Премьер-министр провел несколько дней (с 19 по 25 июня) в разговорах в Гайд-парке, и Вашингтон сдался под напором его красноречия. Черчилль приложил все силы, чтобы убедить Рузвельта в том, что не чрезмерный страх, или предубеждение, или какой-то прогноз привели его коллег к этому решению, а тщательно проведенный военный расчет. Он уверенно заявил, что в его штабе нет ни одного человека, который бы считал, что высадка в северо-западном направлении в 1942 году может оказаться успешной. В настоящий момент немцы укрепили свои позиции, и он (Черчилль) не собирается посылать войска в очередной Дюнкерк.
Маршалл с гневно кричащим за его спиной Стимсоном упорно настаивали на своем. Маршалл, в отличие от Черчилля, не был уверен, что русским удастся продержаться без посторонней помощи в 1942 году. По поводу этого свидетельствовало активное наступление немцев в Крыму, оккупация Харьковской области, уверенное продвижение на Кавказ; а еще дальше, на севере, захватив Курскую область, немцы сосредоточили значительные силы для наступления на Сталинград. Даже если русским удастся сохранить линию обороны, Маршалл опасался, что немцы настолько укрепили свои силы и смогли продвинуться так далеко на восток, что умудрились сэкономить значительные резервы для того, чтобы позже направить свой удар против Запада. Относительно предложенной альтернативы, связанной с отправкой экспедиции в Северную Африку в 1942 году у Маршалла были определенные сомнения; он опасался, что этот план негативно отзовется на более поздней операции, связанной с вторжением во Францию.
Британцы были категорически против проведения любых операций через Ла-Манш в 1942 году и всячески оттягивали решение вопроса о наступлении в 1943 году до тех пор, пока не смогут предложить план, устраивающий обе стороны. В конце крайне эмоционального, длившегося целый день спора в Белом доме (21 июня) было достигнуто соглашение, что до 1 сентября американская сторона будет активно заниматься подготовкой операции «Болеро»; одновременно, в зависимости от ситуации, будет принято решение о необходимости проведения наступления через Ла-Манш.
Для Ливии это была страшная неделя. Пока шли переговоры, было получено известие, что Тобрук капитулировал, освободив, таким образом, путь Германии для завоевания всей области Суэцкого канала. Теперь немцы двигались с такой скоростью, что под их напором оставшаяся часть британской армии могла быть или уничтожена, или ей пришлось бы отступать, поставив под удар всю территорию вплоть до Индии. Вероятность такого исхода оказала влияние на переброску военных частей и оборудования, что, в свою очередь, отразилось на вопросе относительно возможных попыток вторжения в 1942 году. Еще до падения Тобрука американцы предлагали отправить туда 2-ю танковую дивизию, которая должна была принять участие в защите Ливии, в том случае, если Британия возьмет на себя транспортировку. После падения Тобрука Британия просила как можно скорее направить туда дивизию, кроме того, предложив направить корабли, «Королеву Мэри» и «Королеву Елизавету», для переброски американских частей в Англию. Чтобы не допустить срыва операции «Болеро», американцы настаивали на том, чтобы Британия направила в Ливию свою собственную дивизию, и, чтобы заставить ее сделать это, дали обещание обеспечить британскую армию на Среднем Востоке значительным количеством танков, самоходных артиллерийских установок и других видов вооружения. Ситуация, таким образом, была спасена, но операции по высадке на континент был нанесен серьезный ущерб. Это повергло американцев в крайнее уныние.
2 июля, спустя неделю после отъезда Черчилля в Лондон с так и не разрешенными проблемами, американские и британские начальники штабов предприняли действия, свидетельствующие о различии их устремлений. Американцы решили предпринять атаку в юго-западной части Тихого океана, начиная с Гвадалканала. В это время британцы отправили Черчиллю мрачное сообщение; они ожидали, что им не удастся добиться специально оговоренных военным кабинетом условий, предшествующих открытию второго фронта в 1942 году. Через четыре дня Черчилль председательствовал на совещании британских начальников штабов, на котором «единогласно приняли, что операция „Следжехэммер“ (экстренная высадка в 1942 году) не оставляет надежды на успех и просто разрушит все шансы на проведение операции „Раундап“ в 1943 году».
Черчилль решил, что пришла пора положить конец разногласиям и покончить с нерешительностью, что, как он позже описывал свои размышления, «наступил момент отступить от операции „Следжехэммер“, которая должна быть на какое-то время предана забвению».
Черчилль еще раз объяснил президенту причины, обусловливающие его позицию. Суть его заявления, изложенного в личном послании Рузвельту от 8 июля, заключалась в следующем: «Никакой британский генерал, маршал или адмирал не вправе предлагать „Следжехэммер“ в качестве реально осуществимой операции в 1942 году». И дальше он поясняет: «Я уверен, что Французская Северная Африка (операция „Джимнаст“) является наилучшим шансом с точки зрения оказания помощи русскому фронту в 1942 году… Это и есть реальный второй фронт, открытый в 1942 году».
