Как мы уже видели, во время праздника Антестерии призраков родственников и тех, кого любили при жизни, привечали и угощали пищей и вином. Но в толпе добрых духов неизбежно было огромное количество зловредных призраков, и их нужно было отгонять. Так что в последний день торжеств таинственных посетителей изгоняли такими словами: «Вон из дома, из дверей, духи! Антестерия закончилась».
Самой характерной чертой вампира является его ужасная жажда крови. Кровью он поддерживает и питает свои жизненные силы; она продлевает его жизнь в состоянии смерти и смерть в состоянии жизни. Он ищет кровь, ее он должен пить. В Древней Греции мы обнаруживаем, что умерших можно увидеть в телесной форме и что кровь требуется мертвым, которые тем самым получают некоторую долю жизни и способность говорить. Более того, когда умершие так появляются и получают кровь, им требуется достаточное количество энергии и человеческой плоти, чтобы начать поединок, соревноваться в борьбе, производить на свет детей и заниматься другой очень земной деятельностью, которую легенды приписывают вампирам. Но есть один самый важный момент. Вампир – это существо несказанно злое, самое ужасное и омерзительное. В Древней Греции почти всегда без исключений именно счастливые умершие, благословенные герои возвращаются из потустороннего мира, чтобы таким способом питаться кровью, которая даст им жизнь и силы.
Именно такое представление, по крайней мере, отчасти объясняет широко распространенную во всем мире практику человеческих жертвоприношений. Считалось, что жертва каким-то мистическим образом своей льющейся кровью и любовью к жизни восполняет и усиливает жизнь бога, придает энергию божествам, отдавая им свои жизненные силы и молодость. Можно будет увидеть, что в вампиризме это рассматривается совершенно под другим углом зрения. В древнегреческом мифе фракиец Ликург, царь Эдонии, был предан смерти, чтобы земля, которая от засухи стала бесплодной, могла восстановить свои богатства и плодородие. В принятой версии этой истории говорится, что он воспротивился богу виноградной лозы Дионису и был разорван на куски. То есть жертвоприношение было сделано духу плодородия, и чем больше крови, которой можно было напоить порождающее начало, тем больше будет урожай. Соответственно, во времена голода и большой нужды человек самого высокого происхождения, царь страны, должен был быть принесен в жертву. Точно такая история приключилась и с Пентеем, царем Фив, которого обессмертил Еврипид. В ней молодой прекрасный бог Дионис, путешествуя по всем странам, прибывает в свой собственный город Фивы:
Его собственный народ тем не менее не воздал ему почести; он отказался поклоняться ему. И Дионис заставил людей признать его божественное происхождение и вселил в них безумие мономании и исступление. Но здравомыслящий царь Пентей отказывается подчиниться всеобщему воодушевлению. Он насмехается над богом и даже заключает его в тюрьму. Следуют ужасные знамения, и менады, находившиеся под действием каких-то чар, набрасываются на Пентея и разрывают его на куски, а его собственная мать Агава первая в их рядах. В этой истории нет морали; в ней нет симпатичного персонажа и большой драмы. Это откровенно кровожадная сказка, и совершенно бесстрастный Еврипид не стремится как-то прикрыть это зверство или замаскировать его жестокость. На самом деле это исследование религиозного фанатизма – не враждебное, едва ли критическое, просто объективное. Наверное, один-единственный человеческий штрих в нем мы видим тогда, когда Агава приходит в себя и осознает, что она убила своего сына.
А позднее, когда Агава взывает к Дионису, бог не дает ответа и просто говорит, что это было неизбежно – отвратительный голый рационализм, который никуда не ведет.
Ничего не могло быть более беспомощным и значительным, чем эта последняя строчка. И, поистине, пока мы не дошли до высокой надежды элевсинских мистерий (древнегреческие религиозные празднества в честь Деметры и Персефоны. – Пер.), эта беспомощность наполняет всю религию греков. Возможно, Еврипид изображал слепую безжалостность и порочность природы.
Кажется, что эти древние мифы сохраняют память о человеческих жертвоприношениях. Автор диалога, который часто приписывают Платону, Минос, говоря об ужасных обычаях, царивших среди карфагенян, добавляет, что они не были чужды и самой Греции. Он ссылается на такие жертвоприношения на горе Ликей и упоминает, что потомки Атамаса (мифологический персонаж, сын фессалийского царя Эола, муж Нефелы, которую он покинул для брака с Ино; поражен Герой безумием. – Пер.) мужского пола должны были быть убитыми именно таким способом. Может показаться, что культ Ликейского Зевса на этой горе в Аркадии (историческая область, ныне в Греции, на полуострове Пелопоннес, столица – Триполис. – Пер.) был продолжением очень древнего культа Кроноса, распространенного в этом месте, первобытный обряд которого требовал человеческого жертвоприношения. Можно отметить, что есть отчетливые указания на то, что в Афинах летний праздник Кронии обычно проводился в месяце антестерионе. Это точка зрения Августа Моммзена. А в Олимпии праздник Кроноса неизменно праздновали весной. В святилище на горе Ликей человеческие жертвоприношения продолжались регулярно даже после прихода христианства. Более того, чрезвычайно важно то, что обряды и верования жителей гор Аркадии были тесно связаны с рядом легенд об оборотнях, и часто в современных рассказах и славянских суевериях трудно отличить оборотня от вампира. На это есть очень интересная ссылка у Платона в «Республике»:
«А каковы первые шаги на пути превращения защитника в тирана? Можем ли мы сомневаться в том, что это изменение относится к тому времени, когда защитник начал действовать как человек в той широко распространенной легенде о храме Ликейского Зевса в Аркадии?
Какой? Согласно этой легенде, верующий, который попробовал на вкус человеческие внутренности, смешанные с внутренностями других жертв, неизбежно превращается в волка. Вы никогда не слышали эту историю? А я слышал».
Плиний тоже в своей «Естественной истории» рассказывает различные истории о людях, превращавшихся в волков: «Агриопа, автор произведения о победителях Олимпийских игр, повествует о том, как житель Аркадии Деменет превратился в волка, отведав внутренностей мальчика, принесенного в жертву на горе Ликей, так как жители Аркадии имели обычай приносить в жертву Ликейскому Зевсу людей. Но через десять лет он вернул себе свой прежний облик и, победив всех остальных бойцов в боксе, получил лавровый венок победителя на Олимпийских играх». Святой Августин, автор произведения «О невероятных превращениях людей», повторяет эту легенду и пишет: «Более того, он называет некоего Деменета, который, вкусив жертвоприношений, сделанных жителями Аркадии (они убили ребенка) в честь их бога Ликея, обратился в волка и снова стал человеком по истечении десяти лет. Он стал чемпионом, победителем Олимпийских игр». Святой Исидор Севильский в своих «Истоках» упоминает «человеческие жертвоприношения, совершаемые жителями Аркадии, прикоснувшийся же к жертве, оборачивается зверем».
Очевидно, что магические свойства приписывались крови этих жертв, так что, когда призраки пробовали вкус крови, они получали магическую жизнь.
