Сегодняшним утром я была счастлива, как никогда. Мне казалось, что словно специально для меня родная Великобритания сегодня выглядит более живописно: страну украшал свет яркого лучистого солнца, и это позволяло ей, усеянной дикими цветами, в разноцветных деталях подчеркнуть выразительность.
Отец закончил возню с моим единственным чемоданом, определив ему место в постоянно заставленном багажнике, и сел за руль раздраженным. Посетовав на маму (она долго канителилась с ремнем безопасности и до сих пор не пристегнулась), отец резко рванул с места.
Проворно выруливая, папа выбирался из узких и кривых улиц, до сих пор уцелевших в старой части города. Так было проще добраться до автострады. Мы жили на окраине этой старой части в современном здании, а далее за нашим домом начинались просторные улицы, большие площади, красивые и величественные сооружения, построенные недавно.
Хотя и весь город в целом гармонировал с окружающей природой, мне больше нравилась его старинная часть. Изначально построенная в норманнском стиле, в настоящий момент она представляла собой готику с несколькими часовнями и кафедральным собором – главной изюминкой наследия прошлого.
Мы проносились мимо строгих каменных строений, а я пыталась напоследок зацепить взглядом прекрасно оформленные старинные разномастные окна.
Я ощутила, как душа с новой силой переполняется радостью. Мне предстояло в первый раз покинуть родителей и впервые в моей жизни отправиться в самостоятельную поездку.
Я не могу сказать, что в этом случае я более радовалась предстоящему расставанию, нежели самой поездке. Но отец всегда был со мной строг, а мне вечно приходилось отзываться о нем хорошо. Будучи блистательным учителем начальных классов, он на славном счету в городе и о нем всегда говорят ладное. Мое отношение к нему сформировалось в том числе и после того, как я, взрослея, понимала, насколько он оберегает меня от любых встреч с мальчиками. Собственно, никаких встреч и не было. Отец панически боялся моего первого раннего поцелуя со сверстниками противоположного пола, предполагал, что это сразу же и неминуемо приведет меня к первому сексуальному опыту. Родительское желание оберегать меня в детстве с годами в нем только усиливалось и обрело еще одни рамки, где забота распространилась на мои отношения с мальчиками. Из-за этого были моменты, когда он буквально паниковал. Похоже, отец руководствовался в большей степени паническим страхом, когда настаивал на учебе исключительно в школах для девочек. Однако пояснял мне только о целесообразности учебы в подобных учебных заведениях. А мама… Хоть она и работала медсестрой и весьма искренне выражала сочувствие к пациентам, все же ей казалось, что особое проявление любви ко мне – это излишество. Но, как бы то ни было, я им благодарна. Правда, мне жаль, что силы во времена моего детства, подросткового периода и ранней юности они растратили в большей мере на то, чтобы я получила блестящий аттестат зрелости.
Их мечта сбылась: мне суждено было стать студенткой первого курса Кембриджского университетского колледжа. Конечно, не стану говорить, что я этого не хотела вместе с ними. Но, по-моему, не так уж правильно жить исключительно ради этого.
Хотя как раз с поступлением в университетский колледж и связана поездка, способная меня осчастливить. Поэтому я считаю, что Господь и меня не обделил искренней радостью по поводу моего зачисления на первый курс. Целый месяц я смогу пожить без ежедневной необходимости учиться, без обязательного посещения церкви по выходным и без неминуемых регулярных нравоучений родителей. И пусть не очень обижается на меня Господь, что я хочу провести некоторое время без неизменных церковных визитов по выходным.
Даже и не знаю, то ли и впрямь пути Господни неисповедимы, то ли просто действует уже привычная для нас фраза – «мысль материальна», но я всю сознательную жизнь мечтала поскорее стать самостоятельной (и непременно сразу же после получения аттестата зрелости). Мне представлялось, как я начинаю самостоятельную жизнь, выстраивая ее в соответствии с моим темпераментом, со способностью самой противостоять неприятностям, где я стану черпать уверенность исключительно в себе. И никто мне не будет говорить, что я ошибаюсь, даже если это на самом деле так.
Так сложилось, что я попала в состав археологической экспедиции. От музея археологии и антропологии Кембриджского университета уже месяц как работала экспедиция в стране майя. Один из ее участников заболел инфекционной болезнью, мононуклеозом, и вынужден был вернуться в Англию. Экспедиции же предстояло работать еще месяц, и ему понадобилась замена. В состав летней экспедиции не обязательно должны входить студенты, представляющие университетский колледж археологии и антропологии, как я. Участником мог стать любой желающий. На территории Кембриджского университета насчитывается 31 колледж; в них проходят обучение 13 ООО студентов, но предложение «экстренной замены» поступило именно мне, и я с удовольствием согласилась, чего не могу сказать о родителях. Они не разделили мой восторг да и не очень-то обрадовались моему столь самостоятельному раннему шагу.
