Никита нажал на гудок и, не переставая сигналить, выехал со двора.
– Жаль, я не захватил с собой каменный топор! – пропыхтел он пятью минутами позже.
– Почему именно топор?
– Все остальное оружие для нее слишком гуманно, – проворчал любящий супруг и выехал на шоссе.
Рядом с Бурьиным по-питерски щепетильный и аккуратный Корсаков чувствовал себя не в своей тарелке. Никита управлял машиной как камикадзе. Он в упор не желал замечать, что не один на дороге, очевидно, воображая себя за рычагами танка. К светофорам и дорожным знакам он относился как к досадному недоразумению. Так что очень скоро Алексей стал ощущать себя штурманом подбитого самолета, который с воем несется к земле.
– Ты давно водишь машину? – осторожно полюбопытствовал он.
– А то как же! – радостно сказал друг.
– И права у тебя есть?
– А то как же! В третий раз восстановил. Знал бы ты, сколько мне это стоило! Показать? – И, не глядя на дорогу, Никита стал копаться в бардачке.
– Осторожно! – закричал Корсаков.
В последний момент Бурьин вывернул руль, избежав столкновения с маршрутным такси.
– Куда прешь, придурок, по моей полосе? – завопил он, высовываясь из окна. – Ноги поотрываю!
– Вообще-то здесь одностороннее движение, – подсказал Корсаков.
– В самом деле? Ну тогда пардон… Извини, друг, – удивился Бурьин, начавший уже вылезать для расправы.
Алексей повернулся и стал смотреть в окно. Они как раз проезжали мимо литой ограды университета на Воробьевых. Родные места! Здесь он ходил пять лет до метро и обратно. Обычно питерцы учатся в Питере, ну да есть же и исключения.
– Она меня переживет, – вдруг грустно сказал Никита. – Я это чувствую.
– Кто? – не понял Корсаков.
– Ну эта… Анна. Она мне уже предлагала, чтобы я квартиру на нее переписал. Говорит, у тебя работа опасная, а я твой друг и ты всегда можешь на меня положиться. Вот стерва! Ведь точно переживет же!
– Если будешь так водить машину, то да, – согласился Корсаков. – А чего ты на ней тогда женился? Это ведь было, кажется, уже на последнем курсе.
Никита стыдливо закряхтел.
– Из научного интереса, – объяснил он.
– Что-что? Из какого интереса? – переспросил Алексей.
– Видишь ли, у нее везде ребра! Даже там, где их не должно быть. А я как бывший выпускник медучилища не удержался… Ты же в курсе, что я в училище еще учился?
– А что, по-другому не получилось проверить?
– Значит, не получилось.
– А мне показалось, она милая женщина, – специально, чтобы подразнить приятеля, сказал Корсаков и тотчас пожалел, потому что Никита от возмущения едва не врезался в грузовик.
– Сменим тему, – прохрипел он. – Тебе кто больше нравится, ворона или воробей?
– Бройлеры, – сказал Алексей.
На выезде на Хорошевку машины стояли сплошным сбившимся потоком. Неисправный светофор уныло мигал желтым.
– Э нет! Так мы на полдня растянем. Знаешь что, давай проедем дворами, здесь недалеко, – заявил Никита.
Бурьин решительно выехал на тротуар, наискось пересек газон, проскочил под аркой проходного дворика и совершенно неожиданно оказался перед длинным бетонным забором со старинной табличкой: «Дом на снос. Строительство ведет ЗАО «СМУ-5». Ответственный: прораб П. Р. Зайбегуллин».
Некоторое время Бурьин разглядывал это странное объявление, а потом выругался:
– А чтоб этого прораба! Помню, здесь был проезд, а потом улица, на которой живет тот переводчик… И че теперь, блин, делать?
– Пешком пройти. – Корсаков вылез из машины.
– Погоди, я с тобой! – крикнул Никита. – Только поставлю противоугонное устройство.
Он залез в багажник и достал табличку. На табличке крупно нацарапано: «Угонишь – ты труп!» – и нарисован скелет, очень внушительный.
Никита бросил табличку на переднее сиденье, захлопнул дверцу и бросился догонять Корсакова. Несколько минут они шли вдоль забора, тщетно пытаясь найти в нем проход или хотя бы пролом.
Но, видимо, прораб Зайбегуллин был с монументальными замашками. Все, что было за забором, могло три раза рассыпаться в прах, но забор, грозный и неприступный, стоял бы, как Великая Китайская стена, бессмертным памятником прорабу Зайбегуллину и его стройке века.
