Фуцзянь и Чжэцзян на восточном побережье всегда были изолированы от остальных районов страны. Это особенно касается Чжэцзяна, куда легче было добраться морем, чем по суше, и который до недавнего времени не имел железнодорожного сообщения с остальными районами. Обе провинции отличает наличие высоких скалистых гор в центре и небольших плодородных равнин в устьях рек на побережье. Высокая плотность населения на этих равнинах вынуждала людей переселяться в другие районы. Миллионы китайцев – выходцев из Фуцзяни сейчас проживают на Тайване, в Индонезии, Малайзии и на Таиланде. Они составляют большинство китайцев-эмигрантов. «Лишнее» население Чжэцзя-на предпочло двинуться на север, на богатые земли побережья Янцзы, и современный Шанхай, расположенный в устье Янцзы, является чуть ли не колонией поселенцев из Чжэцзяна.
На этом природном фоне и развивается история китайского народа. Сразу же становится ясно, что хотя Китай и превратился в огромное единое государство – империю с двухтысячелетней историей, – тем не менее географические особенности мало способствовали такому развитию событий. Можно даже сказать, что топография Китая с ее естественным делением страны горными цепями скорее могла бы привести к возникновению и росту отдельных государств с населением, схожим по внешним данным, но различающимся языком и культурой. Возможно, основным фактором, препятствующим такому развитию событий, явился тот факт, что территория, включающая северные равнины и долину Янцзы, была достаточно большой и однородной по составу населения, чтобы распространить свое влияние на весь современный Китай. Провинции Шаньдун, Хэбэй, Хэнань, Шаньси и Шэньси расположены по соседству друг с другом и большей частью разделены только реками, которые, тем не менее, скорее соединяли, чем разделяли их. Это означало, что любое государство, контролирующее этот большой регион протяженностью более чем 700 миль с запада на восток и примерно столько же с севера до долины Янцзы, оказывалось сильнее, чем любой возможный союз других китайских государств, и стремилось подчинить соседей своему влиянию.
В течение нескольких веков, начиная с 481 года до нашей эры, северный регион был поделен между многими государствами, чаще всего враждовавшими между собой. Неудивительно, что именно в этот период образовалось несколько южных монархических государств, которые некоторое время могли оставаться независимыми и даже бросать вызов северному доминиону. Идея о том, что между Северным и Южным Китаем существовало принципиальное различие и что их союз был случайным, а разрыв неизбежным, приобрела распространение на Западе в переходный период после падения династии Цин в 1912 году. Этот принцип не находит подтверждения в истории Китая и возник как следствие неких временных обстоятельств. Поскольку идеи республиканцев-революционеров получили наибольшее распространение в Кантоне, а выходцы из Кантона составляли большинство китайцев-эмигрантов, то южане, казалось, должны были быть более подвержены всяческим модным веяниям, чем их северные соседи, которые в основном оставались равнодушными ко всем новым течениям. Так оно и было некоторое время. По мере того как распространение современных идей и технологий на юге и на севере стало идти примерно равными темпами, кажущееся преобладание выходцев из Кантона в революционном правительстве сошло на нет. Наличие больших трудовых и сырьевых ресурсов на севере восстановило баланс сил, который традиционно существовал в Китае.
Периоды, когда объединенным Китаем правили южные властители, были редкими и непродолжительными. Все династии, находившиеся у власти по многу лет, правили на севере, даже если были выходцами с юга.
Таким образом, отдельные мононациональные государства практически не имели шансов на выживание и дальнейшее развитие, пока север страны был объединен под сильным единым руководством. Наибольшие шансы на самостоятельное развитие имели западные провинции: Ганьсу, Шэньси, Сычуань и Юньнань. При этом Ганьсу всегда являлась объектом набегов татаромон-голов и была слишком слабой, чтобы долгое время отстаивать свою независимость. Шэньси, расположенной на реке Вай, притоке Хуанхэ, вследствие географического положения было выгоднее попытаться установить свое господство над восточными равнинами, а не оставаться в изоляции. Именно это определило роль провинции на многие века. Именно из Яньнани, что на севере Шэньси, началось распространение коммунизма в Китае, пока коммунисты не смогли установить военное господство над восточными равнинами и, следовательно, над всем Китаем. Первая империя, объединившая Китай, возникла на месте царства Цинь в провинции Шэньси.
