Она повторила попытку, благо колодезное ведро уже бултыхалось в воде. Но достать его было гораздо тяжелее, чем уронить. «Эх, мало я каши ела!» – с горечью подумала Катерина и поняла, почему деревенские жители такие большие и сильные. Слабый в деревне не выживет! Она не слабая, она обязательно станет сильной. Катерина восстановила в памяти телевизионные турниры по поднятию тяжестей, набрала в грудь воздуха, надула щеки, протерла руки и схватилась за ручку… Ведро с водой поднялось на поверхность с третьей попытки.
– Анюта! – крикнула Катерина, здраво рассудив, что придется есть для того, чтобы выжить в этом сумрачном мире. – Неси свою картошку и все, что у тебя есть! Я тебе свой творожок отдам.
– Сейчас, гусей выгоню! – пообещала соседка.
О том, что Анюта собиралась гнать гусей через калитку, Катерина не подумала. По ее сложившимся представлениям, все домашние животные уходили со двора через бугор. Куда они девались дальше с бугра, Катерина не задумывалась. А зря. Анюта свою живность берегла. И та, благодарно гогоча, шла за ней следом прямиком к Катерине. У нее подогнулись ноги в области коленей, трясущаяся рука чуть не выронила ведро с драгоценной жидкостью, предназначенной для чая и водных процедур.
– Они не кусаются? – прошипела, теряя от страха голос, Катерина.
– Ш-ш-ш-ш, – прошипели ей в ответ гуси.
– Не бойся, – отмахнулась Анюта, – они ж не собаки, чего им кусаться?
Гуси чинно прошли мимо Катерины, та вздохнула, но слишком рано. Одна из птиц все-таки изловчилась и ущипнула ее за ногу.
– Ай! – вскрикнула Катерина. – Больно!
– Вот стервец! – пригрозила гусю Анюта. – Это он с тобой заигрывает, – улыбнулась она.
– А почему он тогда щиплется?! – возмутилась Катерина.
– Тебя что, мужики никогда не щипали?! – до глубины души поразилась соседка.
– Никогда, – честно призналась москвичка.
– Да как же вы там в своем городе живете?! – всплеснула руками Анюта. – Никакого куража!
Катерину действительно никто никогда даже не пытался ущипнуть. Девчонки иногда жаловались, что новый начальник слишком много себе позволяет, прижимая их к стенке, но никогда не жаловались на то, что он их больно щиплет. Возможно, городские мужчины не умеют щипаться. Неужели в этом есть кураж? Катерина, задумавшись, потащила ведро с водой дальше.
Благодаря Веронике в доме был газ. В принципе, назвать содержимое маленького баллона полноценным голубым топливом было чересчур легкомысленно, но Катерина решила, что баллона хватит, если пользоваться газом экономно. Она налила в чайник холодной воды и поставила его на двухконфорочную плитку. Скоро придет Анюта, и можно будет угостить ее чаем. Катерина прикинула, чем еще она сможет угостить свою новую знакомую, и полезла в большую спортивную сумку с необходимыми вещами. Содержимое сумки мгновенно оказалось на старом скрипучем диване – единственном спальном месте в доме. Катерина принялась разбирать вещи. Одежды было слишком мало, вся она поместилась на спинке стула. Косметика с умывальными принадлежностями заняла место на столе, там же оказались любовные романы, без которых Катерина не представляла себе нормального полноценного отдыха. И лишь на самом дне сумки наконец-то отыскалась коробка шоколадных конфет с наполнителем из карамели. Катерина взяла коробку и поспешила накрыть на кухне стол.
Творожок, конфеты, диетические сухарики – чего-то явно не хватало. Она вспомнила про огурцы и намыла целую тарелку. Если Анюта принесет картошку, то можно достать банку тушенки. В принципе, неплохой ужин или обед. Интересно, а есть ли в деревне ланч? Или все едят, когда хотят? Наверное, едят постоянно. Катерина проводила взглядом парочку, мелькнувшую в окне. Дородная девица и парень-крепыш шли обнявшись и щелкали семечки. Нет, Катерине не грозит анорексия – она помрет в этой деревне от обжорства.