Приятели подумывали, уж не перелезть ли им через забор, но решили просто интереса ради дойти до его конца. Но хитрости прораба Зайбегуллина не было границ. Забор уткнулся в глухую стену многоэтажного дома, протянувшегося чуть ли не на целый квартал.
Приятели переглянулись и расхохотались.
– Лезем? – спросил Никита.
– Ну давай!
Слегка испачкавшись, они перемахнули через забор и спрыгнули на битый кирпич, думая, что восторжествовали над прорабом. Но Зайбегуллин и здесь оставил их в дураках. Построив одну сторону крепости, он поленился построить другую. С противоположной стороны стройки забора вообще не было…
Они успели как раз вовремя. У зиявшей выбитыми окнами пятиэтажки рядом с кучей строительного мусора стоял джип «Чероки» с распахнутыми дверцами. Двое мужчин втаскивали девушку в строительный вагончик. Девушка, кстати, совершенно обнаженная, отчаянно сопротивлялась, царапалась, но почему-то не издавала ни звука.
– Средь бела дня! Почти в центре города! Положим, я тоже любитель острых ощущений, но не до такой же степени! – присвистнул Бурьин.
– И что? Ты так и будешь тут стоять? – Перепрыгнув через кучу битого кирпича, Корсаков бросился к вагончику. – Как изменились времена! – крикнул он на бегу. – Ведь совсем недавно за оброненный женский платок стрелялись.
– И правильно, нечего вещами сорить! Потерял чего из гардероба – застрелись! – устремляясь за приятелем, согласился пыхтящий Бурьин.
Услышав топот, громилы повернулись. Один из них пытался втолкнуть сопротивляющуюся девушку в дверь вагончика, а второй спокойно стоял, опустив руки и ожидая Корсакова.
Оставив внушительные монологи наподобие «Отпусти девушку, подонок!» героям боевиков, Корсаков бросился на противника, надеясь сшибить его с ног, но тот оказался проворнее. Алексей почувствовал, как что-то вспыхнуло у него в глазах и отдалось тупой болью в затылке.
Падая, он увидел, что громила склонился над ним, растянув в улыбке губы. Глаза у него были холодные и чуть прищуренные.
– Полежим в больничке? – спросил он.
– Добей его, Фома!.. А ну, не вырывайся, стерва! – крикнул его напарник, все еще борющийся с девушкой.
Фома выпрямился и увидел несущегося к нему бородача в кожаной куртке. Этот противник показался ему более серьезным, и он встал в стойку.
Никита перешел на шаг. Лицо у него было невозмутимым.
– Хочешь подраться, мальчик? Ну давай! Посмотрим, что ты умеешь. – И он, дразня, поманил к себе противника пальцем.
Решив нанести первый удар ногой в голову, громила совершил ошибку. Удар был хорошо поставлен и, возможно, в другом случае мог оказаться решающим, но он не учел реакции и мощи своего противника. Его бьющей ноге уже не суждено было опуститься. Чуть отклонившись, Бурьин перехватил ее на лету одной рукой, а другой – с силой нажал на колено. Послышался хруст. Фома хрипло застонал и свалился на битый кирпич.
– Закрытый перелом плюс смещение коленной чашечки, – сказал ему Никита. – В другой раз не работай ногами так высоко… А ты куда? А ну стой!
Второй бандит спрыгнул со ступенек строительного вагончика и бросился к машине. Он бы успел, но Корсаков, уже немного оправившийся, поставил ему подножку. Почти сразу неуемная сила оторвала противника от земли, подняла высоко над землей, и он всем телом врезался в лобовое стекло джипа.
– Ну вот, опять влипли. Говорила мне мама: не лазай через заборы, сынок, – проворчал Никита, помогая Корсакову подняться. – Ты как? В порядке?
– Голова кружится, – сказал тот, ощупывая подбородок.
– Раз кружится – значит, есть чему. Ты че, никогда раньше не тренировался?
– Почему это? Я фехтовальщик! – возмутился Корсаков.
– Ну тогда носи с собой рапиру! – посоветовал Бурьин, переводя взгляд вправо. – А, вот и наша спасенная! Не бойтесь, идите к нам! Только не вздумайте плакать, мы тогда сразу убежим.