Тем временем папа удачно справился с поставленной для себя задачей: проехал быстрее, чем планировал, по городу и набирал предельно допустимую скорость на автостраде. Благодаря его действиям стрелка спидометра замерла на 70 милях в час (около 110 километров в час), и мы устремились в аэропорт.
Подобными мыслями я, наверное, радовала нашу машину с восемнадцатилетним стажем. По сей день родители не могли, а скорее – не желали расставаться с ней. Теперь и представить тяжело, что они вообще ее когда-нибудь продадут. Пожалуй, это то же самое, что они расстались бы со мной навсегда.
Наш «Ягурчик», как я называла его ласково, является моим ровесником (день в день), если считать днем рождения машины день ее продажи первому владельцу. Папе с мамой «Ягуар» подарили их родители в честь моего долгожданного появления на свет.
Я родилась в Оксфорде в христианской семье. Руководствуясь «зовом предков», меня назвали Ануш. В переводе с армянского означает «Дыхание утра». Мои родители – выходцы из Армении, Великобритания для них – вторая родина. Отец всегда немало говорил об Армении и наших семейных корнях. С годами я стала воспринимать подобные рассказы не иначе, как назойливые. Он любил родину предков, а поделиться чувствами мог только со мной и с мамой. Так случилось, что после меня мама не могла больше иметь детей.
К моменту зачисления меня в учреждение дошкольного образования семья переехала в соседний с Оксфордом Челтенхем. После весьма успешного окончания учреждения для девочек в семь лет мы перебралась в городок на берегу пролива Ла-Манш. Найдя свое место, родители больше не переезжали.
Воспитываясь в довольно набожной семье, я постоянно ходила на службу. А наша христианская вера являлась главной причиной переездов. По словам отца, многие британские христиане давно испытывают дискриминацию из-за религиозных убеждений. Особенно в наши дни, несмотря на то что Британия – это преимущественно христианская страна: более 70 % граждан исповедуют эту религию.
Так, переезжая, мои родители пытались оградить себя от ненужных трений с соседями, знакомыми, да и просто коллегами по работе. Последний наш переезд вообще продиктован абсурдным случаем. В месте, где работала мама, отстранили от должности больничную медсестру за предложение помолиться о больном по-христиански.
Я же из-за особой набожности родителей, а отсюда – наших регулярных посещений церкви, с малых лет являлась объектом насмешек со стороны сверстниц, куда бы меня ни перевозили. Родители знали об этом, но наивно полагали, что в учебных заведениях исключительно для девочек я смогу избегать подобного. По крайней мере, так они мне отвечали, когда я спрашивала, почему я не могу учиться в смешанной школе.
Смирение в христианской вере не позволяло мне спорить с родителями, но такого рода молчание еще в детстве ввергло меня в нелюбовь к некоторым девочкам. И я бы сказала, что очень рано испытала к таким особам не что иное, как чувство ожесточения. В силу толерантного воспитания верой я вынужденно таила такое чувство в себе. Иногда это приводило к какому-то подростковому внутреннему негодованию.
Подобное же никоим образом не отражалось на учебе. В нашем последнем пристанище у пролива Ла-Манш я поступила в школу для девочек и, вероятно, в силу места моего рождения нацелилась на не менее элитный вуз – Кембридж.
Документы в университет Кембриджа я подала за год до окончания школы. По предварительным оценкам педагоги прогнозировали, что я смогу получить отличный результат на выпускных экзаменах. Вскоре меня пригласили в университет на интервью. Некоторые вопросы тогда мне показались странными. Например, по отрывку текста меня попросили описать картину, которую бы я нарисовала на этом «материале». Тогда еще мне было невдомек, что для педагогов Кембриджа важна моя способность к четкой аргументации и собственная точка зрения на любую предложенную тему. Как бы то ни было, интервью я прошла блестяще. Меня только предупредили, что если через год я получу оценки ниже заявленных, то меня ждет автоматическое отчисление. Нависала еще одна проблема – моя семья не очень богата.
На следующий год я все же получила уведомление о зачислении. Меня привлекли к учебе в Кембриджский университетский колледж как способную студентку из небогатого слоя общества по специальной программе оплаты обучения.
* * *
В аэропорту все прошло быстро. Мы повторили суету при сборах и сам отъезд из родного дома. Я не успела толком попрощаться. На регистрации меня одну и ждали. Если можно так сказать о последней минуте, когда регистрация на рейс «Лондон – Мехико» закончилась.
Наскоро расцеловавшись, я побежала по лабиринтам к самолету, оставляя за собой расстроенных родителей и воспоминания у них о себе убегающей.
По дороге в аэропорт мы так и не перекинулись ни словом. По виду родителей можно было сказать, что они переживали чуть ли не боль утраты. Для них оказалось так все быстро законченным в моем воспитании, что они не подготовились к переменам в нашей совместной семейной жизни. Они не знали, как себя вести в новой ситуации, когда я смогу вот так вот запросто сказать: «Я уезжаю туда-то потому-то», – а им при этом нечего возразить. А если бы они смогли, то не набралось бы достаточных аргументов для запрета, особенно учитывая, что пришлось бы необоснованно отказывать университету.
