Фридрих Вильгельм фон Меллентин
Танковые сражения. Боевое применение танков во Второй мировой войне. 1939–1945 гг
Предисловие
Эта книга основана на моем личном опыте, полученном в ходе Второй мировой войны. Будучи офицером германского Генерального штаба, я принимал участие в ряде крупнейших кампаний в Африке, в России и на Западе, служил вместе с выдающимися военными деятелями Германии. Больше года я прослужил в штабе фельдмаршала Роммеля.
Да будет мне позволено коснуться некоторых личных моментов и объяснить, почему я решился внести и свой вклад во все увеличивающийся поток военной литературы. Когда началась война, я был капитаном в штабе III армейского корпуса, участвовавшего во вторжении в Польшу, а к ее концу – генерал-майором и начальником штаба 5-й танковой армии, оказавшейся в районе Рура. Исключая несколько кратких перерывов по болезни, я всю войну находился в действующей армии – в Польше и во Франции, на Балканах и Западной пустыне, в России, снова в Польше, снова во Франции и, наконец, в Арденнах и Рейнской области. Участвуя во многих решающих битвах, я видел, как действуют танки в самых различных условиях войны – от заснеженных лесов России до бесконечных просторов Западной пустыни.
При подготовке этой книги мне оказали огромную помощь мои боевые товарищи – офицеры немецкой армии. В частности, я весьма признателен моему бывшему командиру генералу Бальку за предоставленные в мое распоряжение его личные документы, которые оказались весьма ценным материалом, особенно в отношении военных действий в России. Я чрезвычайно благодарен моему другу полковнику Динглеру из германского Генерального штаба за позволение широко цитировать его описание Сталинградской битвы, а также генерал-лейтенанту фон Натцмеру и моему брату генералу Хорсту фон Меллентину за предоставленные мне важные документы, касающиеся Красной армии.
Я сделал все возможное, чтобы дать объективную оценку кампаниям, в которых участвовал. Хотя книга эта написана с точки зрения немецкого военного, я отнюдь не ограничивался только немецкими источниками. К моменту ее создания было опубликовано несколько прекрасных английских и американских исторических работ, и я в полной мере использовал этот материал. Появившиеся позднее исследования делают возможной попытку самого серьезного анализа военных событий 1939–1945 годов. Я уверен, что военные всех стран хотят восстановить все факты и обстоятельства Второй мировой войны, избегая выводов, основанных на личных предубеждениях и патриотических чувствах. Это попытался сделать и я.
Фридрих Вильгельм фон Меллентин Йоханнесбург, Южная Африка
Введение
Я родился 30 августа 1904 года в старинном немецком торговом городе Бреслау, расположенном в самом сердце Силезии.
В своих воспоминаниях Уинстон Черчилль пишет о том, как он присутствовал на германских военных маневрах 1908 года и был представлен кайзеру Вильгельму II. Кайзер приветствовал его словами: «Прекрасная страна эта Силезия, за нее стоит сражаться». Ныне Силезия входит в состав Польши, и названия многих немецких городов, связанных с историей и традициями Германии, – Лёйхен, Лигниц, Кацбах – стерты с карты Европы. Судьбу Силезии разделила и Померания, откуда происходит моя семья и где род Меллентинов появился в 1225 году.
Мой отец, Пауль Хеннинг фон Меллентин, подполковник артиллерии, погиб на Западном фронте 29 июня 1918 года. Я был его третьим сыном. Семья моей матери Орлинды, урожденной фон Вальденбург, происходит из Силезии и Бранденбурга; ее прадедом был принц Август Прусский, племянник Фридриха Великого. Моя матушка была моей путеводной звездой в дни мира и войны, а после безвременной кончины отца она приняла на свои плечи тяжкое бремя воспитания и обучения трех своих сыновей. Она покинула земную юдоль в августе 1950 года, за несколько недель до моего отъезда в Южную Африку.
В Бреслау я учился в реальном училище, а после его окончания поступил на военную службу в 7-й кавалерийский полк. Это произошло 1 апреля 1924 года. Полк был расквартирован в Бреслау и вел свою историю от знаменитых «белых кирасиров» императорской армии. Всю свою жизнь я питал страсть к лошадям и теперь, оглядываясь на свою семилетнюю службу в кавалерии, могу сказать, что это был самый счастливый период моей жизни. Но первые четыре года оказались довольно трудными, потому что в это время я затрачивал много времени на подготовку к производству в офицеры. В полк я поступил в звании рядового и оставался в этом звании 18 месяцев, прежде чем меня произвели в капралы. В 1926 году я поступил в пехотное училище в Ордруфе, а затем перешел в кавалерийское училище в Ганновере, где и получил самую тщательную подготовку в тактике и верховой езде.
