Звонок, раздавшийся утром в воскресенье, вогнал меня в жутчайшее волнение. Дрожащими руками я взяла со столика смартфон. Это был Коля. В оцепенении я смотрела на дисплей, сердце колотилось так, что даже ребра заболели, будто оно с силой билось о них. Морально я оказалась не готова выйти в реальность, настолько погрузилась в свои фантазии за эту неделю полной изоляции от внешнего мира. Смартфон замолчал, и я вздохнула со странным облегчением. Но он тут же зазвонил снова.
– Да, слушаю, – ответила я, стараясь унять волнение.
– Лада, приветик, – бодро ответил Коля. – Грег уже вернулся?
При этом вопросе мои глаза тут же увлажнились. Боль усилилась.
– Нет, – глухо ответила я.
– Я почему спрашиваю, – продолжил он, – просто выполнил просьбу Ренаты и все разузнал про их прадеда. Но ты-то к этому отношения не имеешь, вот и подумал, что могу все рассказать Грегу, раз Рената отказалась дать свой номер телефона. Как она, кстати?
– Понятия не имею, – ответила я. – С тех пор мы больше не виделись.
– Понятно, – погрустнел он. – И мне ни разу не позвонила! Хотя я надеялся.
– Послушай, Коля, – сказала я, – выброси ты ее из головы! Не для тебя она, понимаешь?
Он шумно вздохнул. Потом с горечью произнес:
– Ты мне так понравилась, Лада… Я честно тебе об этом сказал, но у тебя Грег! И вот Рената! Девушка такой красоты, что дух захватывает. Ясно, что у меня никаких шансов. У нее наверняка такие поклонник, что куда там бедному оперативнику частного агентства.
– Ты сам все сказал! – торопливо ответила я. – Так что ты узнал?
Я задержала дыхание, ладони вспотели, кровь гулко стучала в висках.
– Хорошо, расскажу тебе…. Все же ты почти член семьи. Итак, прадед твоего Грега родился двадцать первого октября тысяча девятьсот пятого года, проживал в Москве, окончил семилетку, в возрасте четырнадцати лет поступил в школу ФЗУ[3], через три года окончил ее, работал на автозаводе АМО им. Ферреро[4]… А вот дальше начинается непонятное. В возрасте восемнадцати лет был арестован ГПУ. У меня есть доступ к секретным архивам. Сейчас трудно в подробностях выяснить его вину. Но я нашел сведения, что занималось им УСО[5], а именно пятое отделение.
– Пятое отделение? – потерянно повторила я. – И в чем его специфика?
– Оно специализировалась на борьбе с правыми партиями и антисоветски настроенной интеллигенцией и молодежью. А в то время это было очень серьезное обвинение.
– И что с ним стало дальше? – сорвавшимся голосом спросила я.
– Удивительно, но почти все документы его дела утеряны, – сообщил Коля. – Сохранилась лишь весьма странная, на мой взгляд, справка, прикрепленная к делу. На ней стоит пометка «особо секретно». В ней говорится, что он был приговорен к расстрелу, но во время приведения приговора исчез. Солдаты показали, что видели, как его тело словно испарилось. Всех свидетелей казни отправили на обследование в психиатрическую клинику. Что с ними стало дальше, я, естественно, выяснять не стал. Это не моя задача.
– Как исчез?! – изумилась я, не зная, что и думать.
– Сейчас более точно выяснить невозможно, – ответил Коля. – Я говорю лишь то, что прочитал в документах дела. А так как есть указание выдать свидетельство о смерти его родным, то думаю, что его на самом деле расстреляли. Официально он умер двадцатого июня двадцать третьего года. Это все, что я могу сообщить.
– Спасибо, – прошептала я. – Сейчас запишу и все передам Ренате.
– Хорошо, – ответил Коля. – Звони, если что! Ладно, у меня тут кое-какие дела.
– Спасибо еще раз! – глухо проговорила я и положила трубку.
Я была ошеломлена полученными сведениями. Выходило, что Грег прожил всего чуть больше двух месяцев после превращения. Но имелась странная записка, прикрепленная к делу, о его якобы исчезновении с места расстрела. Во всем этом было что-то пугающе непонятное. После небольшого раздумья я все-таки набрала номер Ренаты. Хотя такая информация могла привести к плачевным последствиям лично для меня. Раз Грег умер в июне 23-его, то это значило одно – он не вернулся в наше время, и вампиры могли спокойно привести свой приговор в исполнение. Я понимала, что меня ничто не спасет, если они решат это сделать.
– Алло, – раздался мелодичный голосок Ренаты.
– Привет, – сказала я и замолчала, пытаясь справиться с комком в горле.
– Я слушаю.
Собравшись с духом, я поведала ей все, что только что рассказал мне Коля. Не утаила ничего, в том числе официальную дату смерти Грега. Она молча выслушала. Я ждала, что она скажет, едва сдерживая волнение и страх.
– Он не мог вот так просто умереть, – наконец произнесла Рената.
Ее голос был глухим.
– Не мог, – прошептала я.
– И зря я отдала тебе триптих! – продолжила она. – Я бы еще раз попыталась войти внутрь.
– Но ты же сама сказала, это нарисовано еще до того, как Грег повесился, и все равно ничего не даст, – торопливо ответила я. – Пожалуйста, попробуй изобразить его в момент, когда он стал человеком и оказался в том заброшенном доме. Прошу тебя! Умоляю! Вдруг получится? Ты попытайся.
– Пыталась, – ответила она. – И даже нарисовала ту комнату, в которой он должен по идее оказаться. Но я не вижу Грега. Понимаешь? Внутренним взором не вижу, вот в чем проблема. Он же человек сейчас, видимо, поэтому вообще его не чувствую.
Тут я не выдержала и всхлипнула.
– Как вы мне обе надоели! – раздался звонкий голосок, и девочка в воздушном розовом платье плавно опустилась откуда-то сверху и зависла в воздухе передо мной.
– Лила! – обрадовалась я и вытерла слезы.
– Созвонимся, – сказала Рената, и в трубке раздались короткие гудки.
– На что бы мне усесться? – задумчиво произнесла Лила, покачиваясь в воздухе. – Пожалуй, на пион и чтобы был в тон моему платью.
И тут же под ней появился темно-розовый раскрытый пион. Лила устроилась в середине цветка, аккуратно расправила пышный подол на коленях и начала беззаботно болтать босыми ножками. Ее голубые глаза смотрели на меня безо всякого выражения.
– Лила! – умоляющим тоном заговорила я и сложила ладони лодочкой. – Прошу, умоляю. Хоть что-то! Я умираю от неизвестности.
– Но ведь ты уже успела кое-что выяснить, – заметила она и улыбнулась, обнажив крохотные белые клыки.
– Не верю в его смерть! Что с Грегом?
– Не нужно так нервничать, – пожурила она. – Энергия отчаяния, исходящая от тебя, буквально заполняет пространство и колышет его, словно сильные потоки воздуха. Это неприятно. И мне она не нравится. То, что излучали вы с Грегом, когда находились вместе, было намного приятнее.
– Хорошо, я постараюсь успокоиться, – быстро согласилась я. – Говори, я вся внимание!
– Как я уже сообщала, я не могу взаимодействовать с Грегом, он больше не вампир, – начала она. – Но случилось так, что возле него практически сразу после превращения появился вампир. И я вынуждена была вмешаться. Странно, что Грег увидел меня. Хотя, как я уже тебе говорила, он не вполне обычен и какие-то способности у него сохранились.
– Да-да! – взволнованно произнесла я. – У меня есть роман Рубиана Гарца и там он подробно пишет обо всем, что с ним происходило после превращения. И что у него тоже сохранились неординарные способности. Он какие-то странные сны видел, вещие.
– Ох, уж этот мне Гарц и его сны! – вздохнула Лила. – Все из-за него.
– Что ты хочешь этим сказать? – нетерпеливо спросила я.
Она достала откуда-то из недр пиона туго свернутый рулончик тетрадных листов и протянула мне. Я взяла и с недоумением на нее посмотрела.
– Тут все, что тебе нужно, – сказала она. – Но учти, прежде чем вновь орать «Лила! Лила!», хорошенько подумай и все взвесь.
– Но…, – начала я.
Пион распушился, Лила тихо засмеялась и начала разбрасывать его лепестки, словно это были крупные розовые перья. Я заворожено смотрела на это облако, пока оно не исчезло вместе с ней. Потом развернула листки и увидела неровные строчки, написанные пером и чернилами. Увидев обращение «Любимая моя Лада», не сдержала слез. Я буквально не верила своим глазам. Однако то, что это написал Грег, сомнения не вызывало. Лила принесла мне от него весточку. Я вытерла глаза и постаралась взять себя в руки. Привожу текст полностью.
«Любимая моя Лада, сам не верю, что могу передать тебе письмо, но Лила твердо обещала сделать это. Как же я скучаю по тебе! Любовь моя! Это невыносимо! Сердце ноет при одной мысли о тебе. И в то же время так странно думать, что ты еще даже не родилась. Иногда мне страшно за свою психику. Но начну все по порядку.
Все произошло именно так, как я и думал. Но какие мучительные ощущения! Мне казалось, все внутри раздирается на острые ледяные осколки, которые ранят мое оживающее тело. Я настолько погрузился в эти внутренние ощущения, что полностью выпал из действительности. И вот лед растаял, принеся мне и боль и облегчение одновременно. Жар разлился от макушки до кончиков пальцев, уничтожая последние остатки холода. Я почувствовал, как поменялся воздух, втянул давно забытые запахи, услышал шум улицы, сильно отличающий от привычного. И открыл глаза.
Я стоял в той комнате того полуразрушенного дома, это сомнения не вызывало. Все тот же кривой грязный дощатый стол, продавленный старый стул, веревка в моих руках… Я дрожал, меня буквально трясло, аж зубы стучали. И хотя я был готов к тому, что произойдет, но все еще не верил, настолько это казалось невероятным. К тому же не покидало отчетливое ощущение, что я могу выйти отсюда и сразу окажусь в знакомой Москве нашего с тобой времени, и ничто не помешает мне немедленно отправиться к тебе в Замоскворечье. Я даже сделал шаг к проему двери, правда, все еще машинально сжимая веревку. И в этот момент появилась Зина. Я так сильно вздрогнул, что веревка выпала из моих рук. Зина! Я ведь отлично помнил, как впился тогда отросшими клыками в ее тонкую нежную шейку, как пил теплую кровь, как она дергалась в моих руках, а потом затихла. Странно, но и сейчас у меня на миг возникло такое же желание, словно я все еще оставался вампиром. Я даже тихо зарычал. Зина замерла, с испугом глядя на меня. Потом ее взгляд опустился на веревку, лежащую у моих ног.
– Вижу, я вовремя! – сорвавшимся голоском произнесла она. – Гриша! Где твоя сознательность?! Ты что это удумал? Удавиться решил?! Не отрицай! Я все вижу. И как ты ужасно выглядишь. Хорошо, что я вернулась. После нашей ссоры мне было как-то не по себе.
– А муж тебя не потеряет? – спокойно поинтересовался я, понемногу приходя в себя и уже с недоумением вспоминая этот странный приступ жажды крови.
Видимо, многолетняя вампирская сущность оставила какие-то зацепки в памяти, и в один миг избавиться от них было невозможно. Мне даже показалось, что я ощутил легкое покалывание в зубах, которое обычно предшествовало появлению клыков.
– На что ты намекаешь? – тут же заволновалась Зина. – Я уже говорила, что ревность мы воспринимаем как буржуазный пережиток. Мы оба свободные люди! А вот тебе не мешало бы избавиться и от этой ненормальной любви и от мыслей о самоубийстве. А стишки можно и на другие темы писать. Сколько мы уже про это говорили!
Зина приблизилась и зачем-то отвела от моего лица упавшие пряди. Ее теплые пальцы задели мой лоб. Я вздрогнул и отстранился. Ее лицо приняло обиженное выражение.
– Чего ты шарахаешься… словно жеребец? – неловко пошутила она и отчего-то покраснела.
Я смотрел на нее и в душе изумлялся, что из-за такой в сущности недалекой и неинтересной, хоть и хорошенькой девушки так страдал в свое время.
«В свое? – поймал я себя на этой странной мысли. – А ведь это было здесь и сейчас. И это время – мое!»
– Вот что, Зина, – сухо проговорил я. – Я осознал, как ты того и хотела, и уже полностью разлюбил тебя. Можешь в этом не сомневаться!
– Да?! – округлила она глаза. – Но как это возможно? Мы расстались всего с полчаса назад, и ты закатил мне настоящую сцену. И вдруг уже разлюбил?
Я смотрел прямо ей в глаза, не понимая. Она же сама хотела, чтобы я избавился от чувства.
– Дело в том…, – начал я и зачем-то представил, как вонзаю в ее сердце нож.
Я вдруг увидел в ее расширившихся зрачках эту картинку, словно мой взгляд стал чем-то вроде проектора и передавал на «экран» ее зрачков трансляцию с места событий. Зина вскрикнула. Ее глаза наполнились слезами, которые тут же «смыли» эту картинку.
– Что это сейчас было? – с испугом спросила она и отодвинулась.
– А что ты увидела? – спросил я с нескрываемым любопытством.
– Ужас какой-то! Будто ты зарезал меня ножом…. От ревности, да, Гриша?
Я растерялся, но, поразмыслив, понял, что не все мои способности утерялись после обратного превращения и это было что-то типа гипноза. Но Зина глядела на меня с испугом, ее лицо сильно побледнело. Она попятилась к двери.
– Зиночка, – ласково проговорил я, понимая, что мне нужно немедленно объяснить ей произошедшее, иначе последствия могли быть самые печальные.
Ведь мы находились в 23-ем году, а тогда, вернее, сейчас доносы на всех и вся было делом обычным.
– Это произошло вот как, – торопливо продолжил я, – ты ушла, я очень сильно расстроился, даже на самом деле подумывал о самоубийстве. И вдруг на меня нашло какое-то затмение. И я словно наяву увидел, что… убиваю тебя, чтоб избавиться от этой боли неразделенной любви. И это мгновенно меня отрезвило. Уверяю, что я понял, в какую пропасть чуть не ступил, в одну секунду все осознал, и моя любовь умерла. И вот сейчас каким-то странным способом все это передалось тебе. Я сам в растерянности.
Лицо Зины разгладилось и вновь порозовело. Я видел, что страх уступает место любопытству. Но ведь любопытство, а я это знал по своему немалому опыту, в женской природе занимает одно из главенствующих мест.
Примечания
1
МТИК – Московский технический институт культуры
2
Обновленчество – движение в Православной Российской Церкви, возникшее после Февральской революции 1917. Единственное, признаваемое властью, так как обновленцы повсюду говорили о том, что полностью поддерживают новый режим.
3
ФЗУ – школа фабрично-заводского ученичества. Основной тип профессионально-технической школы в СССР с 20-х по 40-е гг
4
АМО им. Ферреро – впоследствии ЗИЛ
5
УСО – секретно-оперативное управление