В этом человеке не было ничего от того жестокого врага, который уничтожил ее клан и велел изрубить ее брата в куски. Не походил он и на взявшегося за меч простака крестьянина, каким рисовали его недоброжелатели из высшего сословия. Да и желания смеяться над ним, как в тот момент, когда она впервые услышала о его нежных чувствах к О-Ити, у Тяти больше не возникало. «Уродец», «обезьяна», «бесстрашный полководец», «несравненный тактик» – все эти эпитеты, бытовавшие в народе, тоже с ним не вязались. И Тятя, словно в забытьи, стояла на энгаве, перебирая в памяти свежие воспоминания о спокойной повадке Хидэёси и ощущении своего рода ласковой грусти, исходившей от него. Этот мужчина не был похож на воина – разве что колючий взгляд выдавал в нем человека, не раз ступавшего на поле брани. И если Тятя по-прежнему не испытывала к нему симпатии, то ненавидеть его уже не могла. Теперь ей предстояло переделать в своем сознании портрет Хидэёси Хасибы, который она нарисовала себе еще в раннем детстве.
Известие о визите Хидэёси повергло О-Ити в ужас. Охацу и Когоо расписали ей эту сцену в черных красках: перед ними, видите ли, явился злой дух. Когоо запомнила только его толстые пальцы, отвратительно выдающийся вперед кадык и огромные уши. Охацу заявила, что он по очереди рассматривал их, прожигая взглядом, с жестокой ухмылкой на губах.
– Наверное, он именно так смотрел на замок Одани, объятый пламенем, и на смерть бедного Мандзюмару, – добавила Охацу своим звонким голоском и содрогнулась всем телом.
Тятя помалкивала, удивленная тем, что у нее самой осталось совсем другое впечатление от Хидэёси. Ведь у него и впрямь толстые пальцы, слишком сильно выпирающий кадык и чересчур большие уши… И очень может быть, что на губах его играла жестокая ухмылка… Девушка попробовала представить себе Хидэёси таким, каким описали его сестры, но, странное дело, ничего отталкивающего в облике воина не нашла.
Она не одобряла поведения О-Ити. Мать определенно не разделяла мнения младших дочерей, но при этом и не сделала им ни единого осуждающего замечания – просто сидела и молча слушала. Образ Хидэёси сложился в сознании девочек под влиянием матери – это она хотела, чтобы дочери увидели в нем злого духа. Но так было раньше. А сейчас О-Ити предпочла воздержаться от комментариев по одной важной причине: она еще не знала, насколько высокое положение займет Хидэёси после смерти Нобунаги и в какой степени благополучие женщин из клана Асаи теперь будет зависеть от его милости.
Тятя признавала за матерью право ненавидеть Хидэёси, заклятого врага ее рода. Не вызывало у девушки нареканий и то, что О-Ити презирает наглеца, который, не смыв с себя крови мужчин Асаи, осмелился претендовать на ее руку и сердце. Не нравилось Тяте другое: мать повела себя как трусиха, испугалась новоприобретенного могущества Хидэёси. Раньше она, наверное, с тем же затаенным страхом смотрела на своего старшего брата Нобунагу.
– Но ведь господин Хасиба – единственный человек, навестивший нас в заточении. Никто из воинов и не подумал зайти поприветствовать нас! – воскликнула Тятя.
Встав на защиту военачальника, она тем самым выразила свой протест против всеобщего отрицательного настроя. Разумеется, Хидэёси привело к ним вульгарное желание увидеть О-Ити, девушка это прекрасно понимала, но ей очень уж хотелось сказать что-нибудь наперекор матери.
Тятя не отдавала себе отчета в истинных чувствах, побудивших ее взбунтоваться против родственниц. Она просто-напросто находила поведение О-Ити и сестер неподобающим. Впрочем, Охацу и Когоо были слишком малы, чтобы обижаться на них. К тому же после всех превратностей судьбы, которые им довелось испытать, они и не могли отреагировать на появление Хидэёси Хасибы иначе.
Несколько дней спустя настала очередь Кадзумасу Такикавы, владевшего землями в Канто,[44] нанести визит в замок Киёсу. Весть о смерти Нобунаги застигла его в восточных провинциях, где он сражался с кланом Ходзё, а потому не смог в срок прибыть в столицу. Битву с Ходзё Такикава проиграл и в итоге до замка Киёсу добрался лишь в седьмом месяце. Одновременно с ним явились Нагаёси Мори из провинции Синано и Хидэёри Мори, хозяин замка Иида.
