Виктор ждал продолжения, в рубке повисла тишина, было слышно лишь, как потрескивает тлеющий кончик сигары.
– Ну? – не выдержал инженер.
– Внимательней надо быть, – резюмировал Мустафа.
– Какие пираты?! От Сомали одни воспоминания остались. Там уже больше года остров. И землетрясениями его сильно потрепало – вряд ли хоть один дом в городах уцелел.
– Но кто-то же там есть?
– Привидения там есть, – ответил Куцев. – Пойду, душ приму.
– Я думаю, дело в другом, – бросил в спину выходившему из рубки инженеру Хопкинс-Джани. – Они дань кому надо платили, вот их и не трогали.
– А теперь?
Капитан молол полную чушь. От скуки – им всем здесь скучно. Даже когда работы бывало невпроворот. Однообразие убивает медленней пули, но так же надежно.
– А теперь, похоже, не стало кого надо. Вот и пропали сомалийские пираты. А казались бессмертными.
– Ну, Аденский залив никуда не делся, только немного расширился. Ведь в нем орудовали сомалийцы? Там и сейчас неспокойно. Или мы по другой причине через Архипелаг лавируем?
Капитан приоткрыл один глаз, сказал: «Архипелаг, новые земли – это так романтично!» – и захохотал.
– Да ну тебя, честное слово! – пробурчал Куцев и ушел.
С Мустафой Виктор был знаком давно. Еще до «Хеллеспонт Стар» и вообще – до того, как попал на море. Они выросли в одном амстердамском квартале – в закрытом дворике огромного кондоминиума, где жили их семьи. Благополучное детство. Их родители были каперами среднего звена, Мустафа тоже стал капером – супертанкером он командовал и до того, как мир окунулся в хаос. Хотя хаос давно является естественным состоянием мира, просто последние пару лет это стало заметней.
Виктор тоже должен был стать капером. Обязан был, у него не было другого выбора. Но выбор не всегда приходится делать самому – сошедший с магнитного подвеса в Баварском султанате сверхскоростной экспресс забрал жизни его родителей, похоронив вместе с ними под обломками еще четыреста шестьдесят два человека, когда Виктору исполнилось семнадцать.
Какие-то сбережения остались. Он поступил в университет. Дома, в Амстердаме. Мечтой Виктора с детства были мосты – огромные, казалось, невесомо парящие на сотнях канатов циклопические сооружения, которые ему довелось увидеть самому или познакомиться посредством сети, занимали его воображение. Он хотел строить такие же. Нет, он мечтал построить что-то еще более прекрасное.
Но мечты остались мечтами – психологическая травма, нанесенная молодому человеку внезапной гибелью родителей, дала о себе знать. Если бы в Исламском Союзе не было запрещено спиртное, наверное, он бы спился. А так – на черном рынке особой популярностью пользовался синдин.
Университет каким-то чудом удалось закончить. И получить диплом инженера. Правда, из мостостроения его поперли еще на третьем курсе. Удалось зацепиться на атомной энергетике, реактор – не самое чистое место работы, но вполне прибыльное. Он стал инженером. И законченным наркоманом. О карьере можно было забыть.
Первые годы после окончания университета Куцев помнил плохо. Чем жил, каким образом сводил концы с концами, было стыдно признаться даже самому себе. Психиатры называют это перцептуальной защитой – ты не видишь и не слышишь то, что не укладывается в привычное мировоззрение, этого как бы не существует. Те времена перестали существовать для Виктора. Наверное, с помощью гипнометодик можно разбудить скрывающиеся воспоминания. Но делать это не стоило.
А четыре года назад, еще до катастрофы на Станции у русских, когда мир не знал и сумасшествия тритонов, он встретился с Мустафой. Случайно.
Виктор пил безалкогольный «Гинесс» в прокуренном пабе в самом центре Ланданабада, когда там появился Мустафа. Хопкинс-Джани был шумен, весел, любезен и пользовался популярностью у женщин. Виктор, приехавший на острова по очередному сомнительному делу, был полной противоположностью друга детства: мрачный, потасканный, никого не интересующий. Даже у конструкторов не помнящий себя после получения заветной дозы синдина Куцев особого интереса не вызывал – от его потрохов смердело гнилью и разложением.
