Здесь Гитлер вновь прервал генерала:
– Ах, оставьте… не имеет значения… докладывайте дальше, – проговорил он еле слышно, слегка хриплым голосом.
И откуда могли взяться новые самолеты? Ведь всякий раз, как только приступали к выпуску новой модели, Гитлер тут же, поддавшись на чьи-нибудь уговоры, вносил существенные поправки в уже утвержденную конструкцию, останавливал конвейер и приказывал подготовить новые чертежи. И эта чехарда длилась уже не один год. В результате немецкая авиационная промышленность не смогла наладить массовое производство действительно скоростных реактивных самолетов Ме-262, оснащенных мощными огневыми средствами, которые по всем параметрам превосходили аналогичные самолеты союзников. Еще в 1943 г. Гитлер запретил их производство, поскольку считал оборонительным оружием. Тогда же он распорядился увеличить выпуск бомбардировщиков и интенсифицировать бомбовые атаки на Англию. К тому времени уже несколько германских городов были превращены в руины. Немецкая противовоздушная оборона оказалась не в состоянии противостоять англо-американским воздушным армадам, немецкие истребители по своим боевым качествам уступали союзнической авиации, которая не испытывала трудностей при отражении разрозненных наскоков немецких самолетов.
Когда генерал Кристиансен окончил, настал черед адмирала Вагнера, начальника оперативного штаба ВМС, изложить состояние дел с морскими операциями. Гросс-адмирал Дёниц в этот момент стоял у противоположного от Гитлера конца стола с картами, рядом с ним – адмирал фон Путткамер, с 1934 г. военно-морской адъютант фюрера. Доклад Вагнера главным образом касался морских перевозок живой силы и техники между норвежскими, датскими и немецкими портами. Он также упомянул об огневой поддержке артиллерией крейсеров «Принц Евгений», «Лютцов» и «Шеер» немецких войск, ведущих ожесточенные сражения на побережье Восточной Пруссии, о транспортировке морским путем немецких военных частей, продовольствия и боеприпасов между Курляндией и портами в западной части Балтийского моря и долго распространялся о мужестве моряков, осуществляющих эвакуацию гражданского населения из Восточной Пруссии и Данцига по еще не занятым противником проливам.
По окончании доклада Вагнера почти каждый из присутствовавших, имевших по своему положению или чину на это право, принял участие в последующем обсуждении, причем независимо от наличия соответствующих специальных познаний и опыта. На этом официальная часть совещания закончилась, однако гросс-адмирал Дёниц вновь обратился к Гитлеру:
– Мой фюрер, я должен проинформировать вас по вопросу эвакуации курляндской группировки. Верховное командование сухопутных войск разработало план по ее транспортировке в Германию. Он предусматривает тотальное использование всех наличных судов и активную поддержку со стороны военно-воздушных сил. И Виндава, и Либава располагают вполне адекватными погрузочными возможностями. Всего операция затронет полмиллиона человек. По моим подсчетам для перевозки войсковых частей и важной техники понадобится не более четырех недель. Некоторые виды тяжелого вооружения придется оставить на месте.
Дёниц со всей страстью, на какую был способен, отстаивал план Гудериана. Изменить прежнее мнение адмирала побудил тот неоспоримый факт, что русские уже подошли вплотную к Данцигу и Гдыне. Медленно поднявшись, Гитлер, волоча ноги и сцепив руки за спиной, несколько раз прошелся по комнате, затем, резко повернувшись, сердито ответил Дёницу:
– Я, кажется, уже говорил, что об эвакуации курляндской группировки не может быть и речи. Я не могу бросить тяжелую технику и, кроме того, должен иметь в виду Швецию. – Потом, уже спокойнее, добавил: – Одну дивизию можно перебросить в Германию… Гудериан, представьте мне завтра соответствующий план… Я благодарю вас, господа… Борман, останьтесь, пожалуйста.