Благодаря прибытию этих полководцев из дальних краев стало наконец известно, что творится в остальных частях страны. Войска Токугавы и Ходзё, восставших против единовластия клана Ода, атаковали, одно с юга, другое с севера, провинции Каи и Синано. Остро стоял вопрос о военных действиях в этих землях, но полководцам и самураям, собравшимся в Киёсу, надлежало в первую очередь решить задачу более важную: кого назначить главнокомандующим союзными войсками сейчас, когда Нобунага мертв, а его наследнику Самбосимару и трех лет не исполнилось. Ратники стояли лагерем у крепостных стен Киёсу, а во внутренних покоях замка полководцы днями напролет держали совет.
Слухи о том, что происходит вокруг, стали просачиваться и на женскую половину. По обрывкам сведений можно было судить, что назревают раздоры в кругу старых союзников. Между полками Кацуиэ Сибаты и Хидэёси Хасибы уже завязывались стычки, в воинской среде наблюдалось брожение.
О-Ити и три княжны по-прежнему вели тихую, незаметную жизнь в своих покоях на отшибе. Мать запретила дочерям выходить в сад, и отныне сестры проводили дни в сумрачной гостиной, смотревшей на закат. Жара в тот год стояла неслыханная, и, даже сидя без движения, девочки мгновенно покрывались потом.
О-Ити, знавшая, что в двух шагах от нее держат совет все видные вассалы клана Ода, места себе не находила от беспокойства. Что за вопросы там решаются, она даже представить себе не могла, зато прекрасно понимала: к какому бы решению воины ни пришли, оно непременно отразится на ее собственной судьбе и судьбе ее девочек. О-Ити понятия не имела, что уготовано им в будущем: останутся ли они в замке Киёсу, перевезут ли их в другое место? И тревоги матери передались княжнам. Теперь уже имена Сибата, Хасиба, Нобукацу и Нобухико Ода не сходили у них с языка.
В замке поговаривали, что пропасть, разделившая Кацуиэ Сибату, одного их самых влиятельных вассалов клана Ода, и Хидэёси Хасибу, который, можно сказать, в одиночку уладил все неприятности, последовавшие за самоубийством Нобунаги, и разгромил мятежное войско, собранное главным предателем Мицухидэ Акэти, растет неуклонно. На совете они каждый день вступали в противостояние. Рознь между Нобукацу и Нобухико, двумя сыновьями Нобунаги от разных женщин, тоже получила шумную огласку. Нобухико при этом поддерживал Кацуиэ, тогда как Нобукацу сблизился с Хидэёси, и теперь две партии оспаривали друг у друга право на верховное главнокомандование войсками клана Ода, а также стремились взять на себя опеку над малолетним Самбосимару, наследником Нобунаги. Весь совет раскололся на фракции: одни стояли за Нобукацу, другие – за Нобухико, третьи пока что не определились.
О-Ити отдавала предпочтение Нобухико и ненавидела Нобукацу. Обоим ее племянникам было по двадцать пять лет. Нобукацу родила официальная супруга Нобунаги, он был единоутробным братом покойного Нобутады, старшего сына и прямого наследника клана Ода, совершившего сэппуку вслед за отцом в Хоннодзи. Нобукацу увидел свет в один год с Нобухико, но был старше сводного брата на несколько месяцев, и по рождению право опекунства над маленьким Самбосимару принадлежало именно ему – законному сыну Нобунаги. Мать же Нобухико была всего лишь наложницей, тем не менее О-Ити ратовала за то, чтобы споры разрешились в его пользу. Во внешности Нобукацу не было ничего примечательного – те же правильные, отмеченные высокомерной холодностью черты, что у Нобунаги и его сестры О-Ити, к которой племянник проявлял леденящее равнодушие. Нобухико, выношенный низкородной матерью, отличался буйным нравом – что и неудивительно, ведь ему с детства приходилось сражаться за свое место в этом изменчивом мире, – зато тетушку О-Ити и ее дочерей он неизменно дарил вниманием и лаской.
