9 августа на обеде, последовавшем после предварительных переговоров между Уоллесом (вице-президентом США в 1941–1945 годах. – Примеч. ред.) и Кадоганом, британским парламентским заместителем министра иностранных дел, Рузвельт предложил Черчиллю разработать совместную декларацию, «основанную на общих принципах, которые должны будут определять нашу дальнейшую политику». Черчилль вспомнил об этом на борту «Принца Уэльского»; как правило, его слова не расходились с делом. Уже на следующий день премьер-министр представил готовый для рассмотрения проект декларации.
Этот проект включал в себя три из четырех важнейших положений, вошедших в Атлантическую хартию:
– их страны не будут стремиться к территориальным и каким-либо другим захватам;
– они не желают территориальных переделов, идущих вразрез с волеизъявлением заинтересованных сторон;
– они уважают право народа на выбор той формы правления. при которой они хотели бы жить.
Рузвельт внес карандашную поправку в третий пункт проекта: «…и надеются, что самоуправление сможет вернуть их в то состояние, из которого они были выведены насильственным путем».
Черчилль одобрил внесенное добавление и предложил его в следующей формулировке: «…и надеются, что суверенные права и самоуправление …»
Кроме того, проект Черчилля затрагивал вопрос, связанный с обеспечением международной безопасности. «Они (Соединенные Штаты и Британия) добиваются такого состояния, при котором не только навсегда будет уничтожен нацизм, но и обеспечена защита территориальной неприкосновенности всех государств силами международной организации…» Президент вычеркнул слова «…силами международной организации…». Черчилль убеждал его оставить все в прежнем виде, но Рузвельт, опасаясь возможности возникновения определенного недоверия и подозрительности в Соединенных Штатах, стоял на своем. И кроме того, объяснял Рузвельт Черчиллю, он не является сторонником создания новой Лиги Наций. К тому времени у него еще не было четкого мнения относительно международной организации. Он искренне верил, что коллективный союз. подобный Лиге Наций, недееспособен, и активно искал другие пути, гарантирующие будущий порядок. В то же самое время Рузвельт был захвачен идеей, что Соединенные Штаты и Великобритания способны добиться этого весьма простым путем, поскольку будут заниматься мирным урегулированием и иметь возможность сдерживать агрессию; они должны были действовать как два полицейских, к которым вскоре присоединится третий, Советский Союз, а позже четвертый, Китай.
Черчилль был обеспокоен возможной вероятностью того, что декларация военных целей подвергнется в Британии резкой критике. Документ был рассчитан на переходный период, в течение которого будут задействованы объединенные силы по охране правопорядка, а по окончании означенного периода необходимость в этом отпадет. Немного позже в этот же день он предложил президенту подумать о внесении новой поправки в заключительную статью, в которой они ратовали за разоружение всех тех, кто представлял угрозу для мира. «…заключающуюся в создании широкомасштабной, долговременной системы всеобщей безопасности…».
Под нажимом Гопкинса и Уоллеса президент согласился, придя к выводу, что, благодаря внесенной поправке, проясняется положение в переходный период, после окончания войны, и что формирование международной организации будет отнесено на более поздний период. Впоследствии будет показано, каким образом Рузвельт внес изменения в свой перечень целей.
Американцы в основном спокойно отреагировали на Атлантическую хартию. Хэлл отметил это в своем выступлении 14 августа:
«Основные принципы, понятия и стратегия, заложенные в этом документе, являются универсальными с точки зрения их практического применения».
Хартия не просто, подобно моральному кодексу, диктовала, как следует жить, а совершенно конкретно отвечала на бесчисленные вопросы, которые могли быть поставлены войной. Я еще расскажу, как на протяжении многих лет американское правительство предпринимало упорные попытки заставить коалицию использовать эти принципы в качестве основы для принятия совместных решений. В тех случаях, когда не было столкновения интересов или резкого расхождения в понимании цели, усилия были оправданы; но в случае резкого столкновения интересов приходилось поступаться принципами.
Другими словами, обнаружилась зависимость принципов от условий и обстоятельств. Так и должно быть внутри военной коалиции; каждый из участников обязан прислушиваться к другим. Каждый должен уважать любое мнение других, даже если оно не совпадает с его собственным пониманием принципов, и каждый должен устоять перед любым проявлением враждебности или антагонизма со стороны других. Одним словом, коалиция подавляет желания и калечит чувства каждого из своих членов.
Кроме того, в ходе борьбы при постоянно меняющейся ситуации определенного преимущества можно достигнуть только с помощью компромиссов, что, собственно, и делается. Более того, по законам войны страна имеет полное право оставить за собой то, что досталось ей путем страданий и потерь; это расценивается как закон. И последнее: государства в одно и то же время могут иметь противоречивые мнения и, следовательно, руководствоваться различными принципами. В этих случаях закон бессилен.