Отдав честь и забрав принесенные с собой документы, все, за исключением Бормана, покинули помещение.
Как только за ними закрылись массивные двери совещательной комнаты, в приемной сразу стало очень оживленно. Геринг с помощником тотчас же покинул помещение, за ними последовали Гиммлер, Кальтенбруннер и Фегелейн. Адъютанты взялись за телефоны, остальные расселись за столами, чтобы немного подкрепиться и обменяться мнениями. К Кейтелю подошел дежурный офицер и предложил сигар. Довольный фельдмаршал, улыбаясь, тщательно выбрал одну и торжественно закурил, другая сигара исчезла в его правом нагрудном кармане. Дёниц наслаждался бокалом шнапса, беседуя со своим штабным офицером. Мы оставались в приемной примерно с полчаса, после чего проделали обратный путь по бесконечным коридорам и комнатам мимо множества часовых с бесчисленными проверками и в конце концов снова оказались на свежем воздухе. Часы показывали почти половину восьмого вечера, когда подъехала автомашина, чтобы доставить нас обратно в Цоссен.
Была ясная звездная ночь, и мы ехали по затемненному Берлину с потушенными фарами. Мимо скользили сплошные развалины, огромные кучи битого кирпича, улица за улицей, без малейших признаков жизни, без единственного лучика света. Действительность выглядела мрачно и жутко, будто мир призраков, полуразрушенные здания тянулись остатками стен к ночному небу. Было трудно поверить, что когда-то здесь шумел процветающий большой город с ярко освещенными улицами и искусно декорированными витринами, с толпами нарядно одетых людей. В одном месте мы чуть было не налетели на поспешно возведенную баррикаду вокруг неразорвавшейся бомбы. Но скоро Берлин остался позади, и мы стали ощущать не гарь пожарищ, а чудесный запах соснового леса. После получасовой езды автомобиль повернул налево и миновал большие ворота: мы прибыли на центральный командный пункт, расположенный в Цоссене, в 30 километрах к югу от Берлина.
Штаб-квартира включала два комплекса зданий, возведенных в Бранденбургском лесу: в Мейбах-II размещались управления Генерального штаба сухопутных войск, в Мейбах-I, в 500 метрах далее к югу, находились члены Верховного главнокомандования вермахта и сотрудники оперативного управления. Двенадцать строений были сгруппированы в форме подковы, прекрасно замаскированы и связаны между собой подземными переходами. Весь комплекс был готов уже в 1939 г. и являлся первой штаб-квартирой германских вооруженных сил во время польской кампании. Два здания имели по два подземных уровня. Подземный ход вел также в так называемую «службу 500», самый крупный телекоммуникационный центр Германии, помещенный на глубину 20 метров. Сюда сходились все военные и важнейшие гражданские телефонные линии, соединявшие Верховное командование и администрацию Берлина со всеми уголками Третьего рейха и всеми оккупированными европейскими территориями. Центр значился под условным названием «Цеппелин».
Не успели мы прибыть на командный пункт, как нас уже предупредили о предстоящем в скором времени воздушном налете: дескать, английские бомбардировщики уже на подходе к Берлину. Потом, около 9 часов вечера, позвонили из имперской канцелярии и передали телефонограмму: «В полночь в подземном убежище фюрера состоится брифинг. Подъезд со стороны Герман-Герингштрассе. Генералу Гелену взять с собой досье, касающееся фронтов в Венгрии и Померании».
Гитлер часто устраивал подобные ночные совещания, демонстрируя полное пренебрежение к нашему самочувствию. Он сам давно уже принадлежал к так называемым «полуночникам», для нас же эти мероприятия были не чем иным, как напрасной, изнуряющей тратой времени. Поступившее требование буквально вывело из себя генерала Гудериана, прекрасно знавшего, насколько мы все были перегружены текущей работой. Едва я положил телефонную трубку, как снова позвонили из имперской канцелярии: «В связи с воздушной тревогой совещание переносится на 1 час ночи. В остальном распоряжение остается в силе». Судя по всему, в эту ночь нам предстояло обойтись без сна.
