорила Жанна. Кажется, запас ее терпения и впрямь уже иссякал.
– Чего ты не знаешь? – переспросил Волобуй.
– Ничего, – отрезала Жанна. – Но вся эта история мне почему-то очень не нравится.
Толян не нашелся, что на это ответить. А мы с Котом заставили его прибавить шаг. Кстати, волочь его на себе было совсем не легко. И если Жанна устала морально, то мы – физически.
Однако все испытания в этой жизни когда-нибудь да кончаются. Вскоре мы расстались с Волобуем у дверей его квартиры.
– Ты, Федька, все-таки до завтра подумай, – сказал на прощание он. – Может, все же махнем монету на зубы?
И, не дожидаясь моего ответа, он захлопнул дверь.
– Вот это нервная система! – от души восхитился Макси-Кот. – Человека чуть живьем не засыпало, а ему хоть бы хны.
– В джунглях, Максик, свои законы, – входя в лифт, отозвалась Жанна.
Когда мы вновь очутились на залитой ярким солнечным светом улице, Жанна и Пирс критически оглядели нас с Максом. При этом Пирс ничего не сказал, а хозяйка его заявила:
– Ну-ка, мальчики, живо стряхните с себя пыль Волобуя! Иначе я с вами дальше не пойду.
Только тут мы обнаружили, что порядком испачкались о Толяна. Впрочем, отряхивание мало изменило наш вид к лучшему. Ведь справедливости ради стоит заметить: измазались мы, не только пока волокли под руки Волобуя. Ведь, когда Толян заорал про клад, мы с Котом опустились на колени, а глина вокруг была сырая.
– Слушай, Жанна, может, нам лучше в темпе дойти до дома, а там уж одежду как следует щеточкой обработать? – вкрадчиво предложил Макси-Кот. – Чего здесь наспех чиститься.
– Если уж до дома, – ухмыльнулась Жанна, – то вам просто нужно переодеться, а вот это все, – окинула она брезгливым взглядом наши куртки и брюки, – срочно отдать в химчистку.
– Ну ты экстремалка, – покачал головой Макси-Кот.
– Я, Максик, реалистка, – возразила Жанна.
Мы поспешили к нашему дому. Во дворе по случаю солнечного теплого дня гуляло множество бабушек с маленькими детьми. Как раз, когда мы проходили мимо них, одна из бабушек с громкими причитаниями вытаскивала внука из лужи. Внук бурно сопротивлялся. Потом, заметив нас, басом завыл:
– Почему нельзя грязным? Вон дяденьки посмотри какие! Им можно, а мне нельзя?
Не дожидаясь объяснений бабушки, мы завернули за угол дома.
– Эх, – ехидно усмехнулась Жанна. – Какой пример молодежи подаете!
– Ужасный! – радостным хором ответили мы.
Уже в лифте Жанна сказала:
– Ко мне не пойдем.
– Ясное дело, – кивнул я.
Квартира у Тарасевичей однокомнатная. Раз Юлия Павловна не только дома, но и больна, нам делать там нечего. Естественно, мы пошли ко мне. Все, включая Пирса. Жанна сочла за лучшее домой его пока не вести. Во-первых, чтобы он не тревожил понапрасну мать, а во-вторых, чтобы она считала, будто мы пока где-то гуляем. Потому что, если Юлия Павловна увидит, что Жанна свободна, то, вполне возможно, загрузит ее какими-нибудь поручениями по хозяйству, а у нас были на ближайшее время совсем другие планы. Мы ведь сегодня еще толком без Волобуя не пообщались. Кроме того, Жанне очень хотелось отмыть и почистить венок.
Я запер за нами дверь, и она тут же потребовала:
– Федор, гони мне старую зубную щетку, зубную пасту и мыло. Пока вы будете переодеваться, я этим займусь.
И она потрясла пластиковым пакетом, в котором лежал венок.
– Слушай, а может, потом? – подвигал кончиком острого носа Макси-Кот. – Как-то есть очень хочется. Давайте сперва пожуем.
Но Жанна была неумолима. Бросив нам: «Не маленькие, потерпите», – она скрылась в ванной и заперлась там на задвижку.
Мы с Котом быстренько почистились и поспешили на кухню.
– Жанна пускай как хочет, а я лично есть хочу. – И мой старый друг с решительным видом потянул на себя дверь холодильника.
У меня никаких возражений против его действий не было. Даже наоборот. Мне тоже отчаянно хотелось жрать. И пить, кстати, тоже. У меня аж песок на зубах хрустел.
Макси-Кот, отхватив зубами огромный кусок хлеба с колбасой, прошамкал:
– А Жанка пусть после присоединяется.
– Вольному – воля, – тоже с набитым ртом отозвался я.
– Ай! – раздался вдруг крик из ванной.
Дверь распахнулась.
– Что такое? – толкаясь, кинулись мы к девочке.
– Он укусил меня, – она испуганно смотрела на собственный палец.
– Кто? – округлились глаза у Макса. – Пирс?
– Дурак, – вмешался я. – Пирс вместе с нами жрал. Как он мог Жанну укусить?
– Нет, мальчики, это не Пирс! Меня укусил венок! – воскликнула она.
– А температуры у тебя случайно нету? – скорбно покачал головой Макси-Кот. – Может, от мамы заразилась?
