Но начало успешной журналистской карьеры было положено: все основные партийные газеты печатали его статьи. В 1892 году он получил заказ от Vorwarts на серию статей о голоде в России, которые принесли ему первый серьезный успех на ниве журналистики[28].
Немецкие товарищи были плохо осведомлены о том, что творится на международной арене. Суждения Гельфанда звучали убедительно, и немецкие социал-демократы безоговорочно соглашались с ними.
По мнению Гельфанда, голод в России был скорее не экстраординарным событием, а «застарелой хронической болезнью». Отмена крепостного рабства превратила Россию в производителя товаров, и теперь она переживала нелегкий переходный период от простых форм производства к сложным Крестьянство являлось поставщиком рабочей силы для быстро развивающегося производства; место обедневшего крестьянства, все еще являвшегося поддержкой царского режима, постепенно занимала нарождавшаяся буржуазия. Нечего было надеяться, писал Гельфанд, что русская буржуазия встанет на путь политической борьбы; жизненно важной задачей этого класса стало личное обогащение, а это гарантировал только существующий строй. Пролетариат, сообщал Гельфанд своим читателям, единственная революционная сила в России.
До сих пор рассуждения Гельфанда совпадали с мнением Фридриха Энгельса и Георгия Плеханова, которые тоже интересовались причинами голода в России, но в своих выводах Гельфанд пошел дальше старших товарищей. Энгельс считал, что ослабевшая от голода Россия не будет представлять опасности для Европы. По мнению Плеханова, голод служил «прологом» к подъему рабочего движения в России. Гельфанд мыслил совсем другими категориями. Его не ввели в заблуждение временные трудности России. Он предсказывал быстрое развитие промышленности и сельского хозяйства. По его словам, через десять – пятнадцать лет страна должна была превратиться в процветающее капиталистическое государство. И тогда Россия и Америка вытеснят Европу с позиции экономической гегемонии. В результате соперничества в Германии возрастут цены на зерно; европейскому пролетариату следует готовиться к периоду ожесточенных споров о заработной плате.
В статьях Гельфанда о России содержалось два момента, которые позже стали ключевыми в его размышлениях: позиция Европы между двумя крупными капиталистическими державами, Россией и Соединенными Штатами, и отсутствие революционного энтузиазма среди русской буржуазии.
В послесловии к серии статей «Социал-демократия в России»[29] Гельфанд внес первый вклад в отношения между русскими и немецкими социалистами.
До этого момента немецкие социалисты считали народников воплощением прогрессивных сил России. Гельфанд продемонстрировал немецким товарищам ошибочность их выводов. Он критически относился к народникам, а марксистской группе «Освобождение труда» четко определил место среди европейских рабочих движений. Его аргументы произвели глубокое впечатление на немецкую партию. Статьи народников Лаврова и Русанова перестали появляться на страницах социал-демократической газеты Vorwarts, а в декабре 1892 года газета напечатала открытое письмо Плеханова Либкнехту. Впервые в этой газете появилось письмо, написанное русским марксистом.
Прусская полиция заинтересовалась молодым человеком еще до того, как его имя стало известно немецким социалистам. Велось наблюдение за его литературной деятельностью. В начале 1893 года его присутствие в столице показалось прусским чиновникам настолько опасным, что по приказу полиции Гельфанд был вынужден покинуть Берлин.
Пруссия была не единственным государством, где так отнеслись к Гельфанду.
Глава 2
Огромная удача
После отъезда из Берлина Гельфанд в течение двух лет вел жизнь странствующего социалиста-теоретика. Он ездил в Дрезден, Мюнхен, Лейпциг и Штутгарт, бывал наездами в Цюрихе, где жили его польские друзья, Мархлевский и Люксембург, всегда готовые выслушать его впечатления от поездок по Германии. Он много ездил, всегда налегке и только третьим классом.
Несмотря на бродячий образ жизни, его положение в немецкой партии было многообещающим. Гельфанд, дипломированный экономист, в отличие от немецких социалистов, обладал глубокими знаниями в отношении иностранных государств; он был писателем и журналистом, знал несколько языков, что давало ему возможность читать в оригинале интересующие его публикации. Он с легкостью размещал свои статьи в социалистической прессе; его аналитические очерки в Neue Zeit оценивались столь же высоко, как написанные им по заказу статьи в ежедневной прессе. Двадцатишестилетний автор произвел настолько благоприятное впечатление на Карла Каутского, что тот порекомендовал австрийским товарищам взять его в качестве корреспондента в свой центральный печатный орган – венский Arbeiterzeitung. В письме к Виктору Адлеру, признанному и неоспоримому вождю австрийской социал-демократии, Каутский писал:
«У нас здесь есть русский, доктор Гельфанд, который шесть лет провел в Германии, очень проницательный парень… внимательно следит за событиями, здравомыслящий… Он живет в Штутгарте, поскольку выслан из Берлина. Он очень хочет принять австрийское гражданство, чтобы иметь возможность открыто присоединиться к движению. После высылки из Берлина в Германии не стоит вопрос о его гражданстве. В его лице партия получит превосходного, грамотного сотрудника. Как вы расцениваете вопрос с получением гражданства?»[30]
В письме к Адлеру Каутский упомянул о проблеме, занимавшей в то время Гельфанда: получение гражданства в Германии или Австрии. Гельфанду было не важно, получит он гражданство в Пруссии, Вюртемберге, Баварии или Австрии. Перед поездкой в Штутгарт он писал из Швейцарии Вильгельму Либкнехту, главному редактору Vorwarts: «Я ищу государство, где человек может задешево получить отечество»[31].
