– Томатного сока с перцем… сержант?
Я посмотрел на стоящий перед ним полупустой стакан и покачал головой:
– Спасибо, лучше оформите-ка эту компанию.
– А что они натворили? Такие юные и безобразные?.. – с явным смаком отпивая сок, но по-прежнему не двигаясь с места, спросил этот странный тип.
– Нюхали ладбастр, – жёстко сказал я.
– Ой как хорошо-о-о… То есть нехорошо! Так ведь нельзя. Дети, вы ведь себя сгубить можете. Красоты Эдема захотели увидеть? Это совсем неподходящий путь для воспитанных горгулий. Но зачем же так прямо сразу и оформлять? Думаю, им надо дать шанс. А, сержант?
Я сдвинул брови, придерживаясь иного, продиктованного опытом взгляда. Если их сейчас отпустить, лишь мягко пожурив, до них просто не дойдёт. Я видел это по их спокойным, нарочито отстранённым выражениям лиц. В глазах у этих нахалов было чётко написано: «Лучше помолчать и не спорить, изобразить раскаяние и надуть этих наивных полицейских старичков». А уже со следующей дозы любой из них может не вернуться. Ладан убийственное вещество для каждого в этом мире, будь ты горгулия, чёрт, лепрекон или фавн: если чуть изменить пропорции смеси, перебрав ладана только на один миллиