– Луис Валдес – авиагрузчик, он спрыгнул с парашютом, когда самолет стал падать.
Его схватили почти сразу же после приземления. Пять лет он провел в плену в северовьетнамском лагере.
– Но разве это не объясняет нехватку еще одного тела в самолете? Ну раз Валдес выпрыгнул…
– Там был еще кто-то. В тот же день, как Валдес прибыл на родину, он позвонил нам. Я взяла трубку. Я слышала по голосу, что он был напуган.
Ему было сделано предупреждение в контрразведке, чтобы он держал язык за зубами, но чувство долга перед отцом заставило его сообщить нам о происшедшем. Он сказал, что на борту того самолета был пассажир, некий Лао, который якобы был уже мертв к тому времени, когда самолет начал падать, что тело в кабине, скорее всего, принадлежит помощнику летчика, Козловскому. Таким образом, все равно остается недостающее тело.
– Твой отец.
Она кивнула.
– С этой новостью мы снова идем в Си-ай-эй, а они, представляешь, отмели даже возможность присутствия на борту какого-либо пассажира, говорят, что из груза были только запчасти для самолетов.
– А что сказали в «Эйр Америка»?
– Они утверждают, что у них нет никаких записей о пассажире.
– Так у тебя же было показание Валдеса.
Она покачала головой:
– После того звонка, в тот самый день, когда он должен был прийти к нам, он застрелился. Самоубийство. Так, по крайней мере, было сказано в отчете полиции.
Гай надолго замолчал, и ей стало ясно, что он потрясен.
– Не подкопаешься… – пробормотал он.
– Впервые в жизни я видела свою мать по-настоящему напуганной. Она боялась не за себя, а за меня. Ей было страшно подумать, что может теперь случиться, на что они могут пойти. В итоге она спустила все на тормозах. До тех пор пока…
– Как, было еще что-то?
Она кивнула:
– Примерно через год после смерти Валдеса забавная штука произошла с банковским счетом моей матери, там вдруг оказалось лишних пятнадцать тысяч. В банке смогли узнать лишь то, что денежный перевод был сделан из Бангкока. А еще через год появилась новая сумма, на этот раз около десяти тысяч.
– Столько денег, и она так и не узнала, от кого они пришли?
– Нет. Все эти годы она пыталась выяснить, предполагала, что это мог быть один из товарищей отца, а то и он сам!
Вилли покачала головой и вздохнула.
– Так или иначе, несколько месяцев назад у мамы обнаружили рак и она почувствовала острую необходимость узнать правду. Сама она поехать уже не может, слишком больна, вот и попросила меня. А теперь передо мной стена. Глухая. Такая же, какая была перед мамой двадцать лет назад.
– Может, ты просто не тех спрашиваешь?
– А кто же такие тогда те?
Гай неторопливо приблизился к ней:
– У меня есть связи.
Их руки соприкоснулись на перилах, Вилли почувствовала, как сладкая волна прокатилась от кисти до плеча. Она отдернула руку.
– Что за связи?
– Друзья по работе.
– Так кем же ты все-таки работаешь?
– На мне подсчет погибших, личные знаки. Работаю на лабораторию опознания.
– А-а. так ты военный.
Гай засмеялся и облокотился на перила.
– Боже упаси. После Вьетнама я из армии ушел, пошел учиться, получил диплом по археологическим раскопкам, специальность – скелетная антропология, с упором на Юго-Восточ-ную Азию. Короче, поработал в музее какое-то время, потом смотрю, а в армии-то зарплаты получше, ну и пошел туда. Работал по контракту как гражданское лицо. Те же кости, только теперь у них есть имена, звания и порядковые номера.
– Так ты поэтому летишь во Вьетнам?
Он кивнул:
– Надо забрать на экспертизу очередные порции останков в Сайгоне и Ханое.
Порции останков – прозвучало так сухо, по-больничному, а ведь когда-то это были живые люди.
– У меня есть кое-какие знакомые, – сказал он, – можно помочь.
– С чего бы это вдруг?
– Ты меня заинтриговала.
– Вот как? Одно простое любопытство, и все?
Тут он сделал то, что заставило ее всю содрогнуться: он протянул руку и провел по ее растрепанным волосам. Шею словно обожгло, когда он слегка коснулся ее пальцами. Она застыла на месте, не зная, как ей реагировать на такой внезапный прилив нежности.
– Ну а что, если я просто примерный парень? – шепотом произнес он.
«О боже! Он собирается меня поцеловать, – подумала она, – он собирается поцеловать, а я не буду против, и что же последует за этим, скажите пожалуйста?»
Она откинула в сторону его руку и отпрянула на шаг назад.
– Примерных парней не бывает.
– Боишься мужчин?
– Не боюсь я мужчин, но и верить им тоже нельзя.
– Однако, – в его голосе звучала усмешка, – ведь ты же впустила меня в свой номер.
– Ну так вот, наверное, пора и выпустить.
Она прошествовала по комнате и, дернув за ручку, распахнула входную дверь.
– Или, может быть, тебе непонятно?
– Мне? – К ее удивлению, он проследовал за ней к выходу. – Я всегда очень понятлив.
– Как же!
– К тому же я бы и не смог остаться у тебя сегодня вечером, у меня есть дела поважнее.
– Ах вот как?
– Вот так.
Он взглянул на дверь:
– Хороший у тебя засов. Непременно им воспользуйся и, мой тебе совет, не выбирайся сегодня из номера.
– Вот проклятье, а я как раз собиралась выйти.
– Да, и если я тебе понадоблюсь, – выходя, он обернулся к ней с улыбкой до ушей, – я остановился в отеле «Либерти», заходи в любое время.
Она хотела было выпалить «можешь расслабиться, не зайду», но не успела и рта раскрыть, как он вышел. А ей осталось только смотреть на закрытую дверь.
Глава 3
Тобиас Вольф крутанул колеса руками и развернулся в коляске от шкафа со спиртным лицом к старому другу.
– На твоем месте я бы не стал совать нос в это дело, Гай.
В последний раз они виделись пять лет назад. У Тоби по-прежнему было тело атлета, по крайней мере от пояса и выше. За пятнадцать лет сидения в коляске плечи и руки у него еще больше раздались. И все-таки годы брали свое. Тоби было почти пятьдесят, и он не выглядел моложе. Лохматая, как у Бетховена, голова его была почти вся седая, а лицо одутловатое и мокрое от тропической жары. Но взгляд темных глаз не утратил своей цепкости.
– Послушай совета верного пса при компании, – сказал он, протягивая Гаю стакан со скотчем, – не бывает случайных встреч, все они подстроены.
– Совпадение или нет, – сказал Гай, – а Вилли Мэйтленд может обеспечить долгожданный прорыв в моем деле.
– Ну или наоборот, создать одни проблемы.
– А что я теряю?
– Ну скажем, жизнь.
– Прошу тебя, Тоби! Ты же единственный, от кого я могу чего-то добиться.
– Сколько лет уже прошло. Да я и не был непосредственным участником тех событий.
– Но ведь ты был во Вьентьяне, когда это произошло, ты должен помнить хоть что-то по делу Мэйтленда.
– Только то, что витало в воздухе, ничего определенного. Блин, там царила дикая неразбериха! Слухи ходили такие, из каждой мухи слона делали.
– Но ведь были и слоны, ведь так? Типа вашего секретного отряда…
Тоби пожал плечами:
– Нам дали задание – мы его выполнили, вот и все.
– Вспомни, кто занимался Мэйтлендом?
– Это должен был быть Майк Микльвейт. Мне известно, что именно он допрашивал того сельчанина, того, что пришел за наградой.
– И что, его данные оказались правдоподобными?
– Не думаю. По крайней мере, никакого вознаграждения он не получил.
– А почему семья Мэйтленда не была оповещена обо всем этом?
– Вот еще! Мэйтленд не был обычным призывничком, он работал на «Эйр Америка», а значит, на ЦРУ. Про такие задания не болтают. Мэйтленд знал, на что шел.
– Его семья имеет полное право знать все, что всплывет на поверхность.
Гай вспомнил, как нелегко было информации дойти до Вилли и ее матери.
Тоби расхохотался:
– Ты что, забыл, что там шла еще и подпольная война, да нас вообще не должно было быть в Лаосе. Никому и дела не было до того, чтобы информировать о происходящем семьи.
– Была ли еще какая-то причина того, что обо всем умолчали? Скажем, что-нибудь связанное с неким пассажиром?
Брови у Тоби подскочили вверх.
– А про это ты от кого услышал?
– От Вилли Мэйтленд, она сказала, что там был некий Лао. Все как один отрицают факт его существования, из чего я делаю предположение, что он был фигурой очень непростой. Так кто же он был?
– Я не знаю.