Вздохнув, Катерина отошла от стола и устроилась на крыльце с книгой в руках. Она не прочитала и страницы, как калитка скрипнула. Снова забыла ее закрыть! И теперь очередной козел упрется во дворе своими рогами. На этот раз Катерине повезло, вернее, это она подумала, что повезло и зашел не козел, то есть почти что не козел. К приезжей дачнице наведался Тимофей Ермолаев. Низкорослый парень-крепыш, полчаса назад обнимавший дородную девицу, теперь сидел на крыльце перед Катериной.
– Привет, – он обнажил свои кривые желтые зубы, – ты кто? – и он уставился на нее немигающим взглядом.
– Екатерина Павловна Павлова, – недоуменно представилась Катерина и поймала себя на мысли, уж не собирается ли парень ее ущипнуть.
– Не понял, – переспросил Тимофей, – дачница или на постоянное место жительства?
– Дачница, – призналась Катерина.
– Понятно, – протянул парень, – а я Тимофей, можно просто Тимоша. Но это только для очень хороших знакомых. – И он изучающим взглядом окинул ее фигуру, словно проводил кастинг на вакантное место хорошего друга. – Ты к феминисткам как относишься? – поинтересовался Тимоша.
– Никак не отношусь и ничего с ними общего не имею, – пожала плечами Катерина, закрывая книгу. Этого гостя ей не удастся спустить с бугра.
– Как это «ничего»? – переспросил Тимоша. – Ты же баба? Баба. Но это хорошо, что ты к ним не относишься. Неси свой паспорт! – скомандовал он.
Катерина и в мыслях не держала, что участковые милиционеры могут ходить в драных майках на голое тело и ненавидеть феминисток. Она пошла и принесла документ, подтверждающий то, что она – баба. Хотя, глядя на фотографию в паспорте, в этом можно было засомневаться. Фотографы, когда им признаешься в том, что хотели бы использовать в дальнейшем их произведение искусства в паспорте, специально снимают так, чтобы потом было мучительно больно заглядывать в этот документ. Катерина переснималась три раза, но результат был один – из ее паспорта на людей глядело изможденное тяжелым недугом лицо беглого каторжника. А она в то время как раз сделала креативную стрижку и сногсшибательный макияж.
Но участкового ее фотография не заинтересовала, он сразу раскрыл документ посредине.
– Понятно, – процедил Тимофей, разглядывая пустую страницу. – Одинокая.
– Ничего подобного! – возмутилась Катерина. – У меня дочь есть, квартира и любимая работа.
– Квартира – это хорошо, – задумчиво проговорил Тимофей. – Ну ладно, – он протянул ей паспорт обратно, – живи пока что.
– Пока что? – испугалась Катерина, почувствовав что-то недоброе.
– Не понял, – протянул Тимофей, – чего не нравится?
– Все нравится, – поспешила закруглить разговор Катерина, – абсолютно все!
– Покладистая, – почесал затылок участковый и потопал к калитке, возле которой уже стояла Анюта. Она-то и внесла ясность в этот туманный разговор.
Как оказалось, местный участковый давно и безрезультатно искал невесту своему брату Захару. Деревенские девушки, не желая связываться с братьями, давно повыскакивали замуж за других парней, уехали на постоянное место проживания в город. И приходилось Тимоше подыскивать невесту брату среди заезжих дачниц, обольщая их разными методами. Сегодня он и к Катерине приходил как к возможной кандидатуре на это вакантное место.
– Захар неплохой, – поделилась выводами Анюта, – да кто ж за него пойдет-то без любви? Ты смотри, девка, на уговоры не поддавайся. Не твой это мужик.
– Да я не собираюсь поддаваться! У меня дочь, квартира, работа…
– Любимая работа, – поправила ее Анюта.
– Ну да, любимая работа, – оправдывалась Катерина. – Я хоть и не феминистка, но замуж не собираюсь!
Она принялась жалко лепетать, что кавалеров у нее в городе пруд пруди, что на первом месте должна быть карьера, потом дочь. Или дочь, а потом карьера. И вообще, она сторонница гражданского брака, без пачканья чудесного документа – паспорта, в котором у нее такая изумительная фотография. Катерина всегда была и останется волевой, целеустремленной, современной и независимой. Она замолчала, подыскивая эпитеты, и этой паузой воспользовалась соседка.