1 февраля 1928 года мне был присвоен чин лейтенанта, которым я очень гордился. В те дни, когда численность рейхсвера составляла 100 тысяч человек, а во всей армии могло быть только 4 тысячи офицерских должностей, процесс отбора был чрезвычайно строгим, поскольку главнокомандующий генерал фон Сект считал, что его офицеры должны составлять corps d'elite (отборный офицерский корпус). Прослужив на разных должностях в качестве офицера кавалерийского эскадрона до 1935 года, я полностью отдался своей любви к скачкам и преодолению препятствий.
2 марта 1932 года я женился на Ингеборг, урожденной фон Аулок, дочери майора фон Аулока и Ноны, в девичестве Малькомесс. Дед моей супруги в 1868 году эмигрировал в Южную Африку, где его семья многого добилась – один из ее членов даже стал сенатором в парламенте ЮжноАфриканского Союза. Благодаря наследству, полученному моей женой от деда незадолго до конца Второй мировой войны, мы смогли эмигрировать в Южную Африку после того, как потеряли все наше состояние и недвижимое имущество, оставшееся в Восточной Германии. У нас два сына и три дочери.
В начале своей военной службы я и не помышлял о карьере штабного офицера, поскольку любил полковую жизнь и был вполне счастлив в кругу своих товарищей по 7-му кавалерийскому полку. Но мой командир, полковник граф С., так же, как и я, не терпел канцелярской работы; поэтому, полагая, что во время учений я проявил тактическое чутье, поручил мне готовить все оперативные доклады для штаба дивизии. Там остались вполне довольны этими бумагами, и граф засадил меня за эту работу уже постоянно. В октябре 1935 года я был направлен в военную академию в Берлине, где готовили офицеров Генерального штаба.
Курс обучения в академии был рассчитан на два года. Первый год преподавание ограничивалось полковым уровнем, на втором году обучения мы постигали искусство управления дивизиями и более крупными формированиями. Теперь порой я вспоминаю об этих годах с затаенной тоской – это был последний беззаботный период моей офицерской жизни. Лекции читались в первой половине дня, а послеобеденное время посвящалось самоподготовке или более приятным занятиям. Довоенный Берлин был весьма притягательным городом и манил огнями своих театров, стадионов, музыкальных салонов и других центров светской жизни.
Осенью 1937 года я сдал экзамены и получил назначение в штаб III корпуса, расположенного в Берлине. Моим начальником стал генерал фон Вицлебен, позднее, во время кампании во Франции, командовавший 1-й армией; затем он стал фельдмаршалом и назначен командующим войсками на Западе. Вицлебен играл ведущую роль в заговоре 20 июля 1944 года и был повешен гестапо. Мне было чрезвычайно приятно служить под командованием столь выдающегося человека, любимого и уважаемого всеми офицерами его штаба.
Моя служба в качестве офицера штаба Берлинского корпуса в значительной мере была связана с организацией торжественных приемов и военных парадов. Я помогал организовывать различные парады фюрера, а также церемонии в честь Муссолини и югославского принца-регента Павла. Не было большей радости, чем проводить последнего из этих официальных лиц; все офицеры штаба испытывали чрезвычайное облегчение, когда церемонии проходили без сучка и задоринки.
Куда более интересной была моя работа, связанная с контрразведкой в Берлинском военном округе и с обеспечением безопасности наших военных заводов в этом регионе. Элегантный польский офицер по фамилии Сосновский в свое время заставил говорить о себе все высшее общество. Он выдал себя за владельца превосходных скаковых лошадей. Таким образом он свел многочисленные знакомства с женщинами, работавшими секретаршами в военном министерстве, и получил через них массу ценнейших секретных сведений. В мои обязанности входило следить за тем, чтобы ничего подобного в будущем не повторялось.
В 1930-х годах вопрос о механизации германской армии стоял чрезвычайно остро. По Версальскому договору Германии запрещалось иметь какое бы то ни было современное оружие или оборудование, и в армии не было ни одного танка. Я прекрасно помню, как, будучи молодыми солдатами, мы отрабатывали военные приемы на деревянных макетах. В 1930 году наши моторизованные силы состояли из нескольких устаревших разведывательных бронемашин и пары рот мотоциклистов. Однако к 1932 году моторизованное подразделение с макетами танков уже принимало участие в маневрах. Этим, вне всякого сомнения, была продемонстрирована та роль, которая будет отведена бронетанковым силам в современной войне.