Сычуань, отгороженная от остальных соседей горами с севера, тибетским массивом с запада и Янцзы с востока, очень часто, как и в последней войне, оказывалась прибежищем уходящих режимов, которые теряли контроль над Восточным Китаем. Эта богатая и плодородная провинция, способная прокормить многочисленное население, однако, никогда не становилась центром власти, не стремилась поработить соседей – возможно, потому, что ее жители были слишком обеспечены, чтобы стремиться двигаться куда-то еще. По этой же причине жители безропотно отдавали власть в руки любого сильного правительства с севера. Юньнань же была слишком отдаленной провинцией, чтобы претендовать на власть над обширными территориями, и слишком разобщенной, чтобы сохранять собственную независимость. В течение нескольких веков в Юньнани существовало хорошо организованное, независимое от Китая царство, но под сильным китайским влиянием, прежде всего культурным, государство не могло расширяться, в результате царство вошло в состав Китайской империи.
На всей территории «Китая восемнадцати провинций» большая часть населения говорит на нормативном китайском, но на юго-востоке страны (на карте этот регион выделен темным цветом) существует много диалектов. На Тибете, в Синьцзяне и Маньчжурии традиционно жили представители национальных меньшинств, однако именно китайские поселенцы сейчас составляют костяк жителей Маньчжурии
Долина Янцзы, большая и богатая, также, возможно, была центром могущественного царства; это было во времена европейской античности. Реки обеспечивали сообщение между всеми провинциями, расположенными в долине. Земля здесь плодородная, она не подвержена наводнениям и засухам. Однако долина Янцзы из-за своей большой протяженности была уязвима для нападений с севера. Отдельные режимы, базировавшиеся в Нанкине, традиционной столице провинций бассейна Янцзы, могли существовать, лишь пока на севере был период разобщенности. В более ранние периоды истории незащищенность и уязвимость этого региона частично объяснялись тем, что Центральный Китай, как и южные территории, был менее заселен, чем северные районы. Колонизация и заселение провинций долины Янцзы были длительным процессом. Только когда он завершился в XII–XIII веках, и когда одновременно север подвергся нападению кочевых народов, центральный регион сумел сравниться по влиянию с севером. Он приобрел экономическое преимущество, которое сумел сохранить, однако современное развитие сырьевой базы севера свидетельствует о том, что старое соотношение сил будет восстановлено.
Прибрежные провинции Южного Китая не являлись частью собственно Китая до начала I века до нашей эры. Их население было родственно вьетнамцам. Эти провинции вошли в состав Китайской империи во время правления династии Хань в I веке до нашей эры, но, по сути, оставались колонией Китая в течение нескольких последующих веков, пока большой приток туда китайцев в период правления династии Тан (в VII–X веках нашей эры) не привел к окончательной ассимиляции местного населения.
До сих пор кантонцы, в отличие от остальных китайцев, называют себя «люди Тан», а не «люди Хань» (а именно так называют себя китайцы). Хотя все еще сохраняются некоторые различия в культуре и используются различные диалекты китайского языка, на субконтиненте никогда не существовало условий для развития отдельных наций. Несмотря на очевидное разнообразие, топография Китая скорее способствовала объединению земель, и развитие китайской цивилизации имело тенденцию к укреплению единства и никогда не способствовало сепаратистским настроениям. Для китайцев разъединение было синонимом слабости и беспорядков, а единство означало силу и мир. Писатель XV века начинает свой знаменитый исторический роман «Троецарствие» с замечания: «Империя, долго существовавшая единым государством, стремится к распаду; а когда она распалась, снова стремится к объединению».
Нет точных данных о населении Китая до I века до нашей эры; повсюду в мире первые статистические данные о населении появились несколько позже. Китайцы начали вести подсчет населения с целью более эффективного взимания налогов. Это не была простая регистрация семей, выплачивающих налоги, каждая из которых обозначалась именем главы семьи. Раскопки на местах разрушенных городов Хань в пустынях Синьцзяна и северо-западной провинции Ханьцзы свидетельствуют о том, что в переписи были указаны все члены семей, включая детей. Однако здесь важно помнить следующее: перепись касалась только тех слоев, которые подвергались налогообложению, то есть сюда не входила аристократия, большинство чиновников; также в перепись не включалась немногочисленная прослойка рабов. Официальное число зарегистрированных жителей Китая в I веке до нашей эры составляло 60 млн человек. Сто лет спустя зарегистрированных жителей оказалось несколько меньше – чуть более 50 млн.