Мустафа – красивый, благоухающий лучшими европейскими благовониями, – друга узнал. Сразу и наверняка, будто и не прошло тех лет, что Виктор с усердием трудился на фронте саморазрушения.
Он выдернул Куцева из клоаки, спас от ненасытного синдина. Потом, когда с наркотиками было покончено, Мустафа помог устроиться в судоходстве – замолвил словечко нужным людям. Хопкинс-Джани всегда умел наладить контакты, найти в людях то, что заставляло их помогать. А если не получалось воспользоваться природным обаянием, не гнушался напомнить о грешках, что водились за каждым. Безгрешных не бывает – эту истину Мустафа усвоил с юных лет.
Так Виктор попал в элиту мировой торговли – нефтяной бизнес. Сначала рабочим в нефтеналивном терминале родного Амстердама. Очень быстро оказалось, что работать Куцеву интересно и легко. Скоро его назначили мастером. Его работой были довольны.
Мысль о том, что огромные супертанкеры, привозящие в Европу нефть из остатков аравийских месторождений, снабжены реактором, пришла сама собой. Не то чтобы Виктор рассчитывал занять место инженера на судне. Просто вдруг стало жаль потерянной профессии. Он стал интересоваться реакторами, вспоминать то, что, казалось, проходило мимо него в университете.
Знания возвращались на удивление легко. Подпорченный синдином мозг еще не утратил способности к обучению, а острый ум, подаренный Виктору самой природой, уцелел, хоть и тщательно скрывался все эти годы.
На «Хеллеспонт Стар» Куцев попал за несколько месяцев до Катастрофы. Опять благодаря Мустафе. А когда на Станции рвануло, ему повезло еще раз – танкер чинно плыл посреди океана, поэтому пронесшееся цунами, уничтожившее прибрежные поселения на несколько километров в глубину, осталось незамеченным командой «Хеллеспонт Стар». Несмотря на огромную мощь, гигантская волна, растянувшаяся на несколько километров, плавно подняла судно и так же бережно вернула его на положенный уровень мирового океана.
Полгода они были без работы. Прежний мир раздумывал – умереть сразу или немного побороться за существование. Судя по возобновившимся рейсам, остановились на втором варианте. Только теперь каждое плавание было словно последним. Это ощущали все…
Куцев нырнул под прохладные упругие струи. Короткий хлесткий удар по коже – до чего приятна прохлада – и поток иссяк. Воду нужно экономить. Можно дернуть рычаг и получить еще одну порцию благословенной влаги, никто за ним не следит, но количество пресной воды на одного члена экипажа ограничено – придется довольствоваться бассейном с морской водой на палубе до конца плавания. А там жара и солнце. Даже с закрытыми глазами пробирает до самого нутра. Воспоминание о ярком свете заставило непроизвольно потереть воспаленные глаза.
«Была его встреча с Мустафой случайна?» – в который уже раз подумал Куцев. Тогда, в Ланданабаде? Слишком много совпадений. Глупо, конечно, но этот вопрос вновь и вновь всплывал в сознании Виктора. Для чего Мустафе понадобилось устраивать весь этот цирк?
Слишком все просто произошло, слишком гладко. Мустафа расплылся в улыбке и, раскинув руки для объятий, кинулся к нему, как только появился в дверях паба. Будто их встреча была давно назначена, и он ждал увидеть в пабе друга детства. Для чего Куцев приезжал в Ланданабад в тот раз? Он никак не мог вспомнить. Тоже странно. Впрочем, из того периода он много чего не мог вспомнить.
Но легкость, с которой его, облезшего и ставшего почти другим человеком, узнал старый друг, настораживала. Глупо, глупо, глупо! В такие моменты Куцев всегда напоминал себе, что регулярное употребление синдина незамеченным для мозга пройти не могло. Вот откуда эта паранойя, и не стоит позволять ей чувствовать себя в его мозгах как дома.