Тятя и ее сестренки, впрочем, редко виделись с сыновьями Нобунаги, своими двоюродными братьями, но их симпатии тоже были на стороне Нобухико. Они и помнить-то не помнили, чтобы Нобукацу хоть раз перемолвился с ними словечком, а вот Нобухико при каждой встрече тепло приветствовал своих кузин.
Кацуиэ Сибата, союзник Нобухико, в равной степени внушал всем четырем дамам доверие, поскольку считался самым верным вассалом клана Ода. Тятя даже не знала, как он выглядит, но с детства это имя вызывало у нее ассоциации с отважным старым воином, преисполненным достоинства. Так что из двух кандидатов на пост главнокомандующего войсками клана Ода О-Ити сразу выбрала Кацуиэ Сибату. Хидэёси она считала злодеем и виновником гибели Одани, а Кацуиэ, тоже участвовавший в штурме, в ее глазах почему-то не был отмечен клеймом убийцы. К тому же Кацуиэ поддерживал Нобухико, то есть имел еще одно важное преимущество.
Три княжны всецело разделяли мнение матери. Тятя, хоть и не питала к Хидэёси неприязни, в отличие от своих родственниц, все же предпочитала видеть бразды правления в руках Кацуиэ Сибаты и Нобухико.
В первый день седьмой луны в Киёсу должно было состояться последнее, решающее заседание верховного военного совета по вопросу о наследовании власти, на котором надлежало присутствовать всем без исключения вассалам клана Ода. Несколькими днями раньше в замок прибыли Нобухико, Нобукацу, Кацуири Икэда, Дзюнкэй Цуцуи, Удзисато Гамоо, Ёритака Хатия, Фудзихико Хосокава и прочие важные особы.
О-Ити и ее дочери не имели ни малейшего понятия о том, как протекает совет. Они знали только, что в этот день в том самом крыле, где они живут, идет важное обсуждение, исход которого предугадать невозможно. Летнее солнце нещадно жарило своими ослепительными лучами чисто выметенный двор. На территории замка царила напряженная тишина, нарушаемая лишь назойливым стрекотом цикад, подобным эху дождя. Даже боевые кони притихли, не подавали голоса. Вокруг не было ни единой живой души – вероятно, стражи получили приказ наглухо закрыть ворота внутреннего кольца укреплений.
Поздно вечером О-Ити сообщили, что ее хочет видеть Нобухико. Чело княгини омрачилось, но она не успела обдумать, чего следует ждать от визита племянника, – тот, весело улыбаясь, уже ворвался в женские покои, наступая на пятки гонцу, известившему о его приходе. Молодой воин непринужденно опустился на дзабутон, указанный тетушкой, вежливо поприветствовал родственниц и попросил княжон оставить его наедине с госпожой О-Ити. Тятя тотчас увела сестренок в сад, рассудив, что лучше уж подышать вечерней прохладой, чем томиться взаперти в унылых внутренних помещениях. Их, однако, очень скоро позвали обратно в гостиную. Нобухико уже ушел. Мать сидела там одна, на ее лице застыло мрачное выражение.
– Присаживайтесь, девочки мои, – спокойно произнесла она. – Итак… Только что Нобухико просил меня стать второй женой господина Сибаты, и завтра мне надлежит дать ему ответ. Но прежде я бы хотела посоветоваться с вами.
Тятя онемела от изумления. Брачное предложение было совершенно неожиданным. Ее матушка должна стать женой Кацуиэ Сибаты?! До сих пор мысль о том, что О-Ити может выйти замуж во второй раз, не приходила ей в голову. Что до любовных чаяний Хидэёси, задумываться об их воплощении в жизнь было просто смешно. Конечно, девушка не видела ничего удивительного в том, что ее мать, красивая тридцатишестилетняя вдова, привлекает взоры воинов. Но заключить союз после смерти Нагамасы с другим мужчиной… Эту возможность Тятя даже не рассматривала.
– Теперь, когда господин Нобунага мертв, спокойному существованию, которое мы вели в этом замке, тоже настал конец. И дело не только в нас – сегодня Нобухико, Нобукацу и главные военачальники собрались здесь на совет по поводу наследования.
– Стало быть, прожект вашего замужества был предложен на совете? – спросила Тятя.
– Едва ли. Но нам тоже следует сделать выбор и примкнуть к одному из двух лагерей, потому-то Нобухико и приходил просить моей руки для господина Сибаты.