Через два дня, 10 июля, британский военный кабинет продублировал личное послание Черчилля, отправив британскую военную миссию в Вашингтон с тем, чтобы она проинформировала комитет начальников штабов Соединенных Штатов.
Маршалл все еще продолжал настаивать на том, что это означает отказ от главного ради второстепенного. Но президент был всерьез обеспокоен разногласиями между своими и британскими военными советниками. В связи с этим Рузвельт сообщил Маршаллу, что решил немедленно отправить его вместе с Гопкинсом и Кингом в Лондон. В течение двух дней, 15 и 16 июля, президент изложил Маршаллу свою позицию. Она состояла в следующем. В Лондоне Гопкинс и Кинг должны достигнуть неких решений, которые дадут возможность американским сухопутным войскам начать наступление в 1942 году. Угроза тихоокеанской операции не являлась ультиматумом в адрес Британии. В случае если Британия будет по-прежнему отказываться принимать участие в нападении через Ла-Манш в 1942 году, в конце года Америке придется отказаться от какой-нибудь операции в Африке. Составленные президентом директивы заканчивались в несвойственном ему приказном тоне: «Запомните, пожалуйста, три основных условия: единство планов, комбинация защиты и нападения, а не только нападение, и быстрота принятия решения, касающегося совместных планов. Все это окажет непосредственное влияние на деятельность сухопутных частей Соединенных Штатов, сражающихся с Германией в 1942 году. Я надеюсь, что вы достигнете соглашения по всем вопросам в течение одной недели».
Согласившись с американцами, что в плане имеются достаточно серьезные недоработки и допускается определенная степень риска, Черчилль и британское руководство по-прежнему были убеждены, что операция в Северной Африке наиболее перспективна из всех операций, которые могли бы быть предприняты в 1942 году. Поэтому во время переговоров с Маршаллом и его коллегами они продолжали упорно настаивать на своем.
Об этом было решительно заявлено президенту. Ознакомившись с результатами переговоров, президент приказал Маршаллу, Кингу и Гопкинсу договориться с британцами, согласившись на одну из приемлемых альтернатив.
Таким образом, на основании приказа президента они были вынуждены отказаться от собственных планов и согласиться на операцию в Северной Африке. Затаив в душе обиду, настроенные весьма пессимистично, Маршалл с коллегами выполнили приказ президента. 24 июля на последней встрече с британскими начальниками штабов Маршалл потребовал, чтобы это решение было запротоколировано, причем в такой форме, чтобы стало понятно, что «…мы вступаем в эту операцию, жертвуя планом „Раундап“, который, по всей вероятности, не будет выполнен в 1943 году. Вот почему мы согласились с оборонительной тактикой».
Маршалл всеми силами стремился оговорить в виде особого условия, чтобы рассмотрение решения относительно операции, связанной с вторжением через Ла-Манш в 1943 году, было бы отложено до 15 сентября, когда оно могло бы оцениваться в зависимости от предполагаемого хода военных действий на территории России. Британские начальники штабов не согласились признать подобный план. Но, даже по возвращении в Вашингтон, наличие особого мнения дало возможность Маршаллу утверждать, что проблема так и осталась нерешенной.
Однако у президента была своя точка зрения на существующую проблему. В этот же день, 24 июля, вероятно еще до того, как он увидел итоговый отчет, составленный британскими и американскими начальниками штабов, президент сообщил Гопкинсу, что он является сторонником скорейшей высадки в Северной Африке. Ознакомившись с отчетом, Рузвельт не обратил внимания на особое мнение, и уже на следующий день, 25-го, послал сообщение в Лондон. По его мнению, операция в Северной Африке должна была начаться не позднее 13 октября, и попросил Гопкинса передать Черчиллю, что он доволен принятым решением. Президент просто зачитал это сообщение государственному секретарю Стимсону и генералам Арнольду и Макнарни, не поинтересовавшись их мнением.
Из всех сторонников высадки на континенте больше всех из-за принятого решения переживал Стимсон, опасающийся того, что произойдет распыление большей части американских сил на театрах войны в Северной Африке, Великобритании и Австралии в то самое время, когда, победив русских, немцы смогут спокойно перебросить все силы на запад. Он изложил свою точку зрения президенту по телефону, в докладной записке и в письме, но даже после этого президент не изменил своего решения. Позже, оглядываясь назад, Стимсон установил причины, по которым не сбылись его пессимистические прогнозы: неожиданная победа русских под Сталинградом и невероятно удачный десант в Северной Африке.