Тоби развернулся в коляске и стал глядеть в открытое окно. Из мрака доносились звуки и запахи с улиц Бангкока. Жарили на решетках мясо, смеялись женщины, тарахтел «так-так».
– Там много всякого творилось, и такого, о чем мы помалкивали, а то даже и стыдились говорить. Возьми всех этих агентов да контрагентов, да генералов, да солдат удачи – каждый тянул одеяло на себя, норовя разбогатеть, да побыстрее. Как же мне хотелось удрать оттуда. – Он хлопнул рукой по колесу кресла. – И вот, пожалуйста, посмотри на меня, называется, вышел на заслуженный отдых.
Он откинулся на спинку и вздохнул, глядя в ночь.
– Пусть все идет как идет, Гай, – ну, даже если ты и прав про Мэйтленда и кому-то действительно нужно убрать его чадо, не ходи по лезвию бритвы, Гай.
– Вот в этом-то все и дело, Тоби! Почему это лезвие до сих пор режет? Почему после стольких лет девчонка Мэйтленда так действует им на нервы? Что такого она может открыть?
– Она вообще догадывается, во что влезла?
– Сомневаюсь, но такую не остановишь, вся в отца пошла.
– То есть от нее жди неприятностей? Ну и как ты думаешь заставить ее работать на тебя?
– Вот над этим я как раз сейчас и ломаю голову.
– Ну, всегда можно поиграть в Ромео.
Гай расплылся в улыбке:
– Да, это вариант.
В сущности, как раз этот вариант весь вечер Гай обкатывал в уме. И не потому, что он был столь уверен в успехе. Она была привлекательной особой, и он сгорал от любопытства, что же скрывается под маской суровой недотроги.
– А другой путь, – сказал Тоби, – просто рассказать ей, что это не она тебе нужна, а три миллиона наградных.
– Два.
– Два или три, какая разница? Целая куча бабла.
– И эта куча может мне помочь в сборе информации, – тихо, но значительно произнес Гай.
– Ну хорошо, – вздохнул Тоби, и тут только он развернулся в коляске, удостоив Гая внимания, – тебе нужно имя, пожалуйста – не важно, пригодится оно тебе или нет, – попробуй поищи Алана Жерара – француз, в настоящее время проживает в Сайгоне. У него были тесные связи в компании, он должен знать всю чертовщину, которая творилась во Вьентьяне.
– В компании? Бывший спец, и вдруг живет в Сайгоне? Почему же вьетнамцы не выдворили его?
– Они в нем заинтересованы. Во время войны он промышлял тем, что экспортировал, скажем так, «сырые» медикаменты. А теперь, когда Штаты ввели санкции и отрезали Вьетнам от западных поставщиков, он оказывает им гуманитарную помощь – ввозит в страну из Франции медикаменты, антибиотики, пленки для рентгена, а они ему за это позволяют там жить.
– Ему можно верить?
– Он же был в компании.
– Так значит, нельзя…
Тоби крякнул:
– Но мне-то ты веришь.
– Ты другое дело.
– Это только потому, что я твой должник, Гай. Хотя я частенько думаю, что тебе надо было оставить меня гореть в том самолете. – Тоби потер бесчувственные ляжки: – Кому нужен получеловек?..
– Не ногами едиными сыт человек, Тоби.
– Ха! Скажи это дядюшке Сэму!
Мощными руками Тоби усадил самого себя в кресле поудобнее.
– Когда ты отбываешь в Сайгон?
– Завтра утром. Я отсрочил полет на несколько дней.
Ладони Гая покрылись потом, как только он подумал о самолете компании «Эйр Франс».
Чтобы заглушить эту мысль, он залпом опрокинул хорошую порцию скотча.
– Если б мог – ей-богу, на корабле бы поплыл.
Тоби засмеялся:
– По-прежнему боишься летать, да?
– До холодного пота и всего прочего…
Он поставил пустой стакан на стол и направился к выходу.
– Спасибо за вискарь. И за наводку.
– Я посмотрю, какие еще есть ходы, – остановил его Тоби, – у меня сохранились связи внутри страны, авось удастся найти кого-нибудь, чтобы за тобой присмотреть там, во Вьетнаме, ну и за ней тоже. Кстати, а этой-то ночью есть кто на стреме рядом с ней, если что?
– Кореша Пуапонга постерегут ее, они никого к ней не подпустят до самого аэропорта.
– А дальше как?
Гай задержался в дверях:
– Потом мы будем уже в Сайгоне, а там безопаснее.