Основной движущей силой всех этих преобразований был тогда еще полковник Гейнц Гудериан, несколько лет бывший начальником штаба инспекции моторизованных войск. Согласно общепринятому мнению, Германия позаимствовала концепцию танковой войны у британских военных теоретиков Лиддела Харта и генерала Фуллера. Я ни в коем случае не отрицаю влияния их теоретических работ, но является несомненным фактом, что уже к 1929 году теоретические разработки в области тактики бронетанковых войск далеко опережали подобную деятельность Великобритании и стали основой той доктрины, которая с таким успехом была использована нами в ходе Второй мировой войны. Примечательны следующие слова из книги генерала Гудериана «Танки – вперед!»: «В 1929 году я пришел к твердому убеждению, что танки, действуя изолированно или во взаимодействии с пехотой, никогда не смогут достичь решающей роли (sic). Исторический опыт, маневры, проведенные в Англии, и наши собственные эксперименты с макетами убедили меня в том, что танки никогда не смогут проявить себя во всей мощи, если другие рода войск, на чью поддержку они неизбежно должны опираться (курсив мой. – Авт.), не будут иметь одинаковой с ними скорости и проходимости. В соединении, состоящем из всех родов войск, танки должны играть ведущую роль, тогда как другие рода войск действовать в их интересах. Было бы неправильно включать танки в состав пехотных дивизий, наоборот, желательно создавать танковые дивизии, которые включали бы все рода войск, обеспечивающие максимальную эффективность действий танков».
Эта теория Гудериана стала основой, на которой и были созданы немецкие танковые армии. Многие из военных воротят нос от теорий и презирают «кабинетных офицеров», но история последних 20 лет продемонстрировала жизненную важность ясного мышления и дальновидного планирования. Естественно, теоретик должен быть хорошо знаком с практическими реалиями (и прекрасным примером этого является сам генерал Гудериан), но без его предварительной теоретической разработки все последующие практические шаги в конце концов пропадают втуне. Британские военные специалисты, конечно, признали, что танкам предстоит сыграть громадную роль в войнах будущего – собственно, это уже было предсказано сражениями при Камбре и Амьене[1], – но они не придавали должного значения тезису о необходимости взаимодействия всех родов войск танковой дивизии.
В результате Великобритания лет на десять отстала от Германии в разработке тактики применения танков. Фельдмаршал лорд Уилсон Ливийский, описывая свою работу по боевой подготовке 7-й бронетанковой дивизии в Египте в 1939–1940 годах, писал:
«В ходе подготовки бронетанковой дивизии я особо подчеркивал необходимость максимального взаимодействия всех родов войск во время сражения. Надо было выступить против пагубной теории, распространившейся в последние годы и разделяемой некоторыми штатскими авторами определенного толка, согласно которой танковые подразделения способны в ходе сражения достичь победы без какого-либо взаимодействия с другими родами войск.
…Главными в развенчании этого и многих других заблуждений наших ученых мужей были немцы»[2].
Несмотря на все предупреждения Лиддела Харта о необходимости взаимодействия между танками и артиллерией, британские теории танковой войны склонялись в пользу «чисто танковой» концепции, которая, как отмечал фельдмаршал Уилсон, нанесли немалый ущерб британской армии. Лишь к концу 1942 года британцы начали практиковать тесное взаимодействие между танками и артиллерией в действиях своих бронетанковых дивизий.
Наши танковые войска своим созданием и совершенствованием, несомненно, многим обязаны Адольфу Гитлеру. Предложения Гудериана о механизации армии встретили значительное сопротивление со стороны влиятельных генералов, хотя генерал барон Вернер фон Фрич, главнокомандующий сухопутными силами, склонялся в их пользу. Гитлер заинтересовался этим вопросом; он не только проявил глубокие знания в технических проблемах моторизации войск и бронетанковых сил, но и продемонстрировал свою приверженность стратегическим и тактическим идеям Гудериана. В июле 1934 года было создано управление бронетанковых войск, начальником штаба которого стал Гудериан. С этого момента и начался быстрый рост бронетанковых сил. Гитлер всячески стимулировал этот процесс, в том числе лично присутствуя при испытаниях новых танков, а его правительство делало все возможное для развития моторостроения и строительства дорог. Вопрос этот был жизненно важен, поскольку с технической точки зрения моторной промышленности Германии предстояло ликвидировать последствия своего отставания.
В марте 1935 года Германия формально денонсировала военные статьи Версальского мирного договора, и в этом же году были сформированы первые три танковые дивизии. Мой кавалерийский полк оказался в числе отобранных для преобразования в танковые части. Будучи страстными кавалеристами, мы все испытывали грусть ввиду приближающегося расставания с нашими лошадями, но вместе с тем были полны решимости сохранить славные традиции Зейдлица[3] и Цитена[4] и перенести их в новые, танковые войска. Нас также переполняла гордость оттого, что танковые дивизии формировались в основном из бывших кавалерийских полков.
С 1935-го по 1937 год внутри германского Генерального штаба шла напряженная борьба относительно будущей роли бронетанковых сил в грядущих сражениях. Генерал Бек, начальник штаба, будучи последователем французской доктрины, считал, что роль танков должна быть ограничена поддержкой пехоты. Против этой пагубной теории, оказавшейся столь роковой для Франции летом 1940 года, успешно боролись Гудериан, Бломберг и Фрич. И в 1937 году мы уже начали формировать танковые корпуса, состоявшие из танковой и моторизованной дивизий; Гудериан же смотрел еще дальше и предвидел создание танковых армий.