Куцев стянул с мокрой головы полотенце и понял, что с силой скрежещет зубами. Из зеркала, висевшего напротив, на него смотрел злобный взгляд красных, вытаращенных глаз, рот приоткрыт, будто в оскале, зубы сомкнуты и медленно двигаются. Виктор бросил полотенце и, обхватив голову руками, сел на крышку унитаза.
Кого он обманывает?! Синдин никогда его не отпустит, от этого невозможно вылечиться, нельзя избавиться от зависимости. Можно лишь бороться с собой, всегда, каждый день, каждую минуту. Синдин убивает. Теперь это знают все. Ему повезло, сухого кашля у Куцева никогда не было. Но, если синдин не убил тело, он все равно не оставит в покое душу, то нематериальное нечто навсегда останется в заложниках у наркотика.
Перед плотно закрытыми глазами плясали яркие пятна и маленький огонек служебного сообщения. Корабельная сеть требовала внимания инженера энергетической установки. Что там еще?
Руки дрожали. Сильно. Зубы выбивали барабанную дробь. Все тело покрылось неприятным холодным потом – только зря извел порцию воды. Чертов синдин!
Куцев открыл шкафчик с разным банно-прачечным скарбом, руки сами нашли нужное: небольшой пузырек с маленькими белыми таблетками. Эта штука разрешена, хоть и не приветствуется. Ему обещали, что поможет. Не навсегда, на пару дней максимум. Не обманули – пока что помогало.
Трясущимися пальцами он выковырнул белый кругляш и быстро, будто боялся куда-то опоздать, сунул его в рот. Пересохшее горло конвульсивно задергалось, пытаясь протолкнуть химическую отраву внутрь. Рот наполнился мерзким резиновым вкусом, но крупная таблетка упорно не желала проваливаться в желудок, норовя перекрыть доступ воздуха в легкие. К горлу подступила тошнота, перед глазами поплыли черные круги.
Куцев рванулся в каюту, схватил бутылку с остатками воды и, щедро поливая голую грудь, сделал несколько судорожных глотков. В горле все еще саднило, но дыхание стало свободным. Озноб нехотя отступал.
Служебное сообщение продолжало назойливо моргать в углу поля зрения. Что там еще стряслось?
Куцев активировал зашитую в указательный палец мышь и открыл сообщение. Превышение штатных параметров температуры в реакторе. Ничего критического, если бы угроза была реальной, корабельный компьютер не предлагал бы инженеру энергетической установки ознакомиться с сообщением, а орал благим матом на все судно.
Легонько двигая пальцем по столу, Виктор вывел на напыленный на роговицу наноэкран отчет о работе реактора. Температура продолжала расти.
– Черт бы ее подрал! – пробормотал себе под нос Куцев. На такой жаре не выдерживал даже реактор.
Конечно, жара была ни при чем. Инженер проверил данные по всем системам. Сбоев не было. Причины роста температуры он не понимал. Ситуация не угрожающая, ее можно легко разрешить. Но Виктор не видел причины, и это его настораживало. Пожалуй, даже чуть пугало.
Еще раз прогнал тест системы. Все узлы работали штатно, компьютер, резво катающий в трех своих «поплавках» неведомые человеку машинные мысли, был доволен вверенным ему хозяйством. Чего нельзя сказать о человеке – Куцев начинал нервничать.
Инженер посмотрел на свои ладони. Дрожь ушла, да и голова соображала вполне здраво. Неизвестно, что за дрянь скрывается внутри белого как снег мела, но помогала эта штука вполне. Нет, нажать на кнопку инъектора, заполненного вожделенным синдином все равно хотелось, это останется с ним до конца жизни. Но после таблеток со вкусом жженой резины хотя бы можно ощущать себя человеком, а не загибающимся в судорогах сморчком.
– Капитан, как идем? – спросил Куцев, связавшись с Мустафой через корабельную сеть.
– Нормально идем. Тут что-то по твою душу сообщают.
– Знаю. Видел уже. Оттого и интересуюсь. Ситуация штатная, видимо, нужна коррекция распада. Пойду, прогуляюсь в реакторный отсек – разберусь на месте.