В «Одиссее» Одиссей, которому ведьма Цирцея посоветовала проконсультироваться с тенью Тиресия, провидца из Фив, отправляется в царство киммерийцев (древний индоевропейский народ Северного Причерноморья, в VIII в. до н. э. под натиском пришедших с востока скифов ушел на юг, в Переднюю Азию, где, будучи носителем массовой конно-стрелковой тактики (незнакомой дотоле народам Древнего Востока), вплоть до 50-х гг. VII в. до н. э. наносил поражения и Урарту, и Ассирии, и Фригии, и другим. В середине VII в. киммерийцы были разгромлены пришедшими за ними с севера скифами, которые, догромив Ближний Восток вплоть до границ Египта, вернулись в Северное Причерноморье. – Ред.), всегда скрытое туманами и тьмой, куда никогда не находит путь яркий свет золотого солнца. Здесь, среди ночных теней, он ищет рощи черного тополя (осокоря) – границы невидимого мира. Можно вспомнить, что Вергилий сравнивает Золотую ветвь с омелой, а Кернер фон Марилиан отмечает, что «излюбленным деревом омелы является, безусловно, черный тополь (осокорь, Populus nigra). На ветвях этого дерева она разрастается поразительно буйно». Эней назвал Золотую ветвь «ad fauces graueolentis Auerni». Поэт (Энеида. VI. 201–209) говорит о голубках своей матери, которые показали герою путь:
В русском переводе представленный текст выглядит следующим образом:
Одиссей прибыл в страну призраков Лимбо, которая находится между царством Гадеса и землей, где живут люди. Здесь у духа умершего есть облик, положение и занятие, которые были у него при жизни. Но это просто тень, видение. «Живого сердца нету в нем» (Илиада. XXIII. 103), у него «нет силы». И когда Одиссей вызывал тени умерших, он должен был вдохнуть в них энергию, дать им жизненные силы. Вырыта яма, и в нее льется кровь множества овец, которых он приносит в жертву могучему Гадесу и мистической Прозерпине. Быстро и беззвучно толпа теней приближается к ней изо всех уголков, томимая желанием напиться крови, но, обнажив меч, Одиссей вынужден держать их поодаль до тех пор, пока не появится Тиресий. Даже призрак матери, которая родила и вскормила Одиссея, должен держаться на расстоянии от этой ямы. Наконец, держа в руке золотой посох прорицателя, у края ямы неподвижно застывает фигура прорицателя из Фив и просит героя вложить блистающий меч в ножны и позволить ему глотнуть крови, чтобы Тиресий смог объявить, что должно случиться вскоре. Выпив крови, он произносит свое пророчество, а затем говорит Одиссею, что глоток крови даст каждому призраку, который попробует ее, по крайней мере часть способностей живых людей и они смогут некоторое время разговаривать с героем. Соответственно, теперь мертвая мать может поговорить со своим сыном, но, когда Одиссей делает попытку обнять ее, все это оказывается тщетным, он хватает руками лишь воздух. Стоит отметить, что некоторые строки (368–481) в этом длинном и очень интересном отрывке многие переводчики считают мистической вставкой.
Среди других призраков выделяется тень Ахиллеса, а в «Гекубе» Еврипида призрак Ахиллеса требует принести в жертву на его могиле Поликсену. Хор пленных троянских женщин спешит к Гекубе с печальной вестью.
В Oedipus Coloneus таинственный Эдип, пророча ужасное поражение фиванцам в сражении, у его могилы говорит, что его холодное мертвое тело жадно пьет их текущую теплую кровь.
Более поздние легенды об Одиссее можно найти у Павсания, Страбона, Элиана, Суидаса и некоторых других авторов. Во время своих скитаний этот герой прибыл в город Темесу в Южной Италии, в Бруттии. Здесь один из его спутников, спьяну изнасиловавший девушку, был забит камнями до смерти местными жителями. Призрак умершего стал являться в городе в таком устрашающем облике, что люди начали потихоньку покидать этот город и селиться в другом месте. Они обратились к Дельфийскому оракулу, и тот сказал им, что для того, чтобы умилостивить духа, они должны без промедления построить ему храм и каждый год на его алтаре приносить в жертву самую красивую девушку. Святилище было построено в соответствии с божественным предписанием; доступ в священные пределы под страхом смерти был запрещен всем, кроме жрецов, которые служили у этого алтаря, и здесь в годовщину смерти того человека, чтобы умилостивить его дух, исполнители этого мрачного обряда приносили в жертву избранную девушку. Эта история также носит налет некоего вампиризма, так как вампир каким-то образом оказывается способным продлевать свое существование, периодически питаясь кровью, и эти возлияния должны быть обильными.
В отношении современной Греции можно сказать, что вера в вампиров имеет здесь не эллинские, а славянские корни (начиная с VI в. Греция была сильно славянизирована, но в дальнейшем греческий язык здесь победил. – Ред.), хотя абсолютно верно то, что какие-то элементы древнего происхождения остались, и не будет ошибкой предполагать, что в верованиях эллинов было много одновременно и ужасного, и пагубного.
