На следующий день рано утром германцы подвергли занимающих перешейки спешенных драгун артиллерийскому обстрелу. Две мои конноартиллерийские батареи, только что ставшие на позиции, немедленно открыли ответный огонь и тем отвлекли на себя большую часть неприятельской тяжелой артиллерии. Германцы впали в ошибку, полагая, что наши батареи находятся на склоне небольшого заросшего кустарником холма, и буквально перепахали и сам злополучный холмик, и все вокруг него на изрядное расстояние, так что зеленое поле почернело.
Вскоре после полудня пред моими драгунами появилась германская пехота и длинными цепями пошла в атаку. По-видимому, поставленная задача германцам не слишком нравилась, и они под выстрелами нашей артиллерии и винтовочным огнем спешенных драгун продвигались вперед очень вяло. Объяснить нерешительность германцев достаточно сложно, поскольку наши части по численности не превышали двух с половиной пехотных батальонов. Вероятно, они думали, что мы занимаем перешейки большими силами. До вечера я не видел необходимости в усилении своей передовой линии. Следовало крайне экономно расходовать резервы, поскольку я получил донесение о том, что во время неприятельской фронтальной атаки была замечена двигавшаяся в южном направлении германская кавалерия, которая, как видно, намеревалась либо обойти меня с фланга, либо нанести удар в тыл. К счастью, эта конница не могла двигаться быстрее пехотной колонны, так как германцы придали ей батальон пеших егерей, который сильно замедлял движение. В некоторых случаях германцы пытались компенсировать этот недостаток подвижности, используя велосипедные роты или сажая пехоту на тяжелые автофургоны. Естественно, медлительность противника очень мне помогала, поскольку иначе с моими ослабленными силами было бы невозможно вести бой с наступающей по фронту германской пехотой и одновременно в тылу отражать кавалерийские атаки. В тылу скудость моих сил быстро стала бы очевидна для неприятеля, и результат мог оказаться катастрофическим. Так или иначе, германская пехота атаковала очень вяло – потому, вероятно, что ожидала помощи от своей кавалерии, заходящей мне в тыл. Мне удалось на некоторое время задержать ее продвижение, отправив для этого на озерный перешеек один эскадрон. В этом бою, когда наши драгуны уже вновь садились на коней и готовились к отходу, погиб один из их офицеров – молодой князь Урусов. С самого начала войны он старался попасть в действующую армию, но по какой-то неясной причине его перевод задерживали. Поэтому в его смерти в первом же бою – а он появился в своем полку только вечером предыдущего дня – легко усмотреть злую насмешку судьбы. Я часто замечал, и не только на этой войне, что люди, которым удалось преодолеть на первый взгляд совершенно невозможные препятствия для того, чтобы поступить на военную службу, часто героически гибнут в своем первом бою, но прежде совершают подвиги, далеко выходящие за пределы обыкновенной человеческой храбрости.
С приближением сумерек бои мало-помалу затихли. В те дни германцы не вели ночных операций, так что иногда нам удавалось выкроить время на столь необходимый отдых. Ночную тишину иногда нарушал звук, производимый германским бронированным автомобилем, который подкатывал к баррикадам, которыми мы перегородили щебеночные шоссе, чтобы выпустить из своей маленькой пушечки несколько снарядов и снова убраться в темноту. Вероятно, они старались нащупать наши бивуаки, но нанести нам действительный урон им удавалось редко. На ночь я разместил свои части в близлежащем селении, выставив сильные караулы для предотвращения неожиданного нападения на озерные перешейки. В тот момент я еще не мог определенно сказать, что буду делать на следующий день. Ночью выяснилось, что 2-й корпус получил приказ начать отступление к русской границе, от которой он находился на расстоянии примерно тридцати шести часов пути. Приняв во внимание, что намеченная цель мной достигнута – левый фланг армии обеспечен, а германская кавалерия поставлена перед необходимостью предпринять далекий объезд, – я пришел к выводу, что настало время приступить к выполнению первоначально полученных мной приказов о соединении с 10-й армией. Этот план в сложившемся положении показался мне наиболее разумным, так как никаких указаний об отмене предыдущих распоряжений нами получено не было, а также потому, что, по имевшимся у меня сведениям, левый фланг отступающей армии находился теперь в полной безопасности после того, как задача его обеспечения была поручена 2-й дивизии гвардейской кавалерии.
Сообщив о своем намерении генералам Ренненкампфу и Флугу, который теперь вступил в командование 10-й армией, я решил двигаться в направлении на Граево. Мне хотелось еще раз посетить Маргграбову, где мы сражались в первые дни войны, но для этого не было времени, хотя мой тяжелый транспорт и проехал через этот городок. Офицер, командовавший автомобильной колонной, позднее рассказал мне, что там царило полное спокойствие. Все магазины были открыты, и он сам во время часового отдыха напился в одном из местных кафе превосходного кофе с разными германскими kuchen.
Никто из граждан не ожидал, что германские войска еще раз до окончания войны вернутся в город, и вполне смирились с русским правлением. Еще менее они могли предполагать, что Маргграбова станет местом одного из самых тяжелых боев той кампании.
Было очевидно, что жители не подозревали, как близко от них находятся германские части, которые потом остановились в городке только для того, чтобы превратить его в поле боя, вызвавшего большие разрушения и прервавшего мирное течение жизни; многие местные магазины подверглись тогда разграблению русской и германской солдатней.
В первые дни ноября 1914 года, сдавая командование Сводным кавалерийским корпусом, я застал Маргграбову в полуразрушенном состоянии, переполненную нашими тыловыми учреждениями и военным транспортом. Я ехал тогда принимать под свое начало 6-й армейский корпус и en route завернул в располагавшийся на окраине городка штаб 10-й армии, которой командовал генерал Сиверс[35].
Глава 6 РЕЙД ЧЕРЕЗ ГЕРМАНСКИЕ ПЕРЕДОВЫЕ ЛИНИИ
Без сомнения, наиболее характерным примером действия войск, которыми мне довелось командовать в первые месяцы войны, является прорыв через германские боевые порядки на участке Ангербург – Линденхоф к городу Алленштейн. Эта операция проводилась на основании приказа, полученного генералом Ренненкампфом от главнокомандующего Жилинского. Директивы, присланные мне генералом Ренненкампфом, сводились к следующему. Кавалерийским дивизиям предписывалось, проникнув в расположение противника на участке фронта, занимаемого армией Ренненкампфа, по сходящимся маршрутам стараться продвинуться к городу Алленштейн для получения ясных и достоверных сведений о местонахождении и состоянии армии Самсонова, от которой уже в течение двух суток штаб генерала Жилинского не имел никаких известий.
Копия этого приказа была доставлена мне штабс-капитаном Малевановым, приехавшим на автомобиле в три часа пополудни (29 августа), когда я с чинами своего штаба только что уселся обедать, предварительно приказав войскам отдыхать до конца дня.
Внимательно изучив полученные указания, я передал их своему начальнику штаба, который с удивлением поинтересовался, что я намерен предпринять и каким образом предполагаю выполнить такой приказ. Днем раньше мои части имели довольно продолжительное столкновение с германской кавалерией, пользовавшейся поддержкой пехоты; на следующий день разведка установила, что вся населенная местность в направлении позиций противника занята германскими войсками. Это означало, что для того, чтобы добраться до Алленштейна, необходимо будет проложить себе путь через территорию, находящуюся в руках неприятеля.
Отвечая начальнику штаба, я уверенно сказал, что наша дивизия в составе трех кавалерийских полков и одной конноартиллерийской батареи должна сняться с лагеря в полночь. Маршрут следования ей сообщат, когда дивизия соберется и будет готова к выступлению.
Пока начальник штаба занимался необходимой подготовкой, я воспользовался случаем и расспросил прибывшего из штаба армии штабс-капитана Малеванова. Меня интересовало, не сможет ли он разъяснить, в чем заключается главная мысль этого достаточно странного приказа и что стало причиной его издания. Удовлетворительного ответа мне получить не удалось. Штабс-капитан мог только сообщить, что вот уже несколько суток штаб Ренненкампфа не получал из армии Самсонова никаких вестей. В соответствии с последней имеющейся в штабе информацией, Самсонов двинулся вперед с намерением обогнуть фронт Мазурских озер. Первые сообщения о начале этого маневра свидетельствовали скорее об успешном развитии операции, однако вслед за получением этих сведений всякая связь со штабом генерала Самсонова прервалась. Как видно, главнокомандующий фронтом захотел употребить имевшуюся у Ренненкампфа многочисленную кавалерию для восстановления контакта с Самсоновым и для налаживания связи предпочел не пользоваться маршрутом, по которому уже прошла 2-я армия, но направить нас по занятой врагом территории.
После внимательного изучения карт стало совершенно ясно, что для проникновения в район Алленштейна, где предположительно находилась армия Самсонова, необходимо, при использовании кратчайшего маршрута, преодолеть не менее пятидесяти километров вражеской территории и пересечь en route несколько железнодорожных линий. Поскольку германцы всегда достаточно тщательно охраняли свои железные дороги, это означало, что мы не можем рассчитывать на незаметное для противника перемещение кавалерийской колонны численностью в несколько тысяч сабель. Единственная надежда на успех этого рискованного предприятия заключалась во внезапности проникновения в глубь вражеских позиций, использовании темноты (на наше счастье, ночи тогда были безлунные) и в скорости передвижения. Немедленно для выяснения вопроса о том, какой маршрут сулит нам большие шансы остаться незамеченными под покровом темноты, были отправлены небольшие разъезды. Около полуночи дивизия, имея в авангарде полк петроградских улан, двинулась вперед через германские передовые линии и пересекла их, не вызвав, к счастью, ни единого выстрела со стороны неприятеля. Успех объяснялся главным образом тем, что кавалеристы воспользовались незаметной лесной дорогой, которую неприятель по каким-то причинам оставил без охраны.
К рассвету дивизия уже миновала район расположения германских войск и около шести часов утра имела первое столкновение с неприятельской пехотой, несшей охрану железной дороги.
Я уже упоминал, что в авангарде у нас двигались петроградские уланы. В то время мне еще ничего не было известно о существовавшем в дивизии суеверии, которое состояло в том, что всякий раз, когда в передовое охранение назначают улан, непременно случаются тяжелые бои с противником. Предрассудок подкреплялся тем фактом, что уланы по сравнению с другими полками несли самые тяжелые потери, в первую очередь – среди офицерского состава, причем более всего – в авангардных боях. Как будет видно из дальнейшего, в тот день упомянутое суеверие только окрепло. На протяжении всей войны этот уланский полк всегда проявлял себя наилучшим образом, а его доблесть была известна всей армии.
Каждый раз, когда дивизия шла в наступление, полки неизменно назначались в авангард по очереди. Я чрезвычайно благодарен фортуне за то, что в тот раз эта обязанность выпала петроградским уланам, поскольку я с полной уверенностью мог поручать им выполнение самых трудных и ответственных операций.
Для скорейшего пересечения железнодорожной линии было необходимо сковать германскую охрану дороги силами примерно полудюжины эскадронов. У меня не было уверенности, что наше движение через неприятельские позиции осталось незамеченным и противник не предпримет у меня в тылу каких-либо угрожающих маневров – в особенности после того, как винтовочный огонь близ железной дороги даст ему знать о происходящем. Дивизии потребовалось около часа, чтобы пересечь пути, после чего она ускоренным ходом двинулась прямо к Алленштейну. У меня не имелось ни малейшего представления о неприятельских силах в этом районе, находившемся на большом удалении от нашей операционной базы. Переход второй железнодорожной ветки вызвал примерно такое же сопротивление, что и в первом случае. Около полудня к нам подъехал разъезд с офицером, высланный вперед для связи с нами кавалерийской дивизией, двигавшейся к Алленштейну с севера. Командир разъезда сообщил мне, что, по всем расчетам, их дивизия вскоре сможет выйти к цели. Это известие укрепило наши надежды. Мы начали наступать в направлении последней отделявшей нас от Алленштейна железнодорожной линии, проходившей неподалеку от самого города, в котором находилась узловая станция. En route мои люди обнаружили полностью исправный пулемет – как выяснилось, русского производства, что ясно указывало на то, что наши войска вели в этом районе бои.
Приблизившись к железной дороге, мы, чтобы воспрепятствовать подвозу германских подкреплений, выслали партии под командой офицеров для подрыва полотна дороги. Эта своевременно предпринятая мера оказалась для нас неоценимо полезной несмотря на то, что взрывы всполошили неприятеля; в любом случае кавалерийская колонна, занимавшая по фронту около двух верст, не могла не привлечь его внимания.
Причина, по которой нам удалось пересечь этот район незамеченными, состояла в том, что германцы ранее эвакуировали отсюда все население. Вскоре после полудня наш авангард обменялся выстрелами с противником, и стрельба стала постепенно усиливаться. Двигаясь в голове своей колонны, я мог видеть атаку спешенных улан и отступающие перед ними довольно редкие, вернее всего – пехотные германские цепи. На таком расстоянии дома и казармы Алленштейна были уже видны невооруженным глазом. Подвезли нашу батарею, и она немедленно открыла огонь по германским резервам и по их отступающим цепям. Мне доложили, что обнаружено несколько убитых германских солдат и по их снаряжению установлено, что мы столкнулись именно с пехотой. Открыла огонь германская батарея, по всей видимости – гаубичная; вскоре к ней присоединилась еще одна, и обе стали уделять особое внимание нашим конным артиллеристам. Фронт боя постепенно расширялся, и я счел необходимым ввести в дело гусарский полк и несколько пулеметов. Казаков я отрядил на фланги. От разведчиков поступило донесение, что поезд, полный, должно быть, неприятельскими солдатами, остановился перед разрушенным участком железнодорожного полотна и пытается отъехать назад. Это тем не менее не помешало германцам выгрузиться в каком-то другом пункте и двинуться на наши фланги с одновременным охватом тыла. Тем временем отступавшие перед нашими уланами германские цепи получили подкрепление, и мы в любую минуту ожидали начала их контратаки. Во всяком случае, было ясно, что методичные германцы дожидаются результатов обходного маневра своих частей, прибывших на поезде, и, возможно, других войск, до сих пор нами не обнаруженных. В этот момент мимо меня провезли на санитарной двуколке тело одного из наших уланских полковников – Панкратьева, а вскоре после этого был еще убит командир первого эскадрона улан.