Лукреция не могла иметь ни малейшего представления о происходящем. Что же касается Александра VI, то он, возможно, осознавал, что вокруг него что-то затевается, но если и так, то считал несвоевременным что-либо предпринимать в ответ. В тот момент основное беспокойство вызывало у него лавинообразное наступление французов, но, несмотря на это, его стремление поскорее увидеть своих любимых женщин ничуть не уменьшалось. В связи с этим он пишет Адриане Мила, не могла бы она предпринять какие-либо действия, чтобы ускорить их возвращение. «Дорогой племяннице» поручалось осторожно выяснить, не собирается ли Джованни Сфорца возвращаться в Рим. «Если он пока не упоминал при тебе об этом, – писал папа, – действуй осмотрительно и благоразумно вместе с мессиром Франческо Гасетом… чтобы выяснить, что он задумал, потому что вышеуказанный синьор Джованни должен быть готов к тому, чтобы позволить тебе сопровождать донну Лукрецию, в то время как он сам останется в Пезаро, чтобы присматривать за своими людьми и охранять свое государство, в особенности теперь, когда французы наступают и с суши, и с моря. Мы напишем, чтобы вас отправили как можно скорее, потому что нам кажется нежелательным, чтобы во времена, подобные этим, когда в стране множество вооруженных всадников, вы находились в Пезаро». Александр в нетерпении ждал ответа, и уже после его получения договорился о встрече с королем Неаполя. Эта важная встреча, на которой папа и Альфонсо II заключили союз, происходила 14 июля 1494 года в Виковаре.
Письмо Адриане, написанное 8 июля, если и дошло до нее, то, во всяком случае, в тот момент она не была расположена ни становиться соучастницей, ни проявлять послушание. Между тем в первых числах июля Джулия часто получала письма из Каподимонте, в которых родные писали, что ее брат Анджело, глава семьи, тяжело болен и, вероятно, скоро умрет, и убеждали Джулию немедленно приехать, если она хочет повидаться с братом. Джулия решает отправиться в дорогу, хотя это решение идет вразрез с распоряжениями папы насчет Лукреции, и муж Лукреции, чрезвычайно расстроенный этим обстоятельством, делает все, чтобы удержать Джулию. Однако она отказывается выслушивать их аргументы: что ей папа? На рассвете 12 июля Джулия вместе с Адрианой Мила, Франческо Гасетом и еще несколькими сопровождающими направляется к озеру Больсена. Услышав о взятии в плен путешественников, папа приходит в ярость и сурово упрекает Лукрецию с мужем за то, что они позволили женщинам уехать. Учитывая разумность мотивов, двигавших Джулией, такие обвинения по меньшей мере вызывают недоумение. Поскольку в тот момент Джованни Сфорца находился в Урбино, занимаясь слежкой за герцогом Джидобальдо Монтефельтро и арагонской армией, Лукреция отвечает на письмо, рассказывая, как все произошло, но, поскольку она повредила руку и была не в состоянии сама писать, папа подозрительно отнесся к ее письму. Ему казалось, что сквозь оправдания просматриваются равнодушие, лживость и что, в отличие от Чезаре, ему (папе) она посылала ложные сведения. Но прежде всего он заподозрил ее в отсутствии дочерней любви, поскольку она не выказала никакого желания вернуться к отцу. Свое краткое послание он отправил в Пезаро с мессиром Лелио Каподиферро, который, кроме того, должен был передать на словах весьма суровое и подробное сообщение, которое повергло Лукрецию в «невыразимую печаль». Отношения с отцом, который выражал свою любовь таким безрадостным образом, были не так просты, как это могло бы показаться. Лукреция обратила внимание папы, что если его и поразило последнее письмо, то нет никакой причины для удивления, поскольку оно было написано советником, и его стиль изложения (что совершенно очевидно) отличается от женского. Если папа перечитает ее сообщение спокойно и сравнит с тем, что она написала Чезаре, то сможет увидеть, что между ними нет принципиальной разницы. Он должен верить в ее любовь, поскольку она ничего не желает так сильно, как «оказаться у ног Вашего Блаженства, и смиренно, изо всех сил я умоляю Вас сделать меня достойной Вас, поскольку я не успокоюсь до тех пор, пока не добьюсь оправдания». Проявления нежности со стороны Лукреции охладили пыл «быка» Борджиа; нетрудно понять, что Лукреция тут же заслужила прощение и опять была на хорошем счету у папы.
