Но ответа правитель не дождался. Вероятно, раб поднялся-таки наверх.
Тень Орла всегда окружал полумрак. Казалось, этот сильный и властный человек и впрямь верит, что свет обладает над ним властью и может его рассеять. Стоял яркий южный день, но плотные ставни закрывали окна, а на низком столике горела лампа. Тень Орла снял белый шлем и бросил его на резное кресло. Он был недоволен своей вспышкой, мрачен и зол. У избитого до полусмерти Дания были все основания чувствовать себя победителем. Потому что он сделал то, что никому не удавалось уже очень давно. Он сумел напугать Тень Орла.
Новый правитель Акры вытянул перед собой левую руку с растопыренными пальцами и долго смотрел на толстое золотое кольцо с изумрудом. Потом подцепил камень, приподнял его и повернул на восход. Один раз.
– Звал, хозяин? – Низкий грудной голос необыкновенно мягкого тембра прозвучал очень тихо, но наполнил собой всю спальню.
Тень Орла обернулся.
В кресле, куда он бросил свой плащ, сидела женщина: молодая, стройная, но не хрупкая. Плечи незнакомки, белые руки с маленькими, хорошей формы кистями, дышали силой. Гостья явилась к нему в мужской одежде, длинной и плотной кольчуге, из-за плеча выглядывала крученая рукоять меча, и Тень Орла не усомнился, что ее нежная рука отлично управится с оружием. Но шлема она не носила, по холодному железу кольчуги струились пышные прямые волосы, такие светлые, что в темноте они казались седыми. Она смотрела на Тень большими изумрудными глазами и терпеливо ждала.
– Все случилось, как ты предсказывала, – проговорил мужчина, сдерживая желание шагнуть к ней и как следует встряхнуть. Он не был уверен, что так можно обращаться с дочерью бога, хоть она и звала его хозяином. Впрочем, держалась она совсем не как служанка. – Я занял Акру и потерял всего семерых воинов.
– Я не дельфийский оракул, – возразила светловолосая воительница, – и не занимаюсь предсказаниями. Я лишь даю советы. Итак, мой совет тебе пригодился. Чем же ты недоволен?
– Я еще не правитель. Связанный и брошенный в тюрьму Даний больше правитель, чем я. Мне приходится стоять за его плечом…
– Отличная позиция, – женщина улыбнулась холодной улыбкой, ее яркие зеленые глаза на мгновение вспыхнули и стали видны вертикальные зрачки. – Ты можешь править, не опасаясь недовольства подданных, в случае ошибки их гнев обрушится на другого. С другой стороны, ты можешь не бояться бунта: друзья правителя знают, что над ним занесен твой меч, и остерегутся. И в любом случае, как бы не повернулась судьба, между тобой и смертью стоит еще одно тело, одна душа. Если Даний умрет загадочной смертью, это будет тебе сигналом, что враг совсем близко.
– Но неужели я должен терпеть насмешки этого жалкого человека? – взорвался Тень Орла, – он открыто издевался надо мной, а я не мог его придушить!
Светловолосая пожала плечами. Страсти Тени были недоступны ее холодному уму, она не знала никаких чувств, в том числе и гордости, и рассматривала лишь недостатки и преимущества. Светловолосая была бы великолепным шахматным партнером… если бы кто-нибудь догадался предложить ей партию в шахматы. Но она и так не скучала, двигая людей, армии и торговые караваны.
– Ты хотел власти, – сказала она, – и получил власть. А почести достались другому. Это была моя цена за совет, и ты согласился платить.
– Исчезни!
Тень махнул рукой и отвернулся.
Из темноты показалась другая невысокая фигура. Эта девушка была моложе и стройнее, кольчуга и меч только подчеркивали ее женственность. Овальное лицо с тонкими правильными чертами белело в рамке черных шелковистых волос, уложенных в сложную прическу. Кошачьи глаза тлели во тьме не ярче, но пронзительней, чем у сестры.
– Хозяин, ты хочешь стать воистину царем? – Светловолосая говорила холодно. Голос этой был тих и вкрадчив. Он не резал, а обволакивал, не убеждал, а соблазнял. Даже, можно сказать, совращал. – Нет ничего проще. Женись на Франгиз.