– Давай. Мы уже в проливе, так что, если вдруг кто-то уже пронюхал про нашу авантюру с Архипелагом, ход нам очень пригодится. Ты уж постарайся, чтобы работало все как надо.
– Есть, капитан!
Куцев натянул неуставные бермуды, поблекшую на солнце майку без рукавов и резиновые вьетнамки. «Made in China», – красовалась немного потертая надпись на слоеной подошве. Можно подумать, обычные вьетнамки не мог делать кто угодно. Но все отчего-то продолжали закупать их у поднебесников. Точнее, закупали до Катастрофы, теперь вообще непонятно, кто у кого покупает.
В коридоре через широкие иллюминаторы испепеляло пространство нещадное африканское солнце. Не иначе инженеры, проектировавшие судно, хотели поиздеваться над экипажем – на большинстве кораблей коридоры проходили в глубине палуб и имели только искусственное освещение. Но не на «Хеллеспонт Стар» – здесь от палящего светила не укрыться. Быстрее бы добраться до лифтов.
Благословенная темнота, которой так жаждали настрадавшиеся от яркого света глаза Куцева, пришла неожиданно. В самый неподходящий момент.
Наползающие одна на другую строчки на наноэкране продолжали уверять, что повода для беспокойства нет, но Виктор этому уже не верил. Снова приступ паранойи? Лучше, если так. Но свет в лифте не выключается, когда с кораблем порядок.
Яркие люминесцентные лампы моргнули пару раз и погасли, оставив кабину в полумраке, разгоняемом едва теплящейся аварийной подсветкой лифтовых кнопок. Спустя несколько мгновений кабина лифта резко дернулась пару раз и остановилась. Внутри тесного помещения повисла непривычная тишина – вентилятор воздухозаборника отключился.
Палец стремительно перемещался по гладкой стене, выбирая нужные пункты меню. Полной картины не было – с сетью что-то происходило. Наконец-то! Все снова заработало. Внезапный обрыв питания, автоматика отключилась на секунду. Электроснабжение восстановлено. Значит, лифт тоже скоро поедет.
Кабина вздрогнула, по глазам резануло сиреневатым светом люминесцентных ламп, и включился вентилятор.
– Что у тебя там происходит?! – послышался голос капитана.
– Пока не знаю, – ответил Куцев. – Я в лифте. Если верить нашему компьютеру – все в пределах нормы. Через минуту прибуду и разберусь лично.
– Давай поторопись. Нам только SOS не хватало сейчас в эфир пустить: все слетятся, как стервятники к подохшему слону. Али на всякий будет дежурить в моторном.
– Так точно, уже приближаюсь, – послышался голос моториста.
Двери лифта плавно разошлись в стороны, сигнал промурлыкал, сообщая об остановке. Он почти на самом дне. Дальше лифт не идет. Дальше никто не ходил – ниже только мощный просвинцованный корпус реакторного отсека, там без спецснаряжения дольше пары минут не протянет никто.
Прямо перед Виктором торчал стальной парапет, впереди которого возвышалось толстое, непроницаемое для радиации стекло. Непроницаемое, конечно, до определенной степени. Внутрь вела мощная дверь. За ней, перед желтым квадратом радиационной защиты, крышки буферной емкости теплоносителя, торчал шестиугольник плиты реакторного блока, утыканный верхушками тормозящих стержней. Доступ внутрь был только у Куцева и капитана.
Мельком глянув на показатели радиационного фона внутри, Виктор пнул кнопку привода двери. Сеть узнала «балалайку» инженера, и тяжелая плита, шипя пневматическим приводом, отвалилась в сторону. Как только Куцев оказался внутри, автоматика герметично задраила реакторный блок.
Хочешь знать ситуацию из первых рук – проверяй данные лично. Конечно, забраться внутрь реактора Куцев не мог, но здесь, в реакторном блоке, все показатели дублировались, причем дисплеи, украшавшие стены вокруг шестиугольной плиты, показывали данные напрямую, минуя корабельную сеть.