А вот с Джулией все обстояло иначе. Она вовремя добралась до Каподимонте; ей удалось повидаться с братом и скрасить его последние предсмертные часы. После смерти Анджело Джулии пришлось остаться, чтобы утешить вдову брата, Леллу Орсини, которая впоследствии ушла в женской монастырь во Флоренции и постриглась в монахини. Выполнив семейный долг, Джулия и не подумала уезжать из дома. Наоборот, осталась вместе с матерью, сестрой Джироламой Фарнезе Пуччи, кардиналом Алессандро, Адрианой Мила и Франческо Гасетом – счастливым пленником, не обратившим никакого внимания на многочисленные требования папы вернуться в Рим. Нам неизвестны мотивы поведения Джулии, так не соответствующие ее обычному отношению к папе и содержанию ее последних писем. Высказывалось мнение, что у нее были политические причины, но какими они могли быть в это время, когда предполагалось, что Орсини были наивернейшими союзниками короля Неаполя и папы римского? Пастор же объясняет этот случай следующим образом: конфликт страстей вполне мог быть усилен политическими интригами. Я попробую внести ясность в этот вопрос, поскольку его нельзя объяснить одной лишь политикой.
Бассанелло, владение Орсини, находится между Орте и Витербо. Это обедневшая деревушка, расположенная на небольшой возвышенности, население которой составляли старики и военные. Внушительная крепость прямоугольной формы, закругленная по краям, с укрепленными башнями, господствовала над расположенными внизу каменными домами. В Бассанелло имелась церковь в романском стиле с колокольней, средневековые стены которой являлись свидетелями прошлой войны; церковь страдала и испытывала дискомфорт ради удовлетворения чьих-то честолюбивых замыслов. Из окон замка видна долина, через которую несет свои воды Тибр. За горизонт уходят дороги, в которые пристально вглядывался в 1494 году Орсино Орсини в ожидании путешественников из Каподимонте или Рима.
Любовная связь между папой и Джулией была известна всей Италии уже по крайней мере в течение двух лет, и Орсино более не мог выносить сложившегося положения. Придавленный властью и влиянием папы, он выбрал превосходный момент, чтобы поднять восстание.
Подобно всем Орсини, которые подчеркивали свою независимость, сражаясь на стороне союзника Александра VI, короля Неаполя, Орсино в начале сентября получил приказ двинуть свои войска в Умбрию для соединения с арагонской армией под командованием герцога Калабрийского. В это время Джулия вместе с Адрианой Мила находилась в Каподимонте под защитой брата, кардинала Алессандро, и можно предположить, что Орсини не имел никаких особых оснований для беспокойства. Но, как сообщил Орсини один из его информаторов, Александр VI пытался заполучить Джулию обратно в Рим. Поэтому по прибытии в Читта-дель-Кастелло Орсино сказался больным, отправил своих солдат вперед, а сам остался под предлогом выздоровления. А затем, затаив злобу, отправился домой.
Теперь, когда Орсино оказался в Каподимонте, он стал серьезной помехой для возвращения Джулии в Рим; одной из вероятных причин была та, что Александр VI был обеспокоен общественным мнением. Папа по-прежнему страстно желал Джулию, но решил попробовать штурмовать крепость через третье лицо. Он прекрасно осознавал, насколько деликатна сложившаяся ситуация. Король Франции вторгся на территорию Италии с явным намерением, подсказанным ему многочисленными врагами Александра VI, свергнуть папу с престола. В данный момент скандал был абсолютно не нужен, поэтому папе, чтобы достигнуть своей цели, следовало разработать план, как обойти или Орсино, или брата Джулии, кардинала Фарнезе.
