Кирилл Казанцев
Волчара выходит на след
…свет, который в тебе,
не есть ли тьма?
Лк. 11,35
АНТОН ИВАНЫЧ
Шквалистый, с норовом, ноябрьский северяк чудил за огромным, в полстены звуконепроницаемым окном. То бешено тряс голые сиреневые кусты на подбегающей к особняку недавно отсаженной аллее. Пригибал их к самой земле, словно пытаясь выдрать с корнем. То вдруг притихал на минуту. Ворошил в раздумье груды опавшей листвы. Нервно подхватывал их. Крутил в причудливых шатких взвихренных змейках, поднимая все выше и выше, и, словно игральные карты, распускал широким веером по голому пустынному двору. И снова ярился. И рвал и метал.
Но в широком обширном притемненном зале, плотно заставленном дорогой импортной мебелью под старину, было тепло и уютно. Не хочешь, а замурлычешь в голос от полного удовольствия.
Похожий на упитанного лесного клопа, толстоплечий, с массивным, оплывшим туловищем и несоразмерно хилыми, будто атрофированными конечностями, Антон Иванович Сукоткин, недавно ставший у кормила мэр города Зареченска, в одиночестве нежился у пышущего жаром, отделанного добротным белоснежным мрамором камина, распахнув ворсистый махровый халат и откинувшись на спинку кресла-качалки. И мурлыкал, мурлыкал, мурлыкал…
Теперь, когда долгожданные бразды правления городом наконец-то в руках – можно и расслабиться, и пар выпустить. Отнюдь не возбраняется теперь такая фишка. Уже не надо озираться, поминутно страховать тылы. Все, без остатка, ушлые, борзые «оппоненты» давно уже слиты. А те, что остались – умытые и покорные, – мнутся у твоих ног в ожиданьи крохи с барского стола. В общем, как в детстве болтали, – «кино и немцы»…
К власти шел долго, но упорно…
Все, как обычно… Как и у многих других конкретных пацанов…
Неполная семья. Отца в глаза не видел… Девять классов отстойной сельской школы – одна сплошная забойная расслабуха. Первая победа в кровавой драчке… Первый косячок… Первый трах с сикушкой Веркой в грязной кабинке туалета… Первый стойкий авторитет среди одноклассников, добытый не столько убойной свинчаткой, сколько благодаря изощренному жестокому коварству… Первый привод… Второй, третий…
Уступил сопливой мамаше – пошел сдуру в совхозные свинари, когда из школы выперли. Почти два месяца, как глупый мытарь, вонючим хрюшам хвосты крутил… Вконец достало. Рванул в город к тетке. Удачно притерся в кодлу к буйному Паше Берцу, бывшему десантнику, отмотавшему немалый срок по сто восьмой за «тяжкие телесные», под крыло… Прибился к «людям» и тоже человеком себя почувствовал.
Первая ходка – как и у многих – за хулиганку. По двести шестой, часть первая. Повезло – всего полгода. Учли, что семья неполная.
Откинулся и снова – в родную кодлу. А куда еще? И снова покатило… Весело и с выдумкой ломили лохов у кабаков да на вокзале.
Но погулял недолго. Опять влетел. По той же двести шестой, но уже – часть вторая. Спасибо Паше – не зажался. Судье башлянул грамотно и душевно, чтоб тот списал статью на легкую. Светила-то чистая сто сорок пятая – «вооруженный грабеж»! А там срока – мало не покажется!
Отпахал пятеру. Потом – по УДО[1]. Год на «химии» на местном ДОКе…
Ну, а потом – вообще умат! Совок в один момент неожиданно загнулся, и пошло-поехало…
Кругом бабла – немерено! И челноки, и папики крутые, и мелкие валютчики, и биксы с сутенерами… Да только успевай раскручивай. Замучаешься доить, уже руки сводит.
Накосил изрядно. Но не промотал, не спустил, как тупые корешки. Купил втихаря (не украл, а действительно купил у знакомого барыги!) пару японских видаков да в подвале покосившейся развалюхи салон слабал, но так, без отрыва от «основного производства». Посадил своих прикормленных телок порнушку и мультяшки крутить. Боевики там, триллеры разные… И попал на жилу! Рекой потекло! Дальше – больше. Еще салон. И еще.
И пацаны не окрысились. А потом и вообще – в тему въехали. Потянулись к делу, поднимая в авторитете.
А тут и Паше Берцу кирдык приплыл. Замочили «нижние» на очередной стрелке. Как чувствовал – не поехал. Очко вовремя сыграло.
Пресек бучу сходу. Удалось – вылезло. Кого-то весомого из кодлы прикупил втихаря, благо зелень уже в избытке водилась, а кого-то и лбами столкнул влегкую. В общем – пришлось мал-мал подсуетиться. Зато – в точку легло. Признали в конце концов. Догнали, черти, что главное – не пудовые кулаки, а чтобы репа варила.
А она варила. Да еще как! Давно уже понял, в отличие от Паши дуболома, что не всегда надо переть-то буром – иногда желательно и мозгой шурупить. А главное – везде своих людей иметь. И в той же ментуре не западло, что бы там братва на этот счет ни петрила. И не жилиться. Сегодня ты щедро мазанешь – завтра сам прочным мазом[2] будешь. И на своих, ясный перец, – тоже бабла не жалеть…
К себе никого близко не подпускай. Держи на расстоянии. И чтоб в кодле всегда полный мутняк был. Так сделай, чтобы никто из них друг дружке не верил, чтобы спиною друг к дружке повернуться ссали. Короче, как у классика – разделяй и властвуй. Ничего сложного. Обыкновенная бодяга – кого-то вовремя опустить донельзя, кого-то резко приподнять на время другим на злобу. И чтобы не застаивались и не расслаблялись. Не знали, чего в следующую минуту от тебя ожидать: вдруг ни за что покараешь, ни за что – помилуешь.
И зелень не копим. Сразу – в оборот. В дело. Все, что с «воза» падает, – тут же слету подбираем. И «швейку» обнищавшую, и мебельную фабрику, и водоканал – само собой… Короче говоря – ни с кем не делимся. Никому не уступаем. А если падла какая-то вскипишнуть посмеет – без слов в очко сливаем. Благо бригада всегда под рукой. Да какая! Уже не те вчерашние зеленые гопники и рэкетня мелкая. Теперь – солидное частное охранное агентство. Стволов и наворотов всяких, колес приличных – под завязку. И все – теперь в законе. Хрен ты ко мне подъедешь! Да и ехать-то уже некому. Вся городская головка, вся ментура с прокуратурою давно уже вот где – в кулаке. Не выпущу…
Под «москвичей» не клонимся. Своя приморская братва – пока еще в полной силе. Уже не одних от корыта отвадила. И черножопым, и комсомольчатам укорот давала. Да и не только. На жирный пирог у всех зубки чешутся.
А так – под нужным знаменем, в нужной партии – без всяких там проблем! Не лохи небось, прекрасно видим, откуда ветер дует, прежде чем из штанов вытаскивать…
Антон Иванович переменил позу. Спина изрядно затекла. Надо бы пару дровишек в огонь подкинуть, но никого из «черни» пока звать не хочется. И одному побыть – в радость. Не часто получается. Хорошо, жену-идиотку с дочкой на неделю в Таиланд спровадил.
Поерзал, покряхтел, потирая шейный позвонок: «Хондроз, собака, заедает… Пора опять к корейцам – на иголки… Пора, да все недосуг». Все-таки поднялся. Подкинул несколько звонких сухих березовых полешек, снял лэптоп с каминной полки и, опустившись в кресло, примостил его на острые волосатые коленки. Открыл закладку с любимым порносайтом – сплошь нимфетки, не больше двенадцати – самые смачные. Прищурился и вожделенно повел тяжелым ноздреватым носом: «Надо будет Геннадию звянуть, чтобы вечерком двоих доставил. Черненькую и беленькую. Гулять так гулять!»
Сильно потянуло ледяным сквозняком из-за спины: «Опять падла Нюшка лоджию плохо закрыла! Вот выброшу сучку!.. На этот раз – точно выброшу!»
С трудом разогнувшись, поднялся на ноги, но развернуться не успел. Что-то тонкое и острое скользнуло под кадык:
– Сиди смирно!
– Ты кто? – пискнул испуганно. – Какого… – Но договорить не смог. Хрипанул. Петуха пустил. Удавка затянулась, впилась в горло.
– Сиди, сказал…
А через мгновенье в рот грубо и плотно забили кляп, и в шею сбоку что-то болезненно кольнуло. Но Антон Иваныч не трепыхнулся даже, пребывая в каком-то диком ступоре. А через полминуты и вовсе руки-ноги уже нешуточно свело. И страшный сковывающий холодок покатил мурашками по спине, по всему распаренному разнеженному телу.
Безропотно стыл, как мышь под наркозом, и лупал вылезшими из орбит, переполненными ужасом глазами на то, как какой-то стремный мужик в потертом армейском бушлате, в черной с прорезями трикотажной шапочке на башке зачем-то бесстрастно и деловито копается у него в промежности. Глядел, а в перехваченном петлею горле метался беззвучный крик: «Ты что это?!.. Ты что там, падла, делаешь?!!!»
