Надо же, как кружится все. Ноги, все чьи-то ноги перед глазами… В джинсах, в брюках, изредка голые девчачьи коленки попадаются. Танцуют они вокруг нее, что ли?
– Смотрите, у нее кровь под головой! Наверное, надо «Скорую» вызвать!
– Эй, девушка… Скажите хоть что-нибудь…
– Воды! Принесите воды! У вас голова кружится, девушка? Вас не тошнит, нет?
Это что, они все к ней обращаются, что ли? У нее – под головой кровь? Ничего себе… Слава богу, этот хоровод наконец остановился, можно слегка голову приподнять. Можно даже до малыша дотянуться, если постараться. Вот он, сидит в двух шагах. Даже не плачет, только глаза таращит. Сильно испугался, наверное.
– Малыш, ты цел? Болит что-нибудь? Покажи, где у тебя болит?
– Девушка, у вас кровь! Вы бы не вставали – вдруг у вас сотрясение? – назойливо лез в ухо голосок той самой девушки, к которой она давеча приставала с расспросами. – Может, вам «Скорую» вызвать?
– Нет. Не надо «Скорую». А кровь… Это я затылком проехалась да кожу содрала… И локтем вот тоже. Локоть больно…
– Смотрите, а у ребенка-то – ни царапинки! – удивленно проговорил кто-то из окружающих.
– Ну правильно! – тут же подхватил другой испуганный голос. – Он же ей в руки упал, спружинил… Бедная девушка! Пришла в институт поступать, называется! Сходила за хлебушком… А чей это ребенок, кстати? Эй, граждане, чей ребенок?
– Да вон, кажется, нашелся нерадивый папаша…
Через толпу и впрямь пробирался высокий мужчина в белом стильном, слегка помятом костюме. Впрочем, это была модная помятость – такие костюмы, как у этого мужчины, Бася не раз видела в дорогих журналах. Да и сам мужчина был будто с журнальной обложки. Красивый, холеный, бородка щегольская, очки модные. По крайней мере, в их сибирском городке Семидолье таких мужчин точно не водилось.
Добравшись до малыша, мужчина подхватил его под мышки, поднял, потом потряс слегка. А может, и не потряс, может, у него просто руки от испуга очень сильно дрожали.
– Глебка… Глебка, ты цел? Что случилось? Что тут произошло, черт возьми? Ты запнулся и упал, что ли?
– Ничего себе, запнулся! – раздался из толпы первый удивленный возглас, и тут же подхватил его хор молодых голосов, слившихся в едином порыве возмущения пополам с запоздалыми нотками смешливого упрека: – Да как вам не совестно такое говорить – упал! Ой, ну вы прям сказанули, мужчина! Упал-запнулся! Да он не упал, он вон оттуда, прямо с верхотуры, свалился! Вы голову-то поднимите, посмотрите сами! Надо же, упал, главное… А эта вот девушка его, можно сказать, спасла… Да, да, она как-то раньше всех прореагировала! Все растерялись, а она… Ой, и правда, прямо героиня, а не девушка… А кто она, откуда? Прессу сюда, прессу!
Мужчина стоял, послушно поворачивая голову в сторону каждой звучащей из толпы реплики и одновременно с силой прижимая к себе мальчишку, потом недоверчиво вскинул голову вверх, на перила балкона. Осознав, наконец, что произошло, так растерянно и благодарно уставился на Басю, что ей немного даже неловко стало. Вяло махнув рукой, словно собираясь этим жестом перекрыть волну комментариев, она слегка поморщилась, улыбнулась мужчине виновато. Нет, ну чего они на него напали, в самом деле? Тоже, нашли героиню. Ищут пожарные, ищет милиция. Она же, можно сказать, сдуру бросилась под этот балкон, ни одной секунды не думая. И сама не поняла, откуда это геройство взялось. И вообще – надо бы встать на ноги, а то неудобно – чего это она расселась. И юбка так некрасиво задралась, наверняка трусы было видно. Стыдоба.
Она быстрым неловким жестом одернула юбку и уж потом осторожно подтянула под себя ногу, потом другую, слегка переместилась корпусом вперед. Тут же будто по команде вытянулось перед ней несколько услужливых рук. Какой-то парень, опередив всех, подхватил под мышки, резко поставил на ноги, и лицо перепуганного папаши оказалось совсем рядом.
– Спасибо вам, девушка… Сам не понимаю, как Глебка там, на балконе, оказался! Я, право, даже не знаю, как мне вас теперь благодарить… – растерянно пожал плечами мужчина, прижимая к груди малыша по имени Глебка. – Нет, я действительно не понимаю, как это могло произойти! Простите, конечно. А может… Наверное, вам помощь нужна? Может, я вас в больницу отвезу?
– Ой, а вы знаете, ей же на стройфак успеть надо! – неожиданно выскочила из толпы и встала рядом с ней та самая девушка, у которой она спрашивала про приемную комиссию. – Может, вы ее теперь отвезете? Ну, как бы из благодарности… А то она уже не успеет документы подать! Сегодня же последний день!
– Конечно! Конечно же, я с радостью! Я отвезу! Пойдемте, девушка. Вы идти-то можете? Пойдемте, моя машина тут недалеко стоит. И в институт, и в больницу, и куда захотите, хоть на край света…
До машины ее тоже провожала толпа – и впрямь как настоящую героиню. Кто-то сунул ей в руки сумочку с документами, кто-то заботливо провел носовым платком по лицу. Наверное, там кровь была. Мужчина, сунув ребенка на заднее сиденье, открыл перед ней переднюю дверцу, заботливо придержал под локоток. Потом испуганно посмотрел на свою ладонь – она была в крови.
– Может, все-таки сначала в больницу, а потом в институт? – тщательно вытирая ладонь носовым платком, спросил он ее.
– Нет, нет… Не надо в больницу. Вообще не надо. Со мной все в порядке, честное слово. Подумаешь, локоть разбила. Давайте лучше на стройфак поедем, сегодня последний день…
– Да успеем, не волнуйтесь.
– Э, мужчина, вы… это! Одним «успеем» не отделаетесь! И «спасибом» тоже! Подвиг-то заценить надо! – весело крикнул кто-то из толпы, и Бася сердито махнула рукой в сторону шутника.
– Ладно, разберемся! – сердито проговорил мужчина, плюхаясь рядом с ней на водительское сиденье. – Как будто я не понимаю, что надо, а чего не надо…
– Вы не обращайте внимания, пожалуйста… – тихо проговорила Бася. – Мне и правда ничего не надо, вы не подумайте…
Мужчина ничего не ответил. Повернув ключ зажигания, рванул с места, лихо вырулил на проезжую часть. Пристроившись в нужный ряд, искоса глянул на Басю.
– Надо бы вам руку перевязать…
– Ничего-ничего, я вам сиденье не испачкаю! Сейчас, у меня где-то носовой платок был…
– Да не боюсь я за сиденье, еще чего! – с досадой произнес он, глядя, как она торопливо роется в недрах своей сумочки. – Странная вы какая, честное слово. Я теперь, можно сказать, ваш вечный должник, а вы за машину мою переживаете. Что вы, ей-богу…
– Тетя, тебе очень больно, да? – вдруг пропищал с заднего сиденья малыш и всхлипнул виновато и запоздало.
– Нет, что ты, совсем не больно! – Бася повернулась к нему и ободряюще улыбнулась. – А ты как? Очень испугался, да?
– Нет. Совсем не испугался! Я, честное слово, падать на тебя не хотел, тетя. Я нечаянно. Я больше не буду.
– Да уж… Больше не надо, пожалуйста.
– Теть… А как тебя зовут?
– Меня? Меня Басей зовут… А тебя, я слышала, Глебом, да?
– Как? Как вас зовут? – удивленно повернул к ней голову мужчина.
– Бася… А что?
– Бася – это Барбара, что ли?
– Ну да…
– Хм… Интересное у вас имя. Вы что, полячка?
– Нет. Я не полячка, я обыкновенная. Я с Алтая приехала в институт поступать.
– А фамилия ваша, надеюсь, не Брыльска?
– Нет. То есть почти… То есть фамилия тоже похожа. Брылина я. Барбара Брылина.
– Ну вы даете, Барбара Брылина! Это что ж тогда получается? Это же покушение на славу польской актрисы, ни больше, ни меньше!
– Да нет, я не на славу… Это просто мама меня так назвала. Случайно. Когда я родилась, еще и фильм этот по телевизору не показывали…
– Да? Надо же… А кстати, вы совершенно зря оправдываетесь. Вы чем-то на эту актрису похожи. Отдаленно, но похожи. А меня зовут Вадим. А это, стало быть, Глебка, сын мой, вами спасенный. Еще раз спасибо вам, дорогая Барбара! Вы просто героическая девушка! Я думаю, что ваша тезка наверняка на такой подвиг бы не решилась.
– Ой, да ну что вы… Я и сама не поняла, как это у меня так вышло. Будто в спину толкнуло… И давайте больше не будем об этом, ладно? А то мне неловко.
Отвернувшись к окну, она зажмурилась от прилетевшего в лицо жаркого ветра, непривычного, насквозь пропитанного запахами большого города. И сам город плыл за окном – слишком большой, слишком шумный, слишком суетливый. Много машин, много людей, красные трамваи звенят жалобно, ядовитая зелень газонов лезет в глаза. Деревья стоят мертвыми декорациями. У них в Семидолье идешь и слышишь, как листья шумят, друг с другом разговаривают. А здесь такой шум, и жара, и тополиный пух летает.
– Бася, а почему именно стройфак? У вас там что, знакомые есть? – вытащил ее из грустных мыслей вопрос Вадима.
– Н-нет… Нет, конечно. Откуда у меня там знакомые возьмутся? Я вообще в этом городе никого, кроме тетки, пока не знаю. А, да, еще таксиста одного знаю! Вернее, он не таксист, он просто подрабатывает. Хороший такой дядька и взял недорого. Он тоже мне насчет стройфака совет дал. И с мамой мы так решили. А что? Очень хорошая профессия, востребованная…
– Ну да. В том-то и дело, что востребованная. Это вы правильно сказали. Конкурс там – ого-го какой. Шесть человек на место. Да он и всегда таким был… Я ведь и сам стройфак в нашем Политехническом окончил. Давно уже. Пятнадцать лет назад. Потом аспирантуру, потом преподавал там… Недолго, правда. Сейчас вот свое дело хочу организовать.
– Кооператив, что ли?
– Ну да, вроде этого…
– Ой, а у нас в Семидолье тоже сейчас кооперативы есть! И коммерческие магазины появились. Их «комками» еще называют. Скажите, а учиться на стройфаке трудно?
– Учиться? Ишь, быстрая вы какая! Чтоб трудно учиться, надо поступить для начала. У тебя как вообще с математикой? Кстати, ничего, что я на «ты»?
– Да нормально. И с математикой у меня нормально. Твердая четверка в аттестате.
– Четверка – это плохо. Это мало. А с черчением как?
– А с черчением у меня вообще никак, потому что в школе его практически не было. У нас же городок маленький… Не городок, а поселок скорее. В восьмом классе была у нас учительница черчения, по распределению прислали, а потом уехала. Не понравилось ей у нас.
– Ага. Понятно. И ты, значит, рванула из своего городка-поселка сразу сюда, в наш Политехнический, на стройфак поступать…
– Да, а что? Я же не просто так, как левая нога захотела! И не рванула, как вы говорите, а сознательно сюда приехала! У меня же тут тетка живет, мамина сестра. Она позвала, я и приехала.
– Тетка? Что ж. Тетка, это хорошо. Значит, если не поступишь, у тетки останешься?
– Ой, а я не знаю… Я как-то об этом не думала. Вообще, если честно, я очень, очень поступить хочу…
– Что ж, понятно. Вот мы и приехали, Бася. Давай-ка я провожу тебя, а то ты растеряешься в здешних катакомбах. Насколько я знаю, приемная комиссия на втором этаже должна быть.
– Ой, что вы, не надо, я сама! Спасибо, что подвезли! Я сама…
– Нет-нет, я провожу! Мы с Глебкой тебя просто так теперь не отпустим. Документы сдадим, потом посидим где-нибудь.
– Где… посидим? – растерянно уставилась она на него.
Вместо ответа Вадим развернулся всем корпусом, слегка тряхнул сына за плечико, подмигнул ему весело.
– Да, Глебка? Правильно я предлагаю? Угостим тетю чем-нибудь вкусненьким?
– Ага! Давай мороженым угостим! В том самом кафе, помнишь? Где клоуны? – радостно подпрыгнул на сиденье мальчишка.
– Нет-нет, что вы! – отчаянно закрутила головой Бася. – Не надо, мне ничего не надо! Я никуда не пойду! Спасибо, что подвезли, я пойду…
– Теть, там очень вкусное мороженое, честное слово! Тебе понравится! Пойдем с нами, тетя! Ну, пожалуйста… Там клоуны такие смешные…
Сложив брови домиком, он протянул руку, цепко ухватился за рукав ее белого пиджачка. Обернувшись к нему, она протянула жалобно:
– Малыш, извини, я и правда не могу…
– Ну почему, теть?
– Маленький, да ты посмотри на меня! Куда я в таком виде? Волосы в крови, и блузка вся кровью запачкана! От меня же все клоуны сразу разбегутся!
– Знаешь, Бася, я тоже, как и Глебка, не вижу никакой проблемы. Заедем домой, отмоем! – как-то очень легко, почти небрежно произнес Вадим, и она уставилась на него настороженно.
– Не поняла… К кому домой мы заедем?
– Да к нам домой. А что такое? Тебя что-то смущает?
– Но как же… Я не знаю… Неудобно как-то… А что ваша жена скажет?
– Тетя, да нету у нас никакой жены! – так же легко, как отец, махнул ладошкой Глебка. – Мы с папой одни живем. У нас мама умерла. Давно уже. Поедемте с нами, тетя… Ну, пожалуйста…
Бася непроизвольно прикрыла рот ладошкой, испуганно глянула на Вадима. Тот улыбнулся, коротко и печально пожал плечами. Потом протянул руку к сыну, тихо встряхнул его за плечико.
– Тетя поедет с нами, Глебка. Обязательно поедет. Не волнуйся. Правда, тетя? – снова поднял он глаза на Басю.
– Ну хорошо… То есть да, конечно… Я поеду…
– И правильно. Не надо ребенка травмировать. Видишь, ты ему понравилась. А это, между прочим, для Глебки большой прогресс, чтобы ему какая-то тетя вдруг взяла да понравилась. У нас с тетями как-то не получается, большие проблемы у нас с тетями… Правда, сын?
– Да ну их, пап! Они все приставучие какие-то, сразу целоваться лезут! И разговаривают со мной, будто я им игрушка, а не живой мальчик.
– Да уж… – снова вздохнул коротко Вадим и усмехнулся грустно. – Вот так у нас обстоят дела, Бася. Не хотим быть игрушками, хотим быть живыми мальчиками. Устами ребенка истина глаголет, и никуда от нее не денешься. Так что ты уж потерпи немного. Ну, идем сдавать твои документы! А то и в самом деле опоздаем…
* * *
…Первые крупные капли дождя резко забарабанили в оконное стекло, и она вздрогнула, вынырнув из того дня, растерянно оглядевшись кругом. Да, действительно тот день был странным. Сколько его ни вспоминай, всегда новым кажется. И детали вспоминаются новые, неожиданные. И акценты расставляются тоже новые. Получается, действительно тогда ее Глебка сам выбрал из множества претендующих на его отца «теть». Сам в руки упал…
Поежившись, она отошла от окна, села за стол, откинула голову на спинку стула. И глаза сами собой закрылись, и голова слегка закружилась. Наверное, это воспоминания затягивают ее в свой омут. Странный омут, как кинопленка. Бежит перед глазами короткими кадрами.
Вот они сидят втроем в кафе, в том самом, с клоунами. Такая смешная парочка, клоун и клоунесса. Студенты театрального института подрабатывают. Глебка хохочет звонко, все щеки мороженым перемазаны. А вот они вдвоем с Глебкой на карусели – мчатся, обнявшись, ветер волосы треплет. А внизу Вадим – нацелился объективом фотоаппарата.
А это уже другая картинка. Уже без Глебки. Темный зал кафе, цветы, шампанское. Интимная обстановка. Едва колеблется огонек свечи, за ним – лицо Вадима. Задумчивое, серьезное.
А вот она одна стоит – впилась глазами в список принятых в институт абитуриентов. Дрожит, ищет свою фамилию. Ищет, но так и не находит. Опустив горестно плечи, спускается по мраморной лестнице к выходу. Внизу – Вадим. Бросается к ней с объятиями, прижимает к себе, шепчет на ухо что-то успокаивающее. Она поднимает на него глаза – лицо у Вадима вовсе не огорченное. Наоборот, насмешливое и ласковое. И очень доброе. Наверное, именно с таким лицом делают предложение руки и сердца? Наверное, в такой момент все другие огорчения сами собой отходят на задний план, и вот она уже быстро кивает головой – да, да, да, конечно же, я согласна, любимый…
А потом… Потом был тяжкий разговор с тетей Дуней. Она сидит на диване с виноватым видом, поджав под себя ноги, а тетя Дуня широко шагает по комнате, изредка поворачивая к ней яростное лицо. Вернее, не к ней, а к огромному букету роз, брошенному на диванную подушку.
– Нет, я даже слышать об этом не хочу! Дура ты, Баська, дура! Какой такой замуж? Совсем с ума сошла? Ты что, молодого парня себе не найдешь, что ли? Девке восемнадцать лет – она замуж за вдовца собралась! Эко лихо! У нас только после войны девки за вдовцов замуж шли, а ты…
– Да при чем тут война, теть Дунь…