Его излишне восторженное отношение к немецкой социал-демократии заставило переоценить влиятельность берлинской партии. Ему не только не дали гражданства, но и выслали из Пруссии. Переговоры в Вене, несмотря на вмешательство Виктора Адлера, потерпели фиаско. Еще одна попытка, сделанная на этот раз в Вюртемберге, окончилась неудачей. До Первой мировой войны Гельфанд фактически был беззащитен перед немецкой полицией. Наконец, в феврале 1916 года он стал гражданином Пруссии; в 1893 году молодой революционер едва ли мог предполагать, в каких условиях ему удастся получить гражданство.
Несмотря на неопределенность положения, Гельфанд активно участвовал в политических дискуссиях, проходивших в те годы в Германии. Его немецкие товарищи не раз удивлялись, как раскованно и самоуверенно он держался во время публичной полемики: он приобрел известность прямого, независимого молодого революционера.
В октябре 1893 года в Neue Zeit Гельфанд высказал мнение относительно выборов в прусский парламент. Немецкие социал-демократы, демонстрируя неодобрение прусской трехклассной избирательной системы, никогда не принимали участие в выборах. Перед выборами 1893 года, однако, прозвучали голоса, осудившие отношение социалистов к парламенту. Эдуард Бернштейн, живший в то время в изгнании в Лондоне, составлял вместе с Энгельсом и Каутским марксистский идеологический триумвират. Обладая пытливым умом, Бернштейн был одним из наименее догматичных теоретиков партии. Он считал, что социалисты должны принять участие в предстоящих выборах в Пруссии, и особо подчеркнул, что неучастие в голосовании не является действенным политическим орудием. Социалисты должны отбросить недовольство, как сказал Бисмарк, «наихудшей из всех избирательных систем» и принять участие в выборах.
Предложение Бернштейна плохо восприняли в Германии. Neue Zeit и Vorwarts писали о «фатальной ошибке». Старая гвардия открыто высказывала свое неодобрение. Эта демонстрация сентиментальности не произвела впечатления ни на Гельфанда, ни на Бернштейна. Гельфанд, под псевдонимом Унус, выступил на страницах Neue Zeit в поддержку предложения Бернштейна. В статье он объяснял товарищам по партии важность парламента, осуществляющего контроль над судебной системой и финансами Прусского государства. Такой влиятельный институт, писал Гельфанд, находится во власти реакционных партий. Гельфанд понимал, что политическое влияние социалистической фракции будет незначительным, но социалисты смогут использовать парламент в качестве трибуны для ведения агитации. «Просвещения масс можно достигнуть с помощью активности, политической деятельности, социальной борьбы»[32].
Гельфанд подчеркивал, что бездеятельность и осторожность весьма неподходящие средства для ведения классовой борьбы.
Немецкие социалисты, ознакомившись с нападками на установившийся порядок, ломали голову, кто стоит за псевдонимом Унус. Кто посмел поддержать еретические предложения Бернштейна после того, как партия пришла к единодушному мнению? Но прежде чем удалось выяснить имя автора статей, Гельфанд приготовил очередную мину.
Летом 1894 года в баварском парламенте социалисты во главе с Фольмаром решили поддержать предложения правительства относительно бюджета, в очередной раз оспаривая правильность партийных традиций: отказ от поддержки бюджета рассматривался как демонстративный вызов существующему строю.
Этот случай показался Гельфанду достаточно серьезным, и он обрушил град упреков на баварских товарищей. На этот раз он подписал статью псевдонимом Парвус, который сохранил потом до конца дней. С этого момента Гельфанда-Парвуса хвалили и осуждали, критиковали и восхищались им. После появления первой статьи немецкие социалисты поняли, что в будущем не смогут позволить себе игнорировать этого автора.
Тон, в каком была написана статья Гельфанда в Neue Zeit, потряс партию. «Ни одного человека и ни единого пфеннига, – заявил Гельфанд на вопрос о поддержке режима. – Поддержка бюджета равнозначна поддержке господствующего политического строя, поскольку именно бюджет дает средства для функционирования этого строя»[33].
По мнению Парвуса, выдвинутые предложения по бюджету должны были встретить противодействие со стороны партии; это было бы самым сильным «средством парламентской борьбы», имевшимся в распоряжении партии, наилучшим способом выражения оппозиционного мнения. Он не понимал, как это может быть, чтобы в теории поддержка бюджета была ошибочна, а на практике оправдана. «Если невозможно привести в соответствие теорию и практику, извлечь из теории практику… это верный признак того, что есть что-то неправильное и в теории, и в практике»[34].