– Завидую, – призналась она, – а я, как последняя дура, люблю своего Семена, на котором свет клином сошелся! Может, мне показать ему, какая я устремленная, и дать в глаз?!
– Зачем в глаз? – опешила Катерина.
– Правильно, – согласилась Анюта, – лучше молотком по темечку!
– Ни в коем случае! – испугалась Катерина. – Только не молотком.
– Думаешь, действеннее сразу под дых? Чтобы любил крепче и по чужим бабам не шарахался!
Катерина округлила и без того огромные глаза и повела соседку в дом.
Теперь она точно знала, что Ермолаев пришел не просто так. Она смотрела на него в окно, и он ее тоже увидел. У нее что, печать безбрачия на лбу?! Или жители этой деревни все такие проницательные?! Или в ней все-таки что-то не так? Конечно, не так! Она скучает по Ульяне, ребенок для матери – это тебе не «с глаз долой – из сердца вон». Как она там?! Мобильных телефонов нет ни у той, ни у другой, даже поговорить с дочкой нельзя. Зато с Анютой можно.
Анюта и говорила. Катерина в это время ела самую вкусную картошку в своей жизни. Со свежими огурцами, от которых пахло зеленью и летом. Это не затхлые огурчики из магазина, потерявшие все ароматы в процессе длительной перевозки. Эти – что-то необыкновенное. А картошка, оказывается, может быть такой рассыпчатой и нежной… Жаль, Ульяна сидит в своем оздоровительном лагере на государственных харчах.
– Баба должна иметь свою личную жизнь, – втолковывала ей соседка. – Чтобы ни дети, ни работа ей не мешали наслаждаться счастьем. Одна-то чем насладишься?! Ты обрати внимание на писателя.
– А почему я должна на него внимание обращать? – пробубнила Катерина с полным ртом.
– Потому что ты ему понравилась, – доверчиво рассказывала Анюта. – Он, как только ты поселилась, все глаза в своем окне проглядел. Я-то неслепая, вижу.
– А я слепая, – призналась Катерина, – минус два. Очки не ношу из принципа, – здесь она соврала. – До сих пор не знаю, поздоровался со мной тот тип в шляпе или просто головой мотнул.
– Какой тип?! – Анюта отодвинула в сторону пустую упаковку от диетического творожка. – Гадость необыкновенная. – Она вытерла пальцами губы. – Как вы там, в своем городе, этим питаетесь?
– Тот, – Катерина глазами указала на соседний огород, где мотылялся мужик в светлом костюме. – Может, я тоже ему понравилась? Он весь день торчит на солнцепеке и не уходит.
– Ему? – Анюта привстала и выпучила глаза. – Слепуха ты, слепуха!
– А я и не скрываю, – обиделась Катерина, но уминать картошку не перестала.
– Этому типу понравиться довольно сложно, – заявила Анюта.
– Вот и я о том же, – вздохнула Катерина, – мне нравятся такие: молчаливые и обходительные.
– Хорошо, что хоть какие-то нравятся, – обрадовалась соседка. С приездом дачницы у нее появилась идея фикс – выдать ее замуж. Нельзя лишать человека счастья. Что это она одна живет и радуется, когда другие бабы любят и мучаются?! – Ему понравиться невозможно, – объяснила Анюта, – он же чучело.
– Чучело?! – изумилась Катерина. Вот так всегда, только ей попадется нормальный мужчина, как сразу окажется чучелом. – Не может быть. – Она прищурила глаза и уставилась в окно. – А такой импозантный, вдумчивый, в нем сразу чувствуется родственная душа…
– Импозантный у нас писатель, – засмеялась Анюта, открывая коробку с конфетами, – есть и гламурная особа. Ты с Любкой еще не познакомилась? – Катерина мотнула головой. – Это она у нас писателя огламуривает, прохода ему не дает. Поставила себе во дворе шест, танцует на нем стриптиз по понедельникам. Спросишь, почему по понедельникам? А! У нее бизнес-план по огламуриванию расписан на всю неделю. По вторникам она голышом бегает под его окнами. По средам у Любки водные процедуры: до обеда она в бикини щеголяет, после – в тайге, нет, в танге с поясом, который называется юбкой. По четвергам… Забыла, что по четвергам, сама увидишь. А ты сидишь и рассусоливаешь: родственность души да родственность души. Чучело он, одним словом!
Не может быть! Катерина проводила соседку и направилась к забору. На соседнем участке того самого импозантного писателя продолжал стоять тип в шляпе. Она приблизилась к забору и тихо прошептала типу:
– Извините, пожалуйста, и не обижайтесь, если я спрошу, не чучело ли вы?
Она прикрыла рукой рот и замерла. Тип, как ей показалось, горько усмехнулся и покачал головой. Катерина вздохнула и направилась к крыльцу. Он не может быть простым чучелом, в нем гораздо больше человечности, чем в этом писателе, который снизошел до нее одним кивком. «Если он чучело, – решила Катерина, – то необыкновенное! И я стану с ним общаться. По крайней мере, теперь есть кому доверить свои секреты. Он уж точно не разболтает».
Калитка скрипнула, Катерина вздрогнула и обернулась. Никого не было: ни людей, ни животных. «Очень хорошо, – подумала Катерина, – наконец-то я смогу спокойно дочитать роман». Она подошла к калитке и заперла ее на засов, после чего залезла под крыльцо и достала метровую сучковатую палку. Если запертая калитка предназначалась для непрошеных гостей, то сучковая палка была приготовлена для незнакомца Семена. Пусть только попытается залезть к ней ночью в окно! Когда-то она ходила на занятия по самообороне. Катерина призналась себе, что запомнила только одно: когда враг наступает, нужно со всей силы ткнуть ему в ногу шпилькой. Она напрягла память, но ничего, связанного с врагом, залезающим в окно, не вспомнила. Если что, придется действовать по обстоятельствам, приводя в свою защиту доводы и аргументы. А они у нее, Катерина потрясла палкой, очень убедительные.
Глава 2
Прости, господи, за невольный каламбур
Меткая пословица наших дней «Скажи, где ты отдыхаешь, и я скажу, кто ты» вполне соответствует действительности. Вряд ли пенсионерку Валентину Павловну, которая перебивается на «щедрое» государственное пособие с хлеба на воду, можно встретить в Куршевеле. Впрочем, встретить-то можно, ведь бывают же исключения из правил. Если пенсионерка Валентина Павловна отправится в Европу автостопом и доберется до этого рассадника миллионеров, то на большее она рассчитывать никак не сможет. Только слоняться по Куршевелю и взывать к олигархической совести своим потрепанным и голодным видом. Нельзя там встретить и ни одного российского педагога, сеющего разумное, доброе, вечное в обычных городских и сельских учебных заведениях. Самые удачливые из них, а чаще это те, кто каким-то образом умудрился попасть в частную гимназию в качестве обучающего персонала, отдыхают на берегах гостеприимной Турции. Или позволяют себе трехдневную поездку в Париж, после которого трепетно вздыхают и готовятся «умереть».
Екатерина не была ни пенсионеркой, ни педагогом частной гимназии, от того и проводила свой отпуск в богом забытой деревеньке. Глядя на то, где и как она отдыхает, можно было с уверенностью сказать, что служит молодая женщина скромным работником музея и, в отличие от своей приятельницы Вероники, богатого мужа не имеет. Она вообще не имеет мужа, для нее он исключен как вымирающий вид. И не потому, что ей пришлось проводить свой отпуск в деревне, где мужчин вполне хватало для того, чтобы исправить ее семейное положение. Просто Екатерина верила в любовь. В большое и сильное чувство, способное захватить ее всю без остатка и с головой окунуть в неведомую страсть, которую она видела только в бразильских сериалах. Свой же сериал на глазах деревенских жителей она демонстрировать не стала и предпочла уделять внимание единственному мужчине, способному молча ей сопереживать.
– Представляешь, – жаловалась она чучелу, разводя руками, – течением унесло мой таз с бельем. Черт меня дернул взяться за постирушку! Чистюля разэтакая. Теперь у меня всего один топ и одни джинсы. Но это ведь не скажется на отношении ко мне окружающих? Как говорится, по одежке встречают, а я вроде бы здесь три дня живу. – Соломенная шляпа набросила тень на хмурое лицо чучела, и Катерине показалось, что ее собеседник тяжело вздохнул.