Когда после возвращения в Вашингтон Маршалл принялся приводить аргументы в защиту своей точки зрения, это не произвело на президента ровным счетом никакого впечатления. 13 июля он объявил, что, как главнокомандующий Объединенного штаба, он принял следующие решения: операция в Северной Африке (под новым названием «Торч») должна начаться как можно раньше; именно эта операция и будет являться основной целью; она будет иметь приоритет по отношению к остальным задачам, таким, например, как концентрация, подготовка и оснащение воинских частей в Великобритании для будущего вторжения на континент. Тем самым он проигнорировал пророчества Маршалла и Стимсона, что если англо-американские войска будут заняты в Северной Африке, то не произойдет никаких попыток вторжения во Францию в 1943 году. Как докладывал Маршаллу после встречи с президентом генерал Макнарни, «…он не видит причин, по которым отвод нескольких частей в 1942 году может воспрепятствовать проведению операции „Болеро“ в 1943-м».
Рузвельт не мог предположить, как сильно это повлияет на подготовку операции по вторжению через Ла-Манш в 1942 году и на действия в Тихом океане. Затянувшаяся кампания в Тунисе, вызвавшая замешательство в англо-американских войсках, доказала ошибочность его позиции. Но даже если бы он предвидел заранее. что это произойдет, он бы все равно решил, что наиглавнейшей целью является немедленное участие американской армии в действиях, направленных против Германии и Италии. Когда выяснилось, что операция по вторжению через Ла-Манш отодвигается на какое-то время, появилась надежда, что Гитлер, потеряв двухсотпятидесятитысячную армию и необходимое оборудование, отзовет с русского фронта авиационную поддержку. И наконец, остался открытым вопрос: даже если все силы и ресурсы, необходимые в Северной Африке, будут брошены на подготовку вторжения через Ла-Манш в 1943 году, можно ли будет признать целесообразной эту попытку, при условии что Германия все еще будет сильна…
Что же касается Черчилля, то его не сильно волновало, каким образом североафриканская операция скажется на задержке операции через Ла-Манш. Судя по дневниковым записям, Черчилль надеялся на успешное продвижение на север и юг Германии. По его мнению, эти действия наряду с изнурительными боями на востоке. при поддержке воздушных атак, окажут такое воздействие на Германию, что не потребуется никакого вторжения с запада. Разве что придется нанести решающий удар, когда Германия будет уже практически повержена.
Далее. Черчилль полагал, что североафриканская экспедиция не только не отменяет обязательства, взятые на себя президентом и им (Черчиллем) в части оказания помощи русским в 1942 году. а как раз способствует наиболее эффективному их выполнению. Следуя этому убеждению, Черчилль мужественно взялся урегулировать со Сталиным и советскими лидерами этот вопрос. В своей обычной сердечной манере он поставил руководство России перед фактом, что в 1942 году США и Англия не будут высаживать войска на континент. Чтобы понять, как и почему это решение повлияло на более поздние отношения с Советским Союзом, необходимо вернуться назад, чтобы понять, что думали об этом же русские.
Присоединение Советского Союза: второй фронт и советские фронты
Как только первые немецкие танки вторглись на территорию Советского Союза, Сталин потребовал от союзников таких действий, которые заставили бы немцев разделить свою армию и тем самым уменьшить напряжение на Восточном фронте. Америка и Британия, несмотря на различие во взглядах на эту проблему, решили приступить к выполнению поставленной задачи в 1942 году. Насколько этой проблемой были заняты мысли Рузвельта, ясно из сообщения, отправленного 2 апреля Черчиллю, в котором президент сообщает, что посылает Маршалла и Гопкинса в Лондон для того, чтобы они объяснили ключевые моменты плана высадки через Ла-Манш. «Я надеюсь, что Россия воспримет этот план с большим энтузиазмом, и хочу просить Сталина немедленно направить двух специальных представителей (Молотова и командующего ВМФ) для встречи со мной». В письме Черчиллю от 3 апреля Рузвельт пишет: «Как там Гео (Маршалл) и Гарри (Гопкинс)? Маршалл объяснит вам, чем заняты мое сердце и мысли. Оба наших народа требуют открытия фронта, чтобы ослабить давление на русских, а наши люди достаточно разумны, чтобы видеть, что на сегодня русские уничтожают больше немцев и немецкой техники, чем вы и я, вместе взятые. В любом случае, это будет иметь большое значение, даже если окончательная цель не будет достигнута».
Не дожидаясь детального анализа операции через Ла-Манш с точки зрения ее военной целесообразности и как только Британия согласилась обсудить проект операции, Рузвельт тут же сообщил об этом Сталину, понимая, какие надежды возлагает маршал на эту операцию. Подобная поспешность объяснялась серьезной причиной. Рузвельт надеялся, что, оказывая помощь советскому правительству в столь жизненно необходимом вопросе, ему удастся обойти вопрос, связанный с советскими границами, который уже поднимался во время визита Идена в декабре прошлого года в Москву и теперь вновь начал активно муссироваться.