Эта статья Гельфанда вызвала дискуссии внутри социалистического движения, продолжавшиеся с перерывами до начала войны. Поддержка бюджета, даже с учетом существенных уступок со стороны правительства, означает компромисс с действующим режимом или только взаимные уступки обеих сторон? Оппортунизм это или политическое здравомыслие? Партия не могла найти ответ на эти вопросы, который устраивал бы все региональные отделения. Таким образом, Гельфанд вскрыл нарыв, не подлежавший излечению. Съезд партии, проходивший в 1894 году во Франкфурте, стал свидетелем первых принципиальных споров по этому вопросу, споров, не приводящих ни к каким результатам… Поскольку Гельфанд, не имея мандата, не мог присутствовать на съезде, Фриц Кундерт, делегат от избирателей Галле, взялся выступать от имени Гельфанда и подвергнуть критике действия Фольмара. Большинство делегатов предпочли занять нейтральную позицию, и съезд не принял никакого решения. Гельфанд не одержал победы, но сделал себе имя.
Бруно Шенланк, главный редактор Leipziger Volkszeitung, с большим интересом прочел статью Парвуса. Склонный к артистизму Шенланк симпатизировал людям необычным, отличавшимся экстравагантным поведением. Он разглядел в Гельфанде талант, необходимый возглавляемой им газете. Шенланк начал журналистскую революцию; довольно нудный, тяжеловесный по стилю орган социалистической агитации, каким был Leipziger Volkszeitung, Шенланк пытался превратить в современную ежедневную газету, незамедлительно реагирующую на происходящие события, вызывающую читательский интерес. Партия с ужасом отнеслась к подобному эксперименту, ведь Шенланк фактически вступал в соревнование с буржуазной прессой. Лишь спустя годы, когда лейпцигский эксперимент признают успешным, другие социалистические газеты последуют примеру Шенланка.
В начале 1895 года Шенланк убедился, что обрел в лице Гельфанда отличного сотрудника. Он пригласил молодого человека в Лейпциг на должность редактора Volkszeitung. Гельфанд не мог позволить себе отклонить предложение Шенланка: должность редактора в Volkszeitung обеспечивала ему положение, занимая которое он мог оказывать влияние на политику партии.
Шенланк не пожалел о принятом решении. Молодой иммигрант из России в скором времени доказал способности к журналистике. Статьи, которые он писал для Volkszeitung, звучали убедительно, содержали серьезный анализ политической обстановки; информация базировалась на достоверных фактах. Гельфанд нравился Шенланку не только как журналист, обладавший легким пером, но и как человек. Не наговорившись за день в редакции, Шенланк и Гельфанд обычно шли вечером в «Тюрингер хоф», где за стаканчиком вина засиживались до позднего вечера. Гельфанд всего себя отдавал работе. После бессонной ночи он рано утром уже сидел за рабочим столом, свежий и готовый к началу нового дня. В первые месяцы между Шенланком и Гельфандом установились почти идиллические отношения. В конце лета 1895 года различие мнений по принципиальному вопросу нарушило идиллию.
В 1894 году на партийном съезде Шенланк и Фольмар предложили сформировать комитет по созданию аграрной программы. Они считали, что социал-демократы должны заботиться об интересах мелкого крестьянства и вовлекать его в свою организацию.
Примечания
1
Парвус. Ein Blatt der Erinnerung. Берлин, 1925. С. 5.
2
Berliner Tageblatt. 1924. 13 декабря.
3
См.: Цеткин К. Коммунистический интернационал. 1925. Январь. № 1.
4
Правда. 1924. 14 декабря.
5
См.: Земан 3. Германия и революция в России 1915–1918. Лондон, 1958.
6
Парвус. В борьбе за справедливость. Берлин, 1918. С. 45.
7
Согласно переписи 1897 г. в Минской губернии проживало 90 879 человек, из них 49 957 евреев.
8
См.: Эпштейн Негуда. Мой путь с Востока на Запад. Штутгарт, 1929. С. 8.
9
Леман К. и Парвус. Голодающая Россия. Мюнхен, 1900. С. 172–173.
10
Бабель Исаак Эммануилович – русский писатель. Родился 1 (13) июля 1894 г. в Одессе, на Молдаванке, в семье торговца-еврея. Писать начал в пятнадцать лет. Он служил в Чрезвычайной комиссии, работал в качестве корреспондента газеты «Красный кавалерист», находился в Первой конной армии, участвовал в продовольственных экспедициях, состоял на службе в Наркомпросе, в Одесском губкоме, воевал на Румынском, Северном, Польском фронтах, был репортером тифлисских и петроградских газет. 15 мая 1939 г. Бабель был арестован и, обвиненный в «антисоветской заговорщической террористической деятельности», расстрелян 27 января 1940 г. (Примеч. пер)