САЗОНОВ
– Нет, ну ты послушай, Андрей Степаныч, а Тоша-то все-таки попал конкретно?! – восторженно брякнул худющий, как Кощей, конопатый рыжий живчик Саша Комов – словно подросток, сбежавший со съемок рекламы «Клерасила», – двадцатишестилетний следователь Зареченской прокуратуры. Глаза его лихорадочно блестели. – Вот уж попал – так попа-а-ал!.. Я тебе скажу!.. Просто дичь какая-то!
– Да уж… Не поспоришь, – хмыкнул в ответ старший следователь по особо важным делам Андрей Степанович Сазонов – все еще крепкий коренастый пятидесятилетний мужик с хитрым прищуром добродушного проныры, в изрядно помятом темно-синем полушерстяном костюме, заметно припудренном перхотью по плечам. Оглядел с лукавинкой во взоре своего молодого коллегу, и лицо его совершенно разгладилось и посветлело. К Саше Комову с первых дней его прихода в прокуратуру дышал неровно. Уж больно импонировало старому прожженному спецу его пока еще неистребимое, нерастраченное жизнелюбие. А потому и, предельно сократив дистанцию, намеренно держал себя с ним наедине почти запанибрата, зная, что это серьезно поднимает парня в собственных глазах. Придает ему уверенности в своих силах. «Вот и пусть малец подольше поиграет, – про себя резонно рассуждал Сазонов. – Ведь для него еще вся эта наша тягомотная рутина – не что иное, как просто увлекательная, будоражащая воображение игра… Еще успеет в свое время до горлышка «глистов набраться»… Еще успеет поскрипеть зубами…»
– И что – под самый корень? – быстро выдохнул Комов.
– Да я же говорю – вчистую… Все… Не ходок уже… Так только – пописать… и ничего другого…
– И как же он не загнулся-то?!.. Там же кровищи, наверно, с полведра, как из борова?
– А этот парниша, народный мститель, все сделал предельно грамотно. Буквально зуба не подточишь. Все там ему перевязал, заткнул, где надо… И «Скорую» ему вызвал… Сам вызвал…
– Так значит, получается, что убивать он его не хотел? Только покалечить?
– Да не просто покалечить, Саш… Он же его за самое живое ухватил… За самое-самое, что ни на есть, понимаешь?.. Тоше же теперь без этого-то дела – просто жизнь не в кайф. Он же не пьет, не курит. Здоровье старательно бережет. Одна лишь блажь у мужичка – путем перепихнуться…
– Да уж! Прямо в точку… Тогда уж не поспоришь… А молодец, блин, парень!.. Благое дело провернул, а, Андрей Степаныч?.. Эта же гнида мордатая, говорят, уже все старшие группы в «детке»[3] переимел. Уже за младшие принялся… А что?.. И для директора – пучком. Он же ему, как щедрый спонсор, целую кучу бабулек отвалил! И лично ему, и центру… Кровати там новые, телевизоры, компьютеры. В общем – по полной программе. Он же спонсор официальный. Да еще какой!
– Да уж, спонсор, блин… – вздохнул Сазонов. – Ну, хоть так прошло, скотине… Не все ж коту масленица…
– Слушай, а этому всему нельзя по-скорому научиться?
– Чему?!.. Не понял!
– Да я про другое… Ну, кастрировать так, чтобы без последствий?
– Да шут его знает, Сань?.. Абрамыч говорит, что подготовка соответствующая все-таки нужна… И практика, естественно… А он – мужик серьезный. Свистеть понапрасну не будет. Как-никак пятнадцать лет в травматологии…
– Слушай, а как он вообще так тихо провернул? Там же у Тоши, как я думаю, охрана-то неслабая?
– Да никакой, Сашок, толковой там охраны. Этот же паханок наш борзый всех конкурентов своих давно убрал. Сам же знаешь… Только в конце прошлого года за две недели – семь трупяков. Ты же помнишь… Вот и расслабился, видно… Да и на его охрану, естественно, полная расслабуха напала… Да я ж тебе говорю, что и охрана-то давно – одна видимость. Два туповатых хмыря из агентства. И те в это время спокойно в очко резались. На мониторы даже не смотрели…
– А если б глянули?.. Это ж полный абзац бы вышел?!. Это же на грани фола!.. Да-а-а… Рисковый парень!..