Но осознали это все гораздо позже. В то время, в 1941 году, принципы, заложенные в основу хартии, определяли дальнейшие перспективы, с помощью которых было проще склонить американцев к принятию срочных мер перед надвигающейся войной. Как только мы вступили в войну, американское правительство сразу же занялось привлечением в стан единомышленников большой группы государств; 1 января 1942 года была подписана Декларация Объединенных Наций. Этот документ, объединивший в военный альянс все правительства, борющиеся против держав Оси, обязывал участников поддерживать принципы, заложенные в хартии. Фактически после подписания декларации действенность принципов должна была подвергнуться серьезному испытанию в сложных условиях войны. Было абсолютно ясно, что советское правительство собиралось настаивать на территориальных притязаниях, а это шло вразрез с западной точкой зрения, высказанной в Атлантической хартии и Декларации Объединенных Наций. Об этом следует рассказать до того, как мы перейдем к объяснению стратегических решений, которые принимала коалиция после вступления в войну Соединенных Штатов.
Принципы, положенные в основу управления коалицией, и требования советской стороны
В период сотрудничества с Германией Советский Союз существенно расширил свои границы. В его состав вошли три Балтийских государства; восточная часть Польши; прилегающая к нему часть Финляндии; некогда принадлежавшая России, а ныне одна из областей Румынии, Бессарабия; Буковина и острова Дуная. С тех пор Советский Союз всячески добивался, чтобы правительства других стран признали, что он на законном основании владеет данными территориями. Как только возник вопрос о военном альянсе с Великобританией и Польшей, это желание вышло на первый план, без каких-либо объяснений и в полной уверенности, что такое положение оправдано исторически и с точки зрения текущего момента.
Американцы и англичане были осведомлены об этом намерении советской стороны, узнав о нем еще в июне-июле 1941 года, когда впервые решили оказать России поддержку. Они просто отложили на время решение этой проблемы. Во время переговоров в заливе Арджентия с 9 по 12 августа Рузвельт и Черчилль окончательно укрепились в нелестном мнении относительно своего неблагодарного союзника. Атлантическая хартия официально признала членов союза в качестве претендентов на новую территорию, но не согласилась с вопросом, касающимся народов, населяющих эту территорию. Несмотря на сильное желание со стороны России, времени на рассмотрение этих сложных проблем было отпущено ничтожно мало: меньше часа отводилось на разрешение спорных вопросов. Рузвельт был вправе признать эти условия повсеместно приемлемыми. Черчилль искренне присоединился к его мнению, несмотря на принятое решение не рассматривать эти условия применительно к существующей Британской империи. 9 сентября в речи, произнесенной в палате общин, Черчилль объяснил свои мотивы: «На встрече в Атлантике мы главным образом рассматривали вопросы восстановления суверенитета, самоуправления, существования государств и народов Европы, находящихся под нацистским игом, и принципы регулирования любых изменений территориальных границ».
Рузвельт имел в виду более широкое с географической точки зрения применение этих условий.
Вскоре советское правительство согласилось с такими условиями, о чем сообщил 24 сентября Майский, советский посол в Лондоне.
Выступление Майского на встрече союзников в Лондоне отличала некоторая тяжеловесность. «Принимая во внимание практическое применение этих принципов, которые неизбежно будут приспосабливаться к обстоятельствам, потребностям и специфическим особенностям государств, советское правительство может с уверенностью заявить, что последовательное применение этих принципов будет гарантировать мощную поддержку со стороны правительства и народа Советского Союза».
Когда Бивербрук и Гарриман были в Москве, работая над программой оказания помощи, Сталин проявил интерес к военным целям правительств Соединенных Штатов Америки и Великобритании. Он, с некоторой долей скептицизма, заметил, что вряд ли они остановятся всего на восьми пунктах хартии; их не хватит, чтобы охватить все аспекты проблемы, как, например, заставить Германию оплатить военные расходы. Сталин вновь высказал желание изменить подписанный в июле военный договор с Великобританией. Он собирался внести в договор пункты, касающиеся послевоенного сотрудничества, которое, по всей видимости, займется всеми аспектами политики. Несколько позже между Советским Союзом и Великобританией возникли острые разногласия относительно того, должна или нет Британия объявлять войну Финляндии, Румынии и Венгрии, объединившимся с Германией в борьбе против Советского Союза. Сталин усиленно настаивал на том, что Британия обязана объявить войну. Черчилль сомневался в разумности подобного решения; может, удастся отделить эти страны от Германии. Это привело к тому, что Сталин заявил, что сомневается в возможности взаимного доверия и ясности в отношениях между правительствами Советского Союза и Британии без детального, не оставляющего сомнений соглашения в отношении военных целей и планов послевоенного сотрудничества.
Черчилль пришел к заключению, что военное сотрудничество не сможет быть по-настоящему действенным, если настроение русских лидеров не изменится к лучшему и они не станут больше доверять партнерам. В связи с этим 21 ноября он предложил Сталину, чтобы Идеи сопровождал британских военных экспертов, направленных в Москву. Черчилль пояснил, что Идену приказано обсудить все вопросы, связанные с войной, но основная цель поездки заключается в обсуждении послевоенных соглашений. Сталин приветствовал это предложение.
Британцы занялись решением вопроса, что можно предложить советскому правительству. В это же самое время, в период с 20 по 26 ноября 1942 года, американское правительство занималось составлением соглашения по основополагающим принципам, которые могли лечь в основу будущих отношений с Японией. На тот момент не усматривалось никакой связи между этими двумя событиями. Но, поскольку британский кабинет министров вместе с Черчиллем прекрасно понимали, что война в Тихом океане может начаться в любой момент, они были способны оценить, до каких пор могут идти на уступки, чтобы Россия осталась довольна. Даже если предположить, что это когда-то произойдет, не следовало думать, что Россия переориентирует свои силы на Японию, умерив активность на советско-германском фронте.
Гитлер сделал соответствующие коррективы, имея в виду эти выводы. Несанкционированная публикация в «Chicago Tribune» от 4 декабря текста договора «АВС-1» с Британией, подписанного в марте 1941 года, а также военного плана объединенной армии и военно-морского флота и предположительного состава объединенного стратегического совета, подписанного 11 сентября 1941 года года Старком и Маршаллом, заставила немецких военных советников пересмотреть стратегические планы. Немецкое наступление на Восточном фронте решили на время приостановить; основные силы авиации и флота Германии перебросить для нападения на Британию и захвата Восточного Средиземноморья. Но Гитлер отклонил этот план, что явилось одним из наиболее важных решений в годы войны.
Только 4 декабря американское правительство было проинформировано о цели поездки Идена в Москву. Идеи сообщил Винанту, нашему послу в Великобритании, что цель его визита «…будет заключаться в том, чтобы развеять недоверие со стороны Советов и по возможности убедить в этом Сталина. Среди прочего, он должен попытаться получить подтверждение одобрения советской стороной Атлантической хартии и официального подтверждения заверений, прозвучавших 6 ноября в речи Сталина, и, кроме того, одобрения возможного разоружения Германии и федеративных соглашений между малыми европейскими государствами».
Хэлл был обеспокоен, что Идеи, гарантируя военное сотрудничество с Россией, может быть вовлечен в решение советских территориальных вопросов, и это в то время, когда мы отважились на войну с Японией из-за отказа удовлетворить подобные пограничные притязания. Итак, 5 декабря, с одобрения президента, Хэлл срочно отправил Винанту письмо с просьбой встретиться с Иденом до его отлета в Москву. Министр иностранных дел должен был объяснить, что послевоенная политика Америки будет вкратце изложена в Атлантической хартии; что, по нашему мнению, будет большой ошибкой со стороны советского, британского и американского правительств прийти к любому соглашению относительно конкретных условий послевоенного устройства или принять обязательства рассматривать индивидуально каждое государство, что может поставить под угрозу общую цель в отношении прочного мира, а главное – не должно заключаться никаких секретных соглашений. 6 декабря Винант передал это послание Идену. Память услужливо напомнила о больших неприятностях, последовавших за тайными соглашениями наших европейских партнеров, возглавляемых министром Вильсоном, в Первую мировую войну.
Когда на следующее утро японцы совершили нападение на Пёрл-Харбор, британское правительство задумалось, стоит ли посылать Идена в Москву. Но Черчилль решил, что это новое грандиозное событие ничуть не уменьшило потребность в создании крепкой основы для объединения с Москвой и нет необходимости вносить какие-либо изменения в ранее выданные Идену распоряжения. Идеи отправился в Москву, а Черчилль в спешном порядке занялся подготовкой первого за время войны визита в Вашингтон, чтобы там, в перерывах между обсуждениями вопросов, связанных с войной, вместе с Рузвельтом закончить составление Декларации Объединенных Наций.
Во время визита в Москву, в период с 16 по 28 декабря, Идеи и его коллеги из Лондона обращали особое внимание на то, чтобы американская администрация была информирована о происходящем и постоянно находилась в курсе дела. Члены делегации сообщали об основных моментах, возникающих в ходе переговоров, Уолтеру Тарстону, советнику нашего посольства, оставшемуся в Москве, в то время как весь штат посольства отправился в Куйбышев. Помимо этого, отчеты Идена для министерства иностранных дел о ходе переговоров с Молотовым и Сталиным были показаны Винанту.
Советских руководителей не удовлетворили обязательства относительно сотрудничества и взаимопонимания, основанные на известных принципах. Они добивались полной определенности в вопросе о том, что Советский Союз получит в конце войны. Сталин предложил составить соглашение относительно: а) послевоенных западных границ Советского Союза и б) урегулирования большинства других европейских политических и территориальных вопросов, которые возникнут по окончании войны. Уже на первых переговорах, 16 декабря, Сталин предложил Идену оформить это в виде секретного протокола к основному договору.