– Ее придется поискать… Если она вообще жива, – буркнул Тень, – Ритул ее не нашел.
– Она жива. И найти ее можно. Франгиз не так уж и далеко.
– Где?!
– Ты готов жениться на ней? Это – цена моего совета. – Темноволосая чуть приоткрыла губы в улыбке и сделала пальцами жест, как будто и разговор их в полумраке спальни, и ее совет, и цена за него были мелочью, не стоящей внимания… во всяком случае, по сравнению с ее улыбкой. Черноволосая была ошеломляюще красива… Но зрачки ее тоже были вертикальными, и в ней тоже текла кровь богов.
– Зачем мне чужая жена? – спросил Тень.
– Франгиз принадлежит к очень древнему и многочисленному роду. Дом ее могуч. Одиннадцать властителей, ее родичи, поддержат тебя в борьбе за трон. Франгиз в близком родстве со всеми знатными родами Акры и близлежащих земель. Из ее рук ты получишь союз с самыми богатыми и уважаемыми семьями. Из ее рук и Даний когда-то получил власть… А ты не знал этого?
– Ты хорошо придумала, – буркнул Тень Орла, – жениться, чтобы стать послушной пешкой в руках жениной родни.
– Любой поступок имеет свою цену, – вкрадчиво проговорила черноволосая. – Даний заплатил ее и до сего дня не жалел об этом. А может, и сейчас не жалеет. Ты его как-нибудь спроси. Когда поедешь в город, выглядывая из-за его спины…
– Исчезни!
Тень Орла махнул рукой, и черноволосая шагнула во тьму, сливаясь с ней и растворяясь в ней.
Над огоньком медной масляной лампы дрожала оранжевая дымка. И прямо из нее, из пламени шагнула в покои третья воительница: порывистая, смеющаяся, с растрепанной гривой огненно-рыжих волос. Она единственная никогда не звала его хозяином. Она выбрала другое обращение:
– Не слушай их, воин. Они зануды! У меня иногда сводит скулы от их разговоров. Ничего удивительного, ведь я слушаю их уже три тысячелетия!!!
Тень Орла невольно улыбнулся. Рыжая казалась юной, ее глаза светились задором.
– Ты хочешь стать правителем – так стань им! Убей Дания и Франгиз.
– Твои сестры говорили, что у каждого их совета есть своя цена. Цена этого – война.
– Ну да. Конечно. А разве ты не воин? – Рыжая сверкнула белозубой улыбкой. – Ты можешь выиграть эту войну, и тогда никто не посмеет оспаривать твое право на трон Акры. То, что ты возьмешь сам, тебе ни с кем не придется делить.
– Кроме тебя.
– Но ведь я же на твоей стороне! – Она снова рассмеялась, словно жизнь забавляла ее как посещение лавки ювелира.
Ее логику Тень не мог понять никогда. Казалось, ее и нет вовсе, есть только страсть… Он догадывался, конечно, что рыжая дочь бога возрастом в тысячелетия на самом деле взвешивает бриллианты своих улыбок, как заправский ростовщик, и ни за что не продешевит, как и любая из ее сестер… вот только устоять перед ней было почти невозможно.
– Исчезни, – в третий раз повторил Тень Орла, но на этот раз без раздражения. И повернул изумруд на закат.
Морок рассеялся. Он был один. Но в голове его по-прежнему звучали три голоса: холодный, вкрадчивый и обжигающий.
«Возьми власть, отдай славу!»
«Возьми славу, отдай власть!»
«Возьми все!»
Голос задорной рыжей воительницы упал в него, как искра в солому. Тень не заметил, как в душе разгорается опустошающий пожар.
В закатной дымке плясали солнечные лучи. Отражаясь от рябой поверхности моря, они выстреливали вверх, пронзая плотные толщи облаков, и падали вниз, сплетая меж морем и небом тончайшую золотую сеть. Легкий бриз сочился сквозь солнечную паутину, слегка заливая ее прозрачными пальцами, и рождая легкую, как вздох, музыку. Солнце, рыжее и улыбающееся, опускалось за острые пики гор на западе, оставляя Акру на милость ночной темноты.