Глава третья (стр. 21)
Предшествие
– Привет! – не очень громко окликнула я парня, безумно стесняясь присутствующих.
Я пробиралась к нему в толпе прибывших, и мне был виден только его затылок. Он стоял с белой табличкой на палочке, где черными печатными буквами было изображено мое имя, а от руки красовалась приписка на латинском языке: «Hinc luсет etpoculasacra». Данная надпись является девизом Кембриджского университета: «От этого места мы приобретаем просвещение и драгоценное знание». В шумной суете аэропорта имени Бенито города Мехико, вероятно, молодой человек меня не услышал и продолжил стоять странным образом. Табличка в его руке «смотрела» в сторону прибывающих, а сам он стоял спиной к нам и, скорее всего, что-то читал.
Пока я продвигалась к нему, диктор закончила длинное объявление на испанском и английском языках. Как можно ближе я подошла к спине встречающего парня и спросила:
– Ты не меня ожидаешь?
– О, извини! – спохватился он. Я увидела в другой его руке книгу. Он опустил ее и спешно повернулся ко мне. – Если тебя зовут Ануш, то я тебя заждался.
Я не поверила своим глазам! Он был так похож на актера Зака Эфрона, что для меня подобное сходство казалось невообразимым! Отчего я пребывала в замешательстве.
– Э-э-э, как тебя плющит из-за моей внешности, – говоря, он скривил уголок рта и посмотрел мне в глаза, а потом добавил: – Наверное.
Я настолько поразилась такой случайности, что практически потеряла дар речи.
– Ну да, – разочарованно продолжил он, – не книга же тебя удивила в моей руке. На, кстати, держи ее! Да и транспарант с именем заодно. Я помогу тебе с чемоданом.
– Но он тяжелый, – ляпнула я какую-то ересь, почему-то мне стало неудобно пользоваться его помощью.
– Идем! – скомандовалон, ехидно усмехаясь, и протянул полушепотом: – Околдованная не моей внешностью.
С табличкой в одной руке и с книгой в другой я засеменила вслед за ним, боясь отстать и затеряться в толпе. Встретивший меня парень шагал спешно, крепко удерживая пальцами вытянутую ручку моего чемодана, давая тому катиться на колесиках.
Я посчитала, что мне необходимо продолжать общение. Решила вести себя так, как будто ничего не произошло, чтобы не выглядеть в его глаз ах такой нелепой. Мне хотелось прийти в себя, потому и отважилась на непринужденную беседу Мысленно я соизмерила предстоящую интонацию с гулом множества голосов и выкрикнула вдогонку ему:
– А у тебя есть имя?
– Зак!
В то же мгновение я замерла на месте как вкопанная.
Он, вероятно, перестал слышать стук моих каблучков, остановился и повернул голову в мою сторону.
– Да идем уже! – выразил он пожелание и, по-моему, недовольным тоном. – Это обычная моя шутка. Если хочешь – тест на степень очарованности им.
Я снова устремилась за ним. Он зашагал как прежде, но теперь продолжил общаться. Слова ему приходилось говорить громче, тогда я могла слышать за его спиной.
– Да расслабься, наконец. Я обычный студент, как и ты. Только отличаюсь от тебя годом учебы в стенах альма-матер.
– Извини, но ты так похож, – обрадовалась я, что у него нет на меня обиды.
– У тебя свежая мысль, – сказал он и замолчал уже надолго.
На улице мне не удалось поравняться с ним. Я продолжала поспевать за катившимся на колесиках чемоданом, в то же время мне еще раз хотелось взглянуть на него основательно. Пауза в общении затянулась: ему явно не хотелось продолжать разговор не о нем. Я укорила себя за столь неловкую ситуацию и решила продолжить знакомство, но уже с этим парнем: без упоминаний о сходстве. Благо, на улице не надо было напрягать голосовые связки для общения.
– Все же, как тебя зовут?
– Ллойд. Можешь называть просто Ло.
Как и прежде, мне ужасно хотелось говорить о его сходстве…
Чтобы не искушаться подобным разговором и найти новую тему для поддержания беседы, я взглянула на его книгу.
– «Pay ну пэрэт эм хэру» — зачитала я вслух название его книги. – Так увлекательна, что ты не расстаешься с ней ни при каких обстоятельствах?
– Мне так удобно. Уткнулся в книгу, и никто на меня не пялится, нет расспросов о Заке в моем лице.
– Извини.
Ллойд не ответил и продолжал шагать, увлекая меня за собой. Его раздражение от сходства было налицо. Над последним словом (конечно, не произнесенным вслух) я посмеялась про себя. Я подумала, как хорошо, что он не видит улыбку на моем лице после высказанной обиды о сходстве. Действительно, наверное, тяжко, когда тебя сразу же не воспринимают как индивидуальность. А ему через чей-то, я думаю, совершенно неважный для него образ приходится возвращать внимание к себе. И так каждый раз…