Девушка, выйдя из вагончика, подошла к ним. Похоже, она совсем не стеснялась своей наготы. Кожа у нее была молочно-белая и поразительно чистая. «Странно, что у нее нет ни одного родимого пятна. Такое редко бывает». Едва Корсаков об этом подумал, как заметил у девушки справа от пупка небольшую родинку.
– Вам повезло, что эти мерзавцы не успели вас обидеть, – сказал он. – Вам нужна помощь?
– Помощь? – повторила незнакомка, словно пробуя на вкус это слово. – Нет, спасибо, не нужна. Она мне вообще не была нужна.
Голос у нее поначалу звучал немного неуверенно, но с каждым следующим словом эта неуверенность исчезала.
Корсаков решил, что они имеют дело с женщиной не очень твердых моральных устоев, и почувствовал неожиданную досаду. Не исключено, что эти парни были ее сутенерами.
– Нет, я их раньше не знала, – странно угадывая его вопрос, выпалила девушка. – Как вы думаете, все самцы ведут себя подобным образом? Я имею в виду, совершают насилие и получают от этого удовольствие?
– Не все. Только самые примитивные, – осторожно сказал Корсаков.
– А вообще, по секрету, бывают вещи и поприятнее. Пиво, например, или салат оливье, – буркнул Никита, которому показалось, что он молчит слишком долго.
Алексей заметил, что его приятель разглядывает девушку с любопытством, но без всякого восхищения, словно подозревает в ней замаскированную экс-жену. Но даже и то, что Бурьин на нее просто смотрит, отчего-то стало ему неприятно. Инстинкт собственника?
– Где ваша одежда? – спросил он. – В машине?
– У меня ее не было. – Девушка преспокойно оперлась рукой о его плечо и подняла ступню, разглядывая, нет ли в ней занозы.
– Вообще не было одежды? Неужели вы и в машину к ним садились прямо так? – заинтересовался Никита.
– А для вас так много значат эти полоски ткани, ведь сущность женской формы под ними остается неизменной? Я и этим людям так сказала, но они, кажется, ничего не поняли.
– Теперь ясно, почему у них поехала крыша. Они восприняли ваш наряд как приглашение к близкому знакомству. А вы небось дали им откат, – сказал Бурьин.
Корсаков представил себе лица громил, когда девушка говорила с ними о сущности женской формы, и едва сдержал улыбку.
– Скажите, это не вы случайно сидели на памятнике Долгорукому? – вдруг выпалил Никита.
Девушка на мгновение задумалась и ответила двумя вопросами на один:
– Долгорукий – это такой бронзовый всадник на коне? Да, это была я, но что в этом такого?
– Да ничего. Я о вас по радио слышал. Если вздумаете нагишом походить по Красной площади, пригласите меня посмотреть.
– Хорошо, если вам это так необходимо, – согласилась девушка.
Лицо Бурьина стало озадаченным. Кажется, он сообразил, что его поставили на место.
– Послушайте, – спросил Алексей, – а там, на памятнике, что вы испытывали?
– Седло горячее. Сильный ветер. Голубей много. А вообще-то ничего, – подробно принялась припоминать девушка, усердно морща лобик.
Глядя на нее, Корсаков подумал, что его первое впечатление о ней как о представительнице древнейшей профессии было, пожалуй, поспешным.
Послышался шум. Из подъезда выскочили мальчишки с брызгалками, видимо, игравшие в пустующем доме.
Увидев джип с треснутым стеклом, стонущих громил, двоих мужчин и обнаженную девушку, мальчишки с жадностью принялись глазеть, но стоило Бурьину сделать шаг в их сторону, как они торопливо прыснули в разные концы.
– Пора уходить! – сказал Алексей. – Если вы, конечно, не собираетесь дожидаться милиции. Я имею в виду, после той истории на памятнике.
– Нет, я никого дожидаться не буду, – решительно заявила девушка. – Вот только одежда… Я слишком бросаюсь в глаза.
– Раньше это вас не очень-то смущало. Ладно, попробуем что-нибудь найти. – Корсаков заглянул в бытовку.
Там было затхло. На полу валялся рваный матрас. Рядом стояли два стакана и пустая водочная бутылка.
– Натюрморт, – сказал Корсаков.
– Нет, натюрморт – это когда продукты, а когда все продукты уже сожрали – это пейзаж, – поправил Бурьин, просовывая в дверь свою бородатую физиономию.
После непродолжительных поисков Алексей обнаружил в углу возле плитки несколько оранжевых спецовок. Выбрав из них одну почище, он вынес ее из бытовки.