Порт был велик. Но сейчас на рейде стояло всего около полусотни судов. Необычайно мало для крупного торгового города. Некоторые из них медленно, с явной неохотой двигались к причалам.
В самой бухте, в легкой волне покачивались крепко привязанные лодки рыбаков, охотников за крабами и ловцов жемчуга. Тут же стояли торговые корабли, несколько легких парусников с треугольными парусами, они были очень удобны в теплых морях, где дули высокие и тихие ветры.
Но лучшее место заняли девять двадцативесельных галер: черных, грозных, чужих, с парусами, которых давно уже не видела вольная Акра… и предпочла бы обходится без таких гостей, пока восходит над миром солнце и даже еще дольше. Да вот не всегда случается то, что мы хотим. И чужие корабли стояли посреди залива как у себя дома, всем своим видом показывая, что в ближайшее время они уходить не собираются.
В порту, меж лодочных сараев, канатных мастерских и ремонтных доков лежала непривычная тишина. Не стучали топоры плотников, не суетились торговцы, холодом веяло от потухших мангалов. Куда-то подевались и портовые «красотки» с их неизменными ковриками.
Порт был залит кроваво-красным цветом заходящего солнца, но улочки, расходящиеся от него вглубь города, казались темными провалами, где чутко дремали тени, укрывшись, как одеялами, выцветшими полосатыми тентами, натянутыми от крыши до крыши.
По обе стороны улочек располагались лавочки с наглухо закрытыми в этот час дверями и ставнями. Яркие, замысловатые, а иногда и не совсем приличные вывески (например, голая по самое колено нога над мастерской башмачника), созданные чтобы украшать город и завлекать покупателей, перекосил ветер, но хозяева не озаботились их поправить. На крыльце одной из лавчонок, давно не метеном, спала тощая облезлая собака и вздрагивала во сне.
Улочки уступами поднимались вверх. Здесь, в глубине города, жизнь еще теплилась. Лавки открывали свои двери, но предприимчивые и осторожные купцы тут же перегораживали вход тяжелыми прилавками. Торговля велась прямо с крыльца и предметы ее не могли не вызвать удивления: прохиндейского вида человечки в обносках явно с чужого плеча настойчиво предлагали редким прохожим ломаные и погнутые гвозди, чесальные гребни, у которых не хватало зубьев, и колотые ступки.
В городе поселились страх и недоверие.
По улочке широким уверенным шагом прошли воины из новой гвардии правителя. Они держались с хозяйским высокомерием, но рук от рукоятей мечей не отнимали и не ходили меньше, чем по трое, чтобы в случае стычки сразу «замкнуть треугольник», прикрывая друг другу спины.
Едва миновал «патруль», от влажной стены домика мелкого чиновника отделились серые тени и двинулись следом, стараясь не шлепать босыми ногами по липкой грязи пополам с помоями, как-то удивительно быстро запакостившими чистый и аккуратный город. Узкая полоска быстро гаснущего неба временами совсем исчезала из виду, когда крыши близко стоящих домов смыкались над головой. Пахло дымом, немытой посудой, сырым бельем, брошенными жилищами… Бедой пахло в Акре.
– Здесь, – определила одна из теней, останавливаясь перед окнами на вид брошенной лавочки.
Впрочем, вид мог быть обманчив. Жители Акры прятались. У некоторых хватало изобретательности даже заколотить двери снаружи и выбираться на свет через кухню, так что брошенная лавочка могла на поверку оказаться очень даже жилой.
Откуда ни возьмись появился глухо звякающий сверток мешковины, перевязанный бечевой. Его тут же распутали, похихикивая зло и без веселья.
Римас уже лег было спать, но некоторое время назад его грубо подняли. В дверь уверенно постучали, похоже, рукоятью меча, и Римас счел за лучшее впустить удров. Они остановились у порога.
Жена Римаса, немолодая, полная и не слишком умная женщина жалась в углу, поглядывая на воинов с испугом.
– Римас, торговец шерстью? – бесстрастно произнес один из северян, видимо, главный в этой компании, обшаривая спальню хозяев внимательным взглядом.