Тем временем Орсино вынужден был, отказавшись от идеи проведения военной кампании, расположиться рядом с Бассанелло. Он прикинул оборонительные возможности своего замка и решил, что может позволить себе поднять восстание. Орсино заявил матери, жене и кардиналу Фарнезе, что Джулия должна покинуть Каподимонте и приехать в Бассанелло. Если же она ослушается, то весь мир, даже если это будет стоить ему (Орсино) жизни и потери состояния, узнает об этом скандале. Слова Орсино не соответствовали его силе, но его семья получила передышку. Это решение вконец расстроило АдриануМила, которая не могла игнорировать тот факт, что Орсино был ее сыном. Вероятно, даже нежную и чувственную Джулию удалось склонить на сторону ее косоглазого мужа. Фра Тезео Серипандо, преданный советник Орсино, сообщил Джулии о той ярости, которой были пронизаны письма ее мужа, написанные в интересах обоих супругов. «Я вижу, что синьор Орсини, – писал Серипандо четкими по смыслу, но не отточенными с литературной точки зрения фразами, – терзается мыслями и испытывает большое неудовольствие из-за вашего неприбытия и вообразил, что вы, вместо того чтобы приехать сюда, отправились в Рим. Но если бы вы совершили такую ошибку, то он скорее распрощался бы с тысячью жизней, если бы у него было столько жизней, и со всем имеющимся у него имуществом, чем пережил бы это. Одним словом, я вижу, что он очень недоволен, кипит от ярости и совершает странные поступки. Я из чувства долга к вам обоим пытаюсь успокоить его и заставить изменить планы. Однако я ничего не могу поделать с тем, что он решил: вы не должны ехать в Рим, а должны приехать сюда, и обязан сказать, что если еще что-нибудь произойдет, то он станет подобно дьяволу…»
Не было никого, с кем Орсино мог обсудить свои «коварные замыслы». А в это время Александр VI со все возрастающим жаром призывал Джулию в Рим, настолько ни перед чем не останавливаясь, что кардинал Фарнезе в попытке сохранить остатки достоинства семейств Орсини и Фарнезе отправил Адриану Мила в Рим. Ничего не добившись, она 14 октября вернулась в Каподимонте, «Бог знает как устав», как она сама сообщила. Адриана привезла непреклонное требование папы: Джулия должна приехать в Рим. Кардинал Фарнезе возмущен подобным требованием и отказывается выполнять желание папы; у него тоже есть чувство собственного достоинства (несмотря на то что он являлся жертвой честолюбия, и Паскуино назвал его «кардиналом от юбки», непристойно обыграв его имя. Впоследствии кардинал Фарнезе стал папой Павлом III).
Несколькими днями ранее кардинал Фарнезе написал папе, что будет всегда служить ему «там, где это будет возможно». А теперь пусть папа узнает через Адриану Мила, что кардинал Фарнезе готов на многое, но только не на это. «Вашей репутации будет нанесен урон, если вы решитесь на столь серьезный шаг, как разрыв отношений с Орсино, учинив такого рода скандал, да еще публично». В тот же день Франческо Гасет, по приказу хозяина неотступно следовавший за Джулией, написал следующее: кардинал, ради того чтобы услужить его святейшеству, не будет возражать против оскорбления Орсино, но не готов к тому, чтобы его семейство оказалось втянутым в скандал и подверглось позору. Не будет ли лучше, писал Гасет, пригласить мужа Джулии в Рим, чтобы позаботиться об Орсини, чем вынуждать его к началу боевых действий? Проще поступить именно так, поскольку тогда Орсини превратятся в послушное орудие папы. Таким образом, отодвинув Орсино в сторону, будет проще разобраться с женщинами. Но, черт возьми, его святейшество должен действовать быстро.
Между тем Александр VI послал архидьякона, возможно Пьетро де Солиса, к Орсино с лаконичным требованием отправить жену в Рим. Архидьякона задержали по прибытии в Каподимонте и отправили обратно в Рим, куда 19 октября он прибыл в сопровождении Наваррико, одного из сторонников Борджиа, доставившего папе письма от Адрианы, Франческо Гасета и Джулии. Эти письма однозначно дают понять, что кардинал решил защищать семью от нравственной гибели и не намерен позволять сестре без разрешения мужа отправиться в Рим. Адриана явно расстроена; она не видит никакого выхода из создавшейся ситуации. Джулия, раздраженная борьбой за ее обладание, капризничает. Возможно, ее волновала и приводила в восхищение горячность мужа, посмевшего оказать сопротивление могущественному врагу, несмотря на то что Орсино был предан матерью, женой, родственниками и даже собственным советником. Если Джулия действительно была доброй и чувствительной женщиной, то она могла решить, что скорее обязана отдать свою красоту человеку, проявившему храбрость, чем тому, кто злоупотребил своей властью. Возможно и то, что Джулия, отстаивая собственную позицию, подняла не-большой бунт, что случается с каждой женщиной по крайней мере раз в жизни. Во всяком случае, она заявила папе, что не собирается уезжать из Каподимонте без разрешения Орсино.