9, 11 и 13 мая в Риме проходил праздник ушедших духов. Так, Лемурия тесно связана с греческой Антестерией, но, хотя сначала это торжество, возможно, было предназначено для умиротворения всех духов, добрых и злых, не может быть сомнений в том, что в более поздние времена это стало культом страха с целью оградить себя от злых призраков. Культ душ включал обожествленные души усопших и всех добрых духов. Ларалия была более домашним праздником в честь покровителя Лареса, изображения которого стояли на очаге в небольшой раке (aedes) или в небольшой частной часовне (lararium). Праздник Ларалия отмечали 1 мая, и Макробиус повествует о богине Мании, матери Лареса, и похоже, что было время, когда этому божеству делались человеческие жертвоприношения, потому что в «Сатурналии» мы читаем: «В очень древние времена существовал обычай приносить в жертву детей богине Мании. Человеческие жертвы должны были обеспечить безопасность всего рода, но после изгнания Тарквиния Юния Брута первый консул приказал, чтобы эти жертвоприношения проводились по-другому… чтобы не навлекать на себя вину за такие ужасные обряды». В связи с этими мрачными ритуалами мы можем вспомнить, что, хотя в исторические времена Мания считалась доброй матерью семейства, тем не менее похоже, что в предыстории сохранилась какая-то оккультная традиция, так как, если верить Фесту, как мы уже отмечали, слово «Мания» употреблялось в отношении обезображивания. Святой Августин рассказывает нам, что Апулей «говорит, что души людей – это doemones и становятся lares, если у них много достоинств; если они дурны, то они становятся lemurs, домовыми; а если достоинства неясны, то – manes. Но хорошо бы люди не были такими своенравными в надежде стать lemurеs или manes; чем больше им хочется сделать что-то дурное, тем хуже итог их превращения; они убеждены, что жертвоприношения призовут их делать зло, когда они умрут, – такими они и становятся: ведь эти Lares (по его словам) – это злые демоны, которые на земле были людьми».
Овидий дает полное описание Лемурии. Он действительно пишет, будто этот праздник длился только один день, 9 мая, но из подписей в календарях мы знаем, что он праздновался три дня. Некоторые подробности, приведенные поэтом, очень любопытны. Он пишет, что, когда наступает 9 мая, «в этот день должен проводиться древний обряд, церемониалы Лемурии, которые должны совершаться ночью; эти темные часы принесут с собой должные жертвоприношения безмолвным Теням… Сейчас полночь, и все вокруг окутано тишиной и погружено в сон. Даже собаки и птицы с блестящим оперением дремлют и спят. Затем тот, кто должен проводить древние церемонии, с ужасным благоговением перед небесными богами поднимается с ложа; он не надевает сандалии, а босой должен приступить к этому торжественному обряду. Ловко сведя кисти рук вместе, он щелкает большим и средним пальцами, чтобы случайно какой-нибудь призрак не помешал ему за работой. Он трижды омывает руки в чистой родниковой воде, отворачивается и берет горсть черных бобов. Глядя в противоположном направлении, он бросает их через плечо и при этом кричит: „Этими бобами я плачу выкуп за себя и всех домашних“. Эти слова он должен произнести девять раз кряду и при этом не должен оглядываться назад, потому что у его плеча стоит призрак, невидимый для всех, который собирает приношение. И снова верующий омывает руки в чистой воде. Он должен стукнуть в медный гонг и при этом звуке заклинать призраков пощадить его дом. Девять раз он громко выкрикивает: „О, тени моих предков, уходите, прошу вас!“ И тогда, наконец, он может посмотреть вокруг, потому что теперь действительно может считать, что хорошо и должным образом исполнил эти священные таинства». Несомненно, существовала вера в то, что призрак, которого этот обряд держал на расстоянии, мог оказать какое-то нехорошее воздействие в доме и, возможно, поглотить или стремиться поглотить здоровье и жизненные силы людей, проживавших в нем. Это, разумеется, пример вампиризма, и психология такой веры далека от того, чтобы быть ложной. Люди, которые жили в домах с привидениями (или расследовали многочисленные проблемы таких домов), прекрасно знают, как такие воздействия могут высасывать жизненные силы людей, которые, к своему несчастью, оказались в этих условиях.