– Ну, он, наверно, сначала все как следует издалека отсмотрел. И не раз, не два, я думаю. Все учел скрупулезно. Готовился, по всему видно, очень тщательно… Собак приборчиком выключил. И звуковуху. Остались только камеры слежения… Но все равно, не спорю, рисковал он капитально… Крутой, наверное, мужик? Нервишки действительно крепкие…
– А запись что-нибудь дала?
– Да я пока ее не видел… Шеф сам там что-то маракует… Но, думаю, что тоже – ничего существенного. Ведь парень, ясное дело, в маске был…
– И как ты теперь, Андрей Степаныч?
– Да что там мудрить, Сашок?.. Все равно скорее всего важняка из краевой пришлют. Он следственной бригадой руководить будет. А нам-то что заранее заморачиваться?.. Практически не наша компетенция… Да и вообще… – сказал Сазонов и оборвал себя на полуслове.
– Согласен с тобой… Полностью… – понимающе усмехнулся Комов и, уже держась за дверную ручку, скорчил напоследок страшную рожу: Нет, Андрей Степаныч, ну я все-таки как подумаю об этом… просто мороз по коже! Бр-р-р!.. Врагу не пожелаешь… Полный атас, блин!.. Святая инквизиция!
– Да уж… – отозвался Сазонов.
– И вот еще что думаю… Как ему, вообще-то, все это не гадко было? Это ж такая мерзопакость?! Представь себе на минутку – чей-то чужой аппарат в твоей руке?!
– Санек…
– Да нет, извини, Андрей Степаныч, это я так, для красного словца… Тут же весь, наверно, с головы до ног обрыгаешься, если ты мужик-то нормальный, а не педрилка какой-нибудь… Я тут, знаешь, что вспомнил… Точно не скажу… Вроде бы в романе про Ермака или про Разина, не помню точно, был такой эпизод, когда какому-то там инородцу дали казаки грязный хрен понюхать. Так он в момент откинулся от омерзения!.. Просто раз – и каюк! Раз – и помер! Представляешь?!
– Ну парень-то, наверное, в резиновых перчатках был… Да и Тоша – явно не засранец. Он же из сауны не вылазит. А она у него такая, говорят, что и в Москву не стыдно.
– А все равно – абзац, – хмыкнул Комов. – Ну, ладно, Андрей Степаныч… Я побегу… Надо еще по последней бытовухе в девятиэтажке обвиниловку добить. Шеф уже вконец задергал… Извини, что отвлек.
Когда дверь за Сашком захлопнулась, Сазонов посмотрел в приоткрытое окно, за которым осенний ветер нудно гремел жестянками водосточных труб, разбойно посвистывал в обвисших проводах. С силой потер пальцами виски, пытаясь согнать накопившуюся усталость. Снова попытался пробежаться по протоколу первичного осмотра места происшествия. Но едва дошел до середины, энтузиазм его иссяк.
Половина восьмого вечера. Прокурор давно уже должен был вернуться из мэрии. «Сколько ж можно там всем скопом охать и ахать? Четвертый час заседают?.. Но ждать-то все равно его придется. Тем более сегодня, после этой жути… Это ж надо понимать?!.. Не какого-то там смерда вонючего, а самого дорогого и уважаемого нашего городского голову погано отманьячили! Сейчас же такой бедлам поднимется, что только держись!..»
«Ну, ладно – сегодня… Но что же ему, вообще-то, дома не сидится? – в который уже раз, уже просто автоматически задавался Андрей Степаныч одним и тем же намозолившим язык риторическим вопросом по поводу идиотской привычки прокурора выдавать указивки непременно через пару-тройку часов после официального окончания рабочего дня. – И жена еще вроде ничего, в самом соку. Только-то тридцать щелкнуло… И дом – конфетка… Ну, в общем-то, понятно почему… Здесь же у него – зала тронная. Натуральным халифом себя, наверно, чувствует… Ольга-то совсем не склонна его высокие амбиции поддерживать. Она же только от себя самой тащится… И какого б ей муженьку восторги расточать?»
Надо было сидеть и смиренно дожидаться очередного тягомотного «разбора полетов» и постановки очередных «животрепещущих» задач. Надо было. Но Сазонову вдруг дико захотелось домой. Пожевать бы чего-то вкусненького, запить горячущим крепчайшим молотым кофейком да завалиться на диван у телевизора. Хотя бы часок-другой, понежиться в сладкой полудреме, пока вся эта гнусная свистопляска еще не началась. Отдохнуть бы, хоть чуток, в свое удовольствие, перед очередной бессонной ночью: «И пошли они все на! И будь что будет!»