Крыша керамической мельницы укрывает рабочих, работающих на сельскохозяйственных машинах, которые (слева направо) шелушат рис, молотят зерно и просеивают пшеницу. Рис – типичное сельскохозяйственное растение Южного Китая, рожь и пшеницу выращивают на севере
Это не означает, что население в целом уменьшилось, просто уменьшилось число налогоплательщиков, поскольку миллионы китайцев сумели освободиться от уплаты налогов, став арендаторами угодий, принадлежавших дворянству и не подлежащих налогообложению. Из данных этих списков и других источников становится ясно, что в последние века до нашей эры и первые века нашей эры во время правления династии Хань большая часть населения была сосредоточена в районах, которые сейчас считаются севером Китая. Число жителей долины Янцзы было значительно меньше, но оно постоянно росло. Империя Хань была первым длительным периодом единства Китая, когда шла неуклонная колонизация долины Янцзы, но эта колонизация практически не затронула крайний юг. Вскоре после падения династии Хань в начале III века нашей эры империя была захвачена кочевниками и поделена на северную часть, где правили династии завоевателей, и на южную часть, где правили собственно китайские императоры из Нанкина. Период деления на Северную и Южную империи был временем дальнейшей колонизации плодородных провинций Янцзы. Тысячи земледельцев с севера двинулись на территории, где еще правили их соотечественники. С другой стороны, монгольские завоеватели на севере были слишком малочисленны, чтобы сколь бы то ни было повлиять на гигантское китайское население, которым они управляли. Военная аристократия была преимущественно монгольского происхождения, но скоро они начали заключать браки с представителями китайской аристократии. Вскоре большая часть поработителей была ассимилирована порабощенными.
Интенсивное заселение крайних южных земель началось только при династии Тан, когда Гуандун и соседняя Гуанси были колонизированы китайскими переселенцами с севера, причем по большей части политическими ссыльными. Крайний юг был своеобразной китайской Сибирью. Последними в состав империи вошли юго-западные провинции Гуанчжоу и Юньнань, которые начали осваиваться переселенцами лишь в последние пятьсот лет, в конце правления династии Мин и в период правления маньчжурской династии Цин. До сих пор значительную часть населения этих провинций Китая составляют так называемые национальные меньшинства, которые продолжают жить либо в горных районах, либо в низких, довольно неблагоприятных для здоровья долинах, где китайцы предпочитали не селиться. В древности, в период Средневековья и в более позднее время заселение этих районов китайцами носило мирный характер. Китайцы начинали заселять эти места часто до того, как их правители формально устанавливали свое господство над регионами. Правительство часто использовало эти места для расселения бывших солдат. Население Юньнани, особенно живущее поблизости от столицы провинции Куньмина, говорит на пекинском диалекте, несмотря на то что эти два города разделяют 2000 миль, хотя он, конечно, сохранил некоторые отличия от языка-оригинала. Причиной служит тот факт, что в конце XVII века, в начале правления династии Цин, армия северян двинулась туда с целью уничтожить последних сторонников династии Мин. Когда война закончилась, солдаты заселили покоренные земли, причем пришлых людей было так много, что язык, на котором они говорили, вытеснил местный диалект. В период правления династий Мин и Цин Юньнань, столь отдаленная от Пекина, стала основным местом ссылки людей, недовольных режимом. Естественно, население некоторых городов и районов Юньнани переняло диалект многих провинций, причем этот процесс затронул не только Юньнань, таким же образом в тот или иной период времени заселялись и другие провинции. Колонизация южных и юго-западных земель, а также долины Янцзы в более раннее время имеет много общих черт с расширением китайских владений за морем – в Малайзии, Индонезии, Таиланде, Бирме и на Филиппинах. Установлено, что в Малайзии и Сингапуре поселились многочисленные повстанцы-тайпины, которые бежали из Китая после поражения восстания в середине XIX века. Постепенное расселение китайцев на южных землях продолжалось более двух тысяч лет. Было бы неверно при этом делать вывод о том, что тому препятствовала внешнеполитическая ситуация. Нет ничего особенно нового в том, как нынешнее правительство Китая стимулирует и поощряет заселение Синьцзяна и Тибета. Точно так же действовали все сильные правящие династии, начиная со времени династии Хань, – они стремились расселить свое избыточное население в пограничных районах, чтобы укрепить власть центра над отдаленными провинциями.
Склонившийся над сетью рыбак времен династии Мин, вырезанный из черного нефрита, рассматривает улов
Таким образом, китайцы колонизировали огромные территории, ранее заселенные немногочисленным населением самых разных национальностей. Остается вопрос, насколько этот процесс изменил самих китайцев, насколько полной была ассимиляция представителей некитайской национальности. В целом ответ на этот вопрос, кажется, может быть таким: китайцы смогли насадить свою культуру и язык там, где их численность была намного больше численности местного населения, которое попросту полностью ассимилировалось. Так или иначе, всегда оставались группы людей, сохранявшие свою культуру, язык и самосознание.