– По-моему, она новая. Набросьте, пока не доберетесь домой, – сказал он, протягивая ее девушке.
– Угу. – Незнакомка быстро натянула оранжевый комбинезон на голое тело. – Как ярко! Люблю яркие цвета!
– Вылитая «Мисс Стройка», – подтвердил Бурьин, озабоченно поглядывая в сторону забора.
– Что случилось? – спросил Корсаков.
– А то случилось, что мою машину надо отогнать, чтобы не светилась. Вас подвезти? Где вы живете?
Лирда помедлила с ответом.
– Я издалека, – сказала она.
– Приезжая? – догадался Корсаков. – Ведь не с неба же вы свалились?
– Нет, не с неба, – поспешно ответила Лирда, мгновенно вспоминая правило номер 199, гласившее: «Никогда не говори аборигенам, откуда ты».
– И денег нет?
– Нет.
Приятели переглянулись.
– Ее нельзя бросать, – шепнул Корсаков.
– Ясное дело, нельзя. Или ее снова очень скоро занесет голышом на какой-нибудь памятник, – согласился Никита.
– Ну что ж, – сказал Корсаков громко, – пойдете пока с нами, а там решим, что делать. Лады?
Девушка неуверенно посмотрела на него, очевидно колеблясь. Где-то в отдалении со стороны переулка завыла милицейская сирена.
– Хорошо, я с вами, – быстро сказала она, пытаясь припомнить, не существует ли на этот счет какого-либо ограничительного правила.
– Отлично, тогда я к машине. А вы не ждите меня, я адрес тебе говорил! – крикнул Никита, бросаясь к забору.
Подъехавший через минуту милицейский патруль нашел на стройке только джип, а рядом с ним двух стонущих громил.
Обогнув приговоренный к сносу дом, Корсаков и девушка в оранжевом комбинезоне оказались на узенькой сонной улочке со старыми пятиэтажными домами. Даже странно, как такая тихая улочка могла соседствовать рядом с оживленным шоссе. Судя по номерам домов, Никита промахнулся, и им предстояло пройти едва ли не два квартала.
Вдоль улицы и во дворах пятиэтажек густо росли тополя, а рядом торчали ощипанные кусты отцветшей сирени. Корсаков заметил даже покосившуюся зеленую голубятню. Девушка в оранжевом комбинезоне также с любопытством изучала эту тихую улочку. Причем любопытство ее нередко вызывали вещи самые заурядные. Так, почти минуту она разглядывала стайку воробьев, купавшихся в пыли, потом, случайно ступив босой ногой в лужу, долго смотрела на оставленный на асфальте мокрый след.
– Мы уже почти пришли. Этот дом семнадцатый, а следующий, очевидно, пятнадцатый, – сказал Алексей, пытаясь вспомнить адрес, который называл ему Никита.
Незнакомка ничего не ответила, Корсаков оглянулся и увидел, что, присев на корточки, она ловит на листок подорожника мохнатую гусеницу, отважившуюся переползти асфальтовую дорогу.
– Простите, а как вас зовут? – спросил он, вдруг сообразив, что до сих пор не знает ее имени.
Девушку его вопрос, казалось, немного озадачил, но она быстро ответила:
– Ли… Лида, Лидия. Лидка. Ведь такое имя есть?
– Есть, – кивнул Корсаков.
– А вас? – спросила Лирда. – Впрочем, дайте я сама отгадаю. Максим?
– Нет, ошиблись, Алексей, – сказал Корсаков, слегка напрягшись. Максимом, кажется, хотела назвать его мама, но отец настоял, чтобы его назвали Алексеем, в честь деда. Когда он рос, мама часто из упрямства называла его Максимом, так он и рос лет до пяти с двумя именами – с мамой Максим, а с отцом Алексей.
Удивительно, что девушка попала так близко.
Завизжали тормоза, и рядом, едва не сбив их, остановилась ярко-красная «БМВ».
– Привет! Не нашли? А я думал, вы давно у Пашки, – крикнул Бурьин, энергично, как чертик из табакерки, выскакивая из машины.
– Мы только что подошли, – объяснил Корсаков. – Задержались по дороге.
– Ну вы и копуши! – поразился Никита. Он полез на заднее сиденье, вытащил какой-то большой пакет и бросил его девушке: – А я уже в магазин успел заехать, лови! Купил тебе кое-что из одежды, размер, разумеется, прикинул на глаз.