– К чему это ты? – пожала плечами Жанна.
– Да, говорят, при температуре выше сорока иногда даже стулья начинают кусаться, – хмыкнул Кот.
– Я не шучу, – мрачно произнесла Жанна. – Разве не видишь? У меня кровь идет.
– А чего удивительного, – сказал Макс. – На этом венке полно шипов. Надо было поаккуратней.
– Сама догадалась, – свела брови к переносице Жанна. – Но говорю же вам: я не укололась. Венок меня как будто укусил.
– Укуси-ил, укуси-ил, – таким тоном проговорил мой друг, словно обращался к малому ребенку. – Ну, неприятно, конечно, больно. Лучше скорее йодом ранку прижги. А то эта штука столько времени в земле провалялась, да еще на бывшем кладбище.
– Ща принесу, – кинулся я на кухню, где у нас висела аптечка.
Жанна занялась собственным пальцем, а я глянул в раковину. Там лежал венок.
– Ого! – вырвалось у меня.
Его было просто не узнать. Хорошо, мы успели расстаться с Волобуем. Толян бы просто с ума сошел. Венок сиял, как чистое золото.
– Ну, Жанка, ты даешь! – уже разглядывал венок Макси-Кот.
– Правда, красиво? – смазывая йодом ранку, спросила она.
Макси-Кот, вытащив венок из раковины, продолжал любоваться.
Я тоже уставился на венок и почти тут же заметил: на одном из сияющих лепестков алела капелька крови. Правда, видел я это всего лишь мгновение, потому что капелька вдруг исчезла. Золотистый листок, будто вобрав ее в себя, казалось, засиял еще ярче. Я крепко зажмурил глаза, затем снова взглянул на венок. От капельки крови не осталось даже следа.
– Ребята, вы видели? – спросил я.
– Что именно? – повернулся ко мне Макси-Кот. – Если ты про венок, то я до сих пор его вижу. А ты разве нет?
– Да нет, – отмахнулся я. – Я про кровь говорю.
– Какую кровь? – обомлел Макс. – Теперь у тебя, что ли, глюки?
– Это Федька мой палец имеет в виду, – вмешалась Жанна, – но теперь крови уже не видно.
И она продемонстрировала мне желтую от йода подушечку пальца.
– В данном случае речь шла не о твоем пальце, – возразил я. – Капелька крови была вот на этом лепестке. Причем очень яркая и отчетливая. Понимаете, была и исчезла.
– Скатилась, наверное, – будничным тоном изрек Макси-Кот. – Проще пареной репы, Фома. Жанка укололась, на лепестке осталась капелька, а, когда я взял венок, она скатилась.
– Может, ты и прав, – меня не слишком убедили его слова. – Но чтобы так исчезнуть, совсем без следа…
– Элементарно, – настаивал на своем Макси-Кот. – Если бы венок был сухим, пятно бы, конечно, осталось. Но Жанна ведь его не вытерла. Вот капля вместе с водой и скатилась.
– Может, ты и прав, – повторил я.
– И вообще, Фома, лучше вот на что обрати внимание, – снова заговорил Макси-Кот. – Видите? Тут на лепестках какие-то буквы. Ой! – И Макс, скривившись от боли, засунул в рот палец. Увлекшись, он тоже укололся о шип.
– Знаете что, – сказала Жанна. – Давайте-ка мы эту штуку сперва положим на стол, а там уж как следует и рассмотрим. Иначе он всех нас сейчас перекусает.
– Да, – Макс уже мазал йодом палец. – Какой-то этот венок злой. Пошли на кухню. Так сказать, совместим приятное с полезным. И буквы рассмотрим и все-таки наконец поедим.
– О господи, – закатила глаза Жанна. – Можно подумать, что вы помрете, если сейчас же не поедите.
– Может, и помрем. – Макс решительно двинулся на кухню, неся венок.
Там он, едва положив свою ношу на стол, впился зубами в недоеденный бутерброд. Впрочем, я повел себя не лучше, то есть точно так же. Жанна, увидев, как мы уплетаем, вмиг со словами: «Дурной пример заразителен», – потянулась к хлебу и колбасе. Макси-Кот подмигнул мне и хмыкнул.
Съев еще два бутерброда, мы вплотную занялись исследованием венка. На лепестках и впрямь были выгравированы тонкие буквы. Шрифт странный, угловатый. Некоторые буквы мы разбирали лишь с большим трудом.
– Откуда они начинаются-то? – наконец задумчиво произнес Макси-Кот.
– Чего проще, – откликнулась Жанна. – Будем считать каждую букву по очереди, пока не сложится что-нибудь осмысленное.
Так мы и поступили. Нашу задачу несколько облегчила старая дореволюционная орфография. Как мудро заметил мой друг Макси-Кот, с твердых знаков ни одно слово не начиналось даже тогда. В общем, промучившись еще минут десять, мы наконец прочли: «Венецъ страданьямъ твоимъ».
– Час от часу не легче, – покачал головой Макс. – Одному книга стала могилой, у другого могила, – легонько, чтобы снова не уколоться, коснулся он пальцем венка, – венец страданьям.
– Мрачное какое-то кладбище, – полностью поддержал я друга.
– Ну вы, братцы, оригиналы, – сказала Жанна. – Можно подумать, другие кладбища – это такие веселенькие места.