Воздушный налет мы переждали в бомбоубежище на втором, более глубоком уровне, и после сигнала отбоя вновь выбрались на поверхность. Эти хождения вниз и вверх были сопряжены с определенными сложностями: всякий раз мы должны были брать с собой все важные документы. Перед возвращением в Берлин нам, кроме того, следовало получить как можно больше информации о последствиях воздушного налета: какие части города претерпели наибольшие разрушения, где возникли серьезные пожары. Знать это было необходимо, чтобы благополучно объехать временные заграждения и не опоздать на совещание в имперской канцелярии.
Глава 2
ПРЕДШЕСТВОВАВШИЕ ГОДЫ
Быть может, оттого, что я недавно побывал в совсем ином мире – на семейных торжествах в Любеке по случаю моего 27-летия, – или потому, что я отчетливо сознавал ожидавший меня новый и непривычный круг обязанностей в качестве адъютанта Гудериана, но только когда я собирал нужную для предстоящего ночного совещания информацию, перед моим внутренним взором тянулась непрерывной чередой вереница предшествовавших настоящему моменту событий.
Любек всегда был вольным имперским городом. Свою независимость он утратил только в 1937 г., когда при нацистском правлении вошел в состав Пруссии. Расположен Любек – бывший центр Ганзейского торгового союза северных немецких городов – в нижнем течении реки Траве, впадающей в Любекскую бухту. Старые церкви, городские дома с остроконечными крышами, торговые ряды и старинные крепостные стены напоминают о былом величии Любека; здесь я родился в 1918 г. в довольно состоятельной семье и рос в обстановке благополучия и относительной безопасности, сопутствующей обычно людям среднего сословия. С ранних лет меня интересовали музыка, хорошие книги, гребля и верховая езда.
Ощущение внутренней гармонии с окружающим миром внезапно исчезло, когда Гитлер в 1933 г. стал канцлером Германии и власть в стране захватила так называемая Национал-социалистическая рабочая партия Германии (НСДАП). В том же году я вступил в гитлерюгенд, политическую нацистскую организацию для юношей 15–18 лет. В ней я впервые соприкоснулся с политикой. Привлекли меня, пожалуй, возможность деятельно участвовать в решении конкретных задач и в достижении четко обозначенных целей, а также сугубое внимание к спорту и военизированным играм. Мне бесконечно нравился незнакомый мне прежде коллективный дух товарищества, насквозь пронизанный юношеским идеализмом, и я вскоре был назначен руководителем своей группы. Однако занимал я этот пост недолго. Дело в том, что я с детства был приучен иметь и открыто выражать собственное мнение. Именно эта особенность моего характера послужила причиной конфликта с руководством местного отделения гитлерюгенда. В 1936 г. меня исключили из организации. Кому-то нынче, особенно незнакомым с тогдашними условиями, данный случай может показаться незначительным, однако в тот период в Германии он был чреват весьма серьезными последствиями. В какой-то мере я узнал на собственном опыте, что означает диктаторский режим и какие способы воздействия на отдельного гражданина может использовать авторитарная система. У меня возникли трудности в школе и неприятности с полицией, и в конце концов пришлось примириться со странным отказом армии зачислить меня в свои ряды, хотя я выдержал экзамены на офицерский чин с отличием. Этот удар отбил у меня всякое желание стать кадровым военным, и в 1937 г. я покинул школу в Любеке, получив свидетельство об окончании средней школы и намереваясь продолжить образование в университете. Но прежде мне надлежало отбыть трудовую повинность и выполнить свою воинскую обязанность. Трудовую повинность мне пришлось отбывать в лагере Сёрап близ датской границы.
Примечания
1
Четники – члены организаций фашистского толка.