– А вы сами, матушка, что об этом думаете?
– Я? – О-Ити на мгновение закрыла глаза, погрузившись в свои мысли. – Я скажу вам об этом завтра. И вы, дети мои, тоже хорошенько все обдумайте. Единственное, что я знаю наверняка, – это что мы в любом случае не сможем остаться в Киёсу, поскольку отныне замок станет резиденцией Нобукацу.
– Нам придется уехать потому, что он будет здесь жить?
– Нет. Никто нас отсюда не выгонит, но мы не сможем вечно пребывать на его попечении. Если вы против моего брака, мы останемся здесь, но тогда будьте готовы к тому, что в нашей жизни произойдут значительные перемены.
Охацу и Когоо не способны были вымолвить ни слова и только растерянно переводили взгляд со старшей сестры на мать и обратно.
Решение, принятое на военном совете в тот день, и брачное предложение, переданное через Нобухико О-Ити, стали компромиссом, примирившим до поры до времени Кацуиэ Сибату и Хидэёси Хасибу. Маленький Самбо-симару был признан главой клана Ода, и ему предстояло вскорости переехать в Гифу. Охрана этой крепости на период восстановления Адзути вменялась в обязанность Гэнъи Маэде и Нагатаникаве Тамба-но-ками. Нобукацу и Нобухико оба стали опекунами малолетнего наследника. Кацуиэ, Хидэёси, Нагахидэ Ниве и Кацуири Икэде надлежало вернуться в свои владения – каждый из них пришлет своих официальных представителей в Киото и таким образом будет участвовать в управлении государством.
Это постановление было одобрено всеми членами совета и увековечено в письменном виде. Нобукацу сделался наместником провинции Синано, Нобухико досталась Овари, Хидэёси – Тамба; Кацуиэ был выделен доход в шестьдесят тысяч коку[45] с уезда Нагахама в провинции Оми, Кацуири Икэде – сто двадцать тысяч коку с Осаки, Амагасаки и Хёго; Нагахидэ Ниве отошли два уезда – Такадзима и Сига в провинциях Вакаса и Оми; Кадзумасу Такикава получил прибавку в пятьдесят тысяч коку и северные угодья Исэ.
Тяте было невдомек, что значат все эти решения для полководцев и будущего страны, зато она понимала, что теперь Кацуиэ Сибата отправится на север, в свое княжество.[46] И если мать примет его брачное предложение, им снова придется скитаться, бежать на новое место, в далекие северные земли.
Девушка встала и в одиночестве вышла в сад, где совсем недавно вместе с сестрами ждала, когда закончится приватная беседа О-Ити и Нобухико. Еще вчера она горячо надеялась, что все военное могущество и вся власть клана Ода сосредоточатся в руках Кацуиэ Сибаты, теперь же никак не могла унять в душе тревогу при мысли о том, что надо доверить этому воину жизнь матери, сестер и свою собственную. Конечно, если мать откажется заключить с ним союз, их положение станет еще более шатким, а будущее – туманным, и все же Тяте мерещилась смутная опасность в том, чтобы связать свою судьбу с судьбой Кацуиэ Сибаты. Девушка и сама не сумела бы сказать, чего именно боится, просто на нее накатило дурное предчувствие – в точности как в тот миг, когда она узнала, что Такацугу воспользовался смутой, воспоследовавшей за самоубийством Нобунаги, и бросился отвоевывать свои владения.
Нет, определенно, связываться с Кацуиэ Сибатой – ошибка, неверный путь. У Тяти не было ни одной более или менее весомой причины так думать, ни единой крупицы сведений, на основании которых можно было бы усомниться в воинской доблести этого мужчины. Просто на подсознательном уровне будущее в компании Кацуиэ Сибаты казалось ей сумрачным и холодным. Точно так же несколькими днями раньше, стоя перед Хидэёси Хасибой, она уловила исходившее от него ощущение надежности и света, а Кацуиэ был, как ей почудилось, окружен странным ореолом трагедии. Возможно, увидев внутренним зрением благоприятную ауру Хидэёси, она невольно сгущает краски вокруг его противника? Как бы то ни было, ясно одно: что-то заставляет ее противиться союзу матери с Сибатой. Но ни матери, ни сестрам она не сможет внятно объяснить, что у нее на сердце…