– В Сайгоне? – Тоби помотал головой. – Зря ты так считаешь.
В клубе «Бонг-бонг» царила страшная толкотня, у сцены шумели пьяные мужчины, пытались хватать руками танцующих девиц с пустыми глазами. Никому не было дела до столика в темном углу, за которым сидели двое.
– Вы меня сильно разочаровали, мистер Си-анг. Я думал, вы профессионал и работа будет выполнена, а выясняется, что женщина до сих пор жива.
От обиды лицо Сианга окаменело. Он не привык к таким промашкам, равно как и к критике. Краснея и радуясь темноте, скрывающей его лицо, он поставил стакан с водочным коктейлем на стол.
– Поверьте, возникла совершенно непредвиденная помеха, тот человек…
– Да-да, американец, мне сказали. Некий мистер Барнард.
Сианг был ошеломлен:
– Вы уже знаете его имя?
– Знать все – это моя работа.
Сианг притронулся к разбитому лицу, и его передернуло. Этот мистер Барнард бьет будь здоров, попадись он ему еще раз – получит за причиненное унижение.
– Завтра женщина улетает в Сайгон, – сказал человек.
– Завтра? – Сианг поматал головой. – Мне не хватит времени.
– У вас есть сегодняшний вечер и ночь.
– Вечер? Это невозможно.
На самом деле предыдущие четыре часа Сианг уже потратил на попытки пробраться к ней, но швейцар, словно сторожевой пес, не смыкал глаз за стойкой с ключами, а консьерж и не думал покидать свой пост у дверей лифта, рассыльный же сновал туда-сюда по залу. Жертва была недосягаема. Сианг хотел было пролезть к ней через балкон, но его план нарушили двое бродяг, расположившихся прямо под ее окном на набережной. Бродяги, хотя и выглядели страшновато, не представляли никакой угрозы для такого человека, как Сианг, и все же он опасался испортить дело очень некрасивой сценой.
Таким образом, его репутация теперь была под угрозой.
– Дело приобретает крайнюю срочность, – сказал человек, – и оно должно быть сделано незамедлительно.
– Но она улетает уже завтра, я не могу дать гарантий.
– Значит, завершите операцию в Сайгоне. Тут или там – но выполнить ее надо.
– Сайгон? Нет, мне туда нельзя.
– Вы поедете под видом участника дипломатической миссии из Таиланда. Скажем, атташе по культурным делам. Я лично позабочусь о необходимых документах.
– На вьетнамском блокпосту очень строгая проверка, мне не удастся ничего провезти…
– Дипломатическая почта отправляется два раза в неделю, следующая отправка через три дня, я посмотрю, что можно переслать из оружия, а до тех пор вам придется действовать по обстоятельствам, подручными средствами.
Сианг погрузился в молчание, раздумывая, каково ему будет снова оказаться на улицах Сайгона.
Он подумал про Шантель, сколько лет прошло с их последней встречи. Злилась ли она на него за то, что он бросил ее там одну? Конечно злилась. Она была злопамятна. Но ему нужно было снова найти путь к ее сердцу. Вряд ли это будет затруднительно. Жизнь во Вьетнаме теперь нелегкая, особенно для женщины, а Шантель любила комфорт, и, если не пожалеть денег на некоторые удобства, от нее можно было добиться чего угодно, душу могла продать за них.
Он хорошо понимал эту женщину.
– Предстоят расходы, – произнес он.
– Я не жадный, и вам это хорошо известно.
Сианг уже соображал, что ему понадобится.
Старая одежда – какие-нибудь поношенные рубашки да выцветшие штаны – чтобы не выделяться в толпе. Сигареты, мыло, бритвы – атрибуты уличного менялы. И разумеется, гостинцы для Шантель…
Он кивнул. Выгодная сделка у него в кармане.
– И последнее, – сказал человек, вставая из-за стола.
– Слушаю вас.
– Похоже, в дело вмешались посторонние. Компания, возможно. Этого зверя лучше не будить. Посему я попрошу вас, как можно меньше крови. Чтобы никто, кроме женщины, не был затронут. Никто.
– Я вас понял.
Человек ушел, и Сианг остался сидеть в углу, наедине со своими размышлениями. Он вспоминал Сайгон. Неужели уже пятнадцать лет прошло? Последние воспоминания о городе предстали в виде лиц полных ужаса, какие-то руки, проскакивающие через дверь вертолета, рокочущие лопасти пропеллера, облака пыли от обваливающихся крыш домов.