Читая между строк письма, полученные 19 и 20 октября, папа понимает, что его противники заключили союз, чтобы не дать осуществиться его желанию увидеть Джулию, которое постепенно переросло в сжигающую страсть. Он обязан бороться. Схватив одно из писем, лежащих на столе, и, оторвав обращение в начале письма, он пишет ответ, обращаясь к Джулии: «Неблагодарная и коварная Джулия. Наваррико привез нам письмо от тебя, в котором ты объявляешь о своем решении не приезжать сюда без согласия Орсино. Хотя мы и решили, что душа у тебя и у того, кто направляет тебя, недобрая, мы не можем поверить, что ты поступишь так вероломно и неблагодарно, хотя неоднократно клялась, что будешь безоговорочно нам подчиняться и не приблизишься к Орсино. А теперь ты хочешь поступить наперекор и, рискуя жизнью, отправиться в Бассанелло только для того, чтобы отдаться этому жеребцу. Мы надеемся, что ты и неблагодарная Адриана осознаете ваше заблуждение и раскаетесь. Настоящим под угрозой отречения и вечного проклятия мы запрещаем тебе покидать Каподимонте или Марту и тем более отправляться в Бассанелло».
Видя всю бессмысленность обращений и приказов, Александр VI вынужден прибегнуть к решительным мерам. Но это письмо представляет особый интерес для историка, поскольку является косвенным свидетельством близости между Джулией и ее мужем, результатом которой, по всей видимости, явился ребенок. Поскольку единственным родившимся в браке ребенком была маленькая Лаура, считавшаяся ребенком Александра VI, мы вправе предположить, что у Джулии был еще один ребенок, мертворожденный или умерший вскоре после рождения, или что Лаура была дочерью Орсини. В этом случае Джулия, должно быть, выдала Лауру за дочь папы в надежде обеспечить ей более удачное замужество.
Следующее письмо папа адресовал Адриане, причем еще более жесткое и грубое, чем то, что получила ее невестка. «У тебя злонамеренная и недобрая душа», – написал папа и далее выразил надежду, что она приползет за покаянием под страхом отлучения от церкви. В третьем письме, адресованном кардиналу Фарнезе, папа официально заявил, что кардинал, по всей видимости, слишком быстро забыл о полученных милостях, и приказал запретить Джулии поездку в Бассанелло. Самым длинным из всех писем было послание Франческо Гасету, которое никогда не публиковалось. Папа написал на собственном специфическом языке – некоей смеси латинского, итальянского и испанского языков. Он выражал недовольство каждым, начиная с самого Гасета, затем перейдя на Адриану, которая после многочисленных обещаний «tota si es voltada», «declarant nos expressament que ella non vuol menar aci a Giulia contro la voluntat de Ursino»{2}. Как она могла предпочесть эту обезьяну нам? Но скоро они увидят, с кем имеют дело. Папа сообщил Гасету, что прочел письмо из Бассанелло от Фра Тезео Серипандо Джулии (этим объясняется, почему письмо было обнаружено в архивах Ватикана), которое дало выход накопившейся злости. Если Джулия и мадонна Адриана изволят выбрать Орсино, они будут отлучены от церкви, как, впрочем, и сам Орсино, и кузен Джулии, Ренуччио Фарнезе. Дав выход своей ярости, Борджиа приказал Гасету немедленно сообщить ему о решении, принятом женщинами. Да, Джулия LaBella задала много работы канцелярии Ватикана, только успевавшей переправлять все эти приказы и угрозы отлучения от церкви!