Вот и пригодились. Растекшись по потолку, эта субстанция создала над нами холодный маскировочный экран. Который вкупе с тремя слоями бетонных плит и заметенными Мерлином следами стал нашей дополнительной защитой от вражеских глаз.
– Ты правильно раскусил тех ребят – они и впрямь из разведки. А конкретно из того ее подразделения, которое в их системе кличут Ведомством, – сказал Пожарский, устраиваясь у окон так, чтобы, отдыхая, заодно посматривать, не движется ли за нами погоня, посланная уже по земле. Судя по не слишком бодрому виду нашего благодетеля, ходьба на протезах по грязи и обломкам давалась ему нелегко. Но он не жаловался. Он вообще ни разу на моей памяти не пенял на тяготы жизни, поскольку продолжал любить ее даже сегодня, когда она перестала отвечать ему взаимностью. – Ведомство – сравнительно небольшая «контора». Оно занимается проведением спецопераций, чей характер выходит за рамки общепринятых понятий о деятельности внешней разведки и контрразведки. Смотрели когда-нибудь фильмы про шпионов? Так вот, о том, чем занимаются агенты Ведомства, в тех фильмах не показывают и не рассказывают. Ну разве что эпизодически и исключительно с негативной точки зрения.
– Почему? – не врубился Жорик, наверняка досадующий в мыслях, что Мерлин не умеет изъясняться более простыми и понятными ему словами. Впрочем, за возможность побеседовать с живым сталкерским богом Дюймовый был готов стерпеть и не такие неудобства.
– Потому что, Георгий, в шпионском мире есть такие профессии, где героев нет и не может быть в принципе, – пояснил Семен. – К примеру, один из отделов Ведомства занимается исключительно проведением карательных акций. Причем речь идет не о тихих убийствах с помощью яда и не об имитации у жертвы естественной смерти. Напротив, имеются в виду как можно более кровавые казни, единственная цель которых – максимальное устрашение врагов. Устрашение и возмездие. Либо красноречивое предостережение на случай, если они еще только планируют какое-либо злодейство. Само собой, что никаких визитных карточек и манифестов каратели Ведомства после себя не оставляют. Но кому нужно, тот сразу понимает, кто и за что покарал того или иного ублюдка-террориста. Или его друзей. Или членов его семьи. Или всех их, вместе взятых. Смотря насколько убедительным станет этот намек. Всякий раз, когда террорист надумает убить наших женщин, стариков и детей, он должен твердо знать: наш ответ будет либо адекватен, либо еще более жесток, что бы там ни твердили политики о неприемлемости такого рода контрмер.
– Так вот на чем, оказывается, специализируется это Ведомство: на организации политических убийств! – понимающе кивнул я. – Ну что ж, дело полезное, кто бы спорил… Одного не пойму: какого черта эти парни забыли в Пятизонье и что конкретно им от меня понадобилось?
– Я ведь сказал, что карательными акциями занимается лишь один из отделов Ведомства, – напомнил Пожарский. – Прочие, включая интересующий нас «Гермес», ведут иную, но тоже неприглядную с точки зрения морали деятельность. Хотя что вообще такое, эта самая мораль? Всего лишь навязчивая попытка одной группы людей заявить другой, думающей и живущей иначе группе, что образ жизни первых гораздо лучше и правильнее, нежели у вторых. Но что поделать, если жизнь этих групп протекает в совершенно разных условиях? Как защитнику природы, живущему в мегаполисе и покупающему продукты в супермаркете, объяснить полудикому эскимосу, что убивать китов – аморально? Как эскимос, в свою очередь, объяснит такому горожанину, что в тундре нет ни денег, ни супермаркетов и что без китового жира и мяса его племя попросту вымрет? Никак. Мы имеем две непримиримые морали, каждая из которых обладает силой лишь там, где ее исповедует большинство. Легко блюсти нравственность, если ты мирный человек, работающий школьным учителем, водителем такси или офисным клерком. Даже отъявленный бандит может, если захочет, стать праведником, завязав с преступлениями и став законопослушным. Но когда ты взялся отвечать ни много ни мало за государственную безопасность, когда тебе приходится всю жизнь работать в условиях перманентной войны без правил, идущей сразу на дюжине фронтов, и думать о том, как постоянно опережать на шаг своих врагов, тогда следовать морали праведников для тебя – непростительное преступление. И не только перед собой, но и перед той страной, которой ты служишь и которую поклялся защищать… Вот скажите, морально ли стравливать два соседних государства, развязывая между ними войну, лишь с той целью, чтобы они не объединили свои силы и не напали разом на твою страну?
– А что? Очень даже разумная политика, – недолго думая, прагматично рассудил я. – Раз нельзя договориться с ними по-мирному, пускай лучше режут своих граждан, чем соберутся в банду и начнут сообща резать наших. В конце концов, чьи старики, женщины и дети нам дороже: собственные или те, что живут за границей?
– И все равно, война – это нехорошо, – с осуждением покачал головой Черный Джордж, еще не растерявший в Зоне свое человеколюбие. – Тут я с вами, Геннадий Валерьич, не согласен, уж извините. Поссорить соседей и глядеть, как приканчивают они друг друга – это как-то… не по-соседски. И не по-людски. Я, конечно, не политик и не знаю, как тут быть. Но раз у всех политиков такие большие головы, значит, они наверняка найдут мирный выход из этого тупика. Не могут не найти – мы же с вами не в Средние века живем, так ведь?
– Если бы, Георгий, политики знали мирный способ разрешения любого конфликта, зачем тогда существовало бы Ведомство? – задал Мерлин нашему «миротворцу» каверзный встречный вопрос.
Жорик пробубнил под нос что-то неразборчивое, пожал плечами, но дать конкретный ответ так и не сумел.
– Между тем, – продолжал Семен, – Ведомство не брезгует и подобной тактикой, стравливая пар в кипящих котлах, чей взрыв мог бы нас ошпарить. Конечно, до разжигания полномасштабных войн между странами дело доходит крайне редко – слишком накладное это удовольствие для Ведомственного бюджета. Но вот перессорить между собой какие-нибудь террористические шайки или же скомпрометировать их в глазах правительства той страны, которая их укрывает – это наши парни всегда за милую душу. И если ради того, чтобы такое правительство прозрело и увидело, какую змею оно пригрело у себя на груди, надо принести в жертву две-три тысячи мирных граждан, что ж, значит, так оно и случится.
– Но ведь с нашей стороны это будет тот же самый терроризм, только санкционированный государством! – возмутилась Динара. Гуманисткой она никогда не была, но столь вопиющий в своей жестокости пример не оставил равнодушной даже ее.
– Нельзя уничтожить раковую опухоль, не повредив при этом в организме здоровые клетки, – резонно заметил на это Мерлин. – Террористы – это ведь не особая, живущая отдельно от общества каста людей. Зачастую они являют собой обычных граждан, берущих в руки оружие от банальной безнадеги и неудовлетворенности собственной жизнью. И кто станет потенциальным врагом такого человека? Конечно же, люди, которые живут гораздо лучше и счастливее, чем он. Это вполне естественно, ведь зависть и без бомбы в руках – страшная разрушительная сила, а с бомбой и подавно. Никаким борцам с терроризмом не под силу отделить от гражданской массы отдельно взятой «горячей» страны всех террористов и их приспешников, чтобы истребить их. Однако, пожертвовав некоторым количеством не зараженных этой чумой людей, можно вылечить огромное количество больных, дав им на их собственной шкуре прочувствовать, что такое террор. Логика Ведомства тут простая. Вы покрывали террористов? Вы приютили и наплодили их у себя столько, что их число превысило критическую взрывоопасную массу? Что ж, пришла пора вам самим отведать, каково на вкус отравленное блюдо, которым вы собирались накормить других. Угощайтесь!.. Вам кажется это циничным и безнравственным? Большинству из вас – наверняка. Однако приготовьтесь: это еще не предел Ведомственной аморальности, о которой я собираюсь вам рассказать. То, чем занимается отдел «Гермес», представляет собой еще больший цинизм. Цинизм, который в цивилизованном обществе иначе как кощунством не назовешь…
– Погоди, старик, – перебил я Пожарского. – Откуда вообще тебе известно об этом Ведомстве, если оно настолько засекречено, что даже я о нем слышу впервые?
– И я, – добавил Свистунов, беглый сотрудник другой секретной военной организации – центра «Светоч». – Признаться, Семен, меня тоже поражает ваша осведомленность в таких специфических вопросах. Особенно принимая во внимание факт, что вы никогда не служили в армии. Не хочу сказать, что я вам не верю – нет-нет, что вы! Разумеется, верю! И все же хотелось хотя бы вкратце услышать, из какого источника вы почерпнули эти прелюбопытные сведения?
– Прекрасно вас обоих понимаю. – Пожарский ухмыльнулся и вновь взялся протирать свои очки. – Само собой, я не стал бы говорить вам о вещах, существование которых вызывало бы у меня сомнения. Однако в существовании Ведомства и в его нынешнем внимании к Пятизонью я уверен гораздо больше, чем в реальности Узла и мифического создателя Зоны – профессора Сливко. Именно Ведомство стало причиной моей самой досадной журналистской неудачи. Не люблю вспоминать ту историю, но раз уж вы затребовали от меня доказательства, извольте ее выслушать…
Первая встреча Мерлина с Ведомством состоялась около года назад. Когда он еще не был калекой и вовсю путешествовал по Зоне со своей исследовательской группой. В очередном таком походе они и наткнулись на странного сталкера, угодившего в здешнюю ловушку – «Голубой огонек».
Случилось это на Казантипе, неподалеку от входа в Щелкинский гиперпространственный тоннель. Тот бродяга вырвался из тамбурного вихря и тут же с ходу налетел на «огонек», аномальный мерцающий свет которого ударил бедняге в глаза и превратил его в сомнамбулу, лишив рассудка, воли и, как следствие этого, шансов на выживание.
Однако сталкеру несказанно повезло. Спустя пару часов его случайно обнаружил вышедший из того же тамбура Пожарский. Он и «жженые» члены его команды умели выводить жертв «огонька» из зомбированного состояния с минимальными для них потерями. После мнемотехнической промывки мозга к ним возвращался разум. Правда, не полностью, и поэтому психика такого пациента требовала последующего долговременного восстановления.
Пройти мимо незнакомого горемыки, бросив его на произвол судьбы, позволительно жестокосердному Мангусту, но не легендарному Мерлину. Скрутив ходячего зомби по рукам и ногам – и для своей, и для его безопасности, – добрые «жженые» самаритяне забрали его с собой. И, достигнув лагеря, приступили к лечению больного.
Никаких документов и опознавательных имплантов при нем не нашлось. Но, судя по завидному качеству прочих имплантов, их вживили не в Цитадели Ордена и не в лабораториях Ковчега, а за Барьером, в каком-то авторитетном медицинском учреждении. Да и защитный комбинезон сталкера был не только ладно скроен и крепко сшит, но вдобавок легок и практичен. Из чего следовало, что его носитель явился в Зону с твердым намерением избегать перестрелок и вести, подобно мне, скрытное существование. Если верить его потертой, но нигде не поврежденной одежде, это ему до сей поры успешно удавалось. А вот от ловушек сталкер, опять-таки как и я, оказался не застрахован, на чем в итоге и погорел.
Процедура приведения пострадавшего в чувство длилась несколько часов подряд. Все это время он безостановочно бредил, твердя раз за разом непонятные термины, числа и фразы. Весь этот словесный сумбур прорывался через импланты – блокираторы памяти, которые Пожарский обнаружил в голове у пациента и которые также были повреждены «Голубым огоньком». Эти специфические импланты и стали главной уликой, по какой «жженые» определили, что за субъекта они подобрали у тамбура.
Обычному сталкеру незачем перекрывать доступ к своему мозгу столь дорогостоящим «брандмауэром». Что за ним можно спрятать такого уж сверхценного? Но если вы принадлежите к верхушке Ордена или входите в число егерей, приближенных к фюреру Ковчега Хистеру, это в корне меняет дело. Носителю стратегической информации в Зоне без подобной защиты не обойтись. Без нее любой более-менее толковый мнемотехник выудит из вашей головы любые секретные сведения. Но спасенный Семеном сталкер не принадлежал ни к рыцарям, ни к егерям – слишком высокопрофессионально он был в свое время начинен имплантами. Биоинженерам этих сталкерских группировок так ни в жизнь не суметь – не их уровень. Виртуозную работу по вживлению в мозг именно таких устройств способны провернуть лишь спецы из военных институтов. И только небольшая категория топчущих Зону солдат могла заполучить столь мощные блокираторы памяти, а именно оперативники из элитных подразделений разведки.
Прежде Мерлину не доводилось сталкиваться с этими загадочными типами. И потому он был немало заинтригован неожиданной встречей с одним из них. Заинтригован настолько, что решил посвятить истории о работе в Зоне спецслужб целый цикл сенсационных репортажей. Частично разблокированная память спасенного оперативника позволяла Пожарскому исследовать ее, не опасаясь, что хозяин памяти этому категорически воспротивится. Даже придя в сознание, он все равно не сможет адекватно воспринимать реальность. И потому никто не посмеет обвинить психически больного человека в разглашении военной тайны. Да и Мерлина – тоже. Ведь сколько он уже раскрыл человечеству секретов Пятизонья, изначально не предназначенных для широкой огласки? Сотни. Так что парочкой больше, парочкой меньше – велика ли разница?..
Семен не был наивным и примерно представлял, какие грязные подробности он нароет в голове своего нового знакомого. Но действительность превзошла все прогнозы. Память оперативника, работавшего на некое безымянное Ведомство, содержала достаточно информации, чтобы Пожарский составил представление об этой организации. А также о сфере ее интересов, куда с некоторых пор входила и Зона.
Добытые факты, разумеется, нуждались в проверке. Необязательно кропотливой – для их подтверждения вполне сгодились бы и косвенные доказательства. Такие, какие Мерлин мог добыть по многочисленным журналистским каналам, не насторожив при этом объект своего грядущего репортажа.
Готовить его непосредственно в Зоне Семен не намеревался. Переправив свой главный источник информации инкогнито за Барьер, в один из пяти принадлежащих Мерлину сталкерских госпиталей, он приступил к работе со всей присущей ему творческой самоотдачей. Оперативник понемногу шел на поправку. Но все равно он был еще слишком слаб даже для простого разговора, не понимая, кто он, где находится и что с ним происходит.
Продолжая исследовать темные глубины его памяти, Пожарский не переставал удивляться, какие истины он извлекает оттуда на свет. Удивлялся и пугался, поскольку с каждым днем все сильнее осознавал: обнародование этих истин сделает его еще знаменитее, но Ведомство ему такого не простит. И сделает все возможное, чтобы разрушить устоявшийся мир между легендарным сталкером и военными. Или того хуже: безо всяких экивоков отправит его к праотцам, ибо подобные методы наказания были там в порядке вещей.
Нехорошие предчувствия нашего друга подтвердились. Ведомство прознало о его проекте до того, как работа над ним была завершена. Но самые дурные опасения все-таки не оправдались. Автор провокационного репортажа остался жив, отделавшись лишь легким – читай привычным для бывалого сталкера – испугом. А также понес кое-какие материальные убытки. Не слишком значительные, но с учетом потраченного времени, вложенного труда и связанных с ним надежд утрата была невосполнимой.