– Господин прав, – осторожно подтвердил Римас, пытаясь понять, что за очередная напасть нагрянула к ночи и приблизительно определить ее размеры, – уже почти сорок лет торгую шерстью и пряжей в благословенной Акре, господин, и никто ни разу не жаловался, что старый Римас подсунул плохой товар или взял с покупателя лишних денег. Мою пряжу заказывал сам господин Арджен для прислуги дворца правителя, и госпожа Франгиз… – Римас осекся и замолчал на одно слово позже, чем следовало бы.
Пропавшую неизвестно куда жену Дания старались не вспоминать при чужаках. Ради ее поисков и так вывернули наизнанку всю Акру. И совсем-таки лишним делом было наводить суровых воинов на мысль, что мелкий торговец… ну хорошо, крупный торговец может быть близко знаком с этой государственной пропажей, что-то знать о ней или, спаси Хальба, прятать. За такие вещи при новом порядке можно было угодить в темницу, и даже запросто. Но воин не заметил оплошности торговца. Или не счел нужным заметить.
– Где твой сосед, евер? – спросил он.
– Какие вещи спрашивает господин?! – Римас всплеснул руками. – Откуда мне знать за соседа? Может, еще на базаре, а может, до порта пошел, за товаром… Хотя до порта уже поздно. Ну, может, до кабачка Левконои…
Воин нехорошо прищурился:
– Ты лжешь, старик. Твоего соседа уже три дня нет на базаре. И дома его нет. Где он? Тоже сбежал?
Римас воздел руки в притворном усердии:
– Видит Единый!.. Не знаю, где сосед. Давно его не видел. Бог знает, сам тревожусь за ним, как за родным братом.
– Хватит, – оборвал его воин, – то, как вы, еверы, держитесь друг за друга, достойно восхищения. Правитель сообщил что каждому, кто донесет о евере, который собирается бежать, из казны отсыплют сто золотых монет. Прошло двадцать дней. За это время в городе осталась едва ли треть торговцев, но эта треть молчит, словно воды в рот набрала.
Римас настороженно молчал, ожидая, какой очередной неприятностью закончатся рассуждения воина. Неожиданно тот смолк, словно споткнулся.
– Значит, не знаешь, где сосед? – спросил он.
– Не знаю, – твердо повторил Римас.
– Хорошо, – покладисто согласился воин, – не знай дальше. Но налог будешь платить за двоих: за себя и за соседа. А если еще какой-нибудь торговец сбежит в Сем из-под носа правителя, и ты, старая лиса, промолчишь, я лично застегну на тебе железный ошейник.
Чужаки вышли, хлопнув дверью, и, спустя мгновение, со двора послышался недовольный тоскливый рев. Старый Римас сообразил, что новые воины правителя уводят осла, но выйти не посмел.
Обиженный крик ослика уже давно стих, а Римас все сидел, обхватив голову руками. Мысли его были невеселыми.
– Сиди не сиди, цыплят не высидишь, – буркнула жена, – только масло сожжешь. Шел бы спать. Ночь пройдет, утром станешь думать. И об осла, и об соседа.
– А стоит ли, – скривился Римас, – думаешь, они таки ушли?
– А ты думаешь, таки вернутся?
Новый стук в дверь подтвердил худшие опасения Римаса.
Этих тоже было трое. Второй патруль. Только вот рожи не совсем те – смуглые, хитроватые, со следами долгого глухого загула.
На предводителе косовато сидел шлем с заметной вмятиной, а из-под кольчуги торчали грязные ноги в коротких серых штанах. В руке «воин» сжимал внушительную дубинку.
Римас не был подозрительным человеком. Но как-то уж больно ловко сошлись в его голове эта дубинка и вмятина на шлеме.
Второй «воин» в шерстяном плаще поверх лохмотьев поигрывал увесистой гирькой на цепочке. Третьего Римас рассмотреть не успел.
– Указ правителя! – рявкнул тот, что был с дубинкой, – каждый евер должен воинов правителя обуть, одеть и накормить. Вертай, парни, сундуки!
– Да что же это творится! – заголосила женщина. – Это ж так мы когда-нибудь проснемся зарезанные в своих постелях! Что за порядки такие, как что случится, так непременно евер виноват. Придут незваные, все горшки переколотят, а потом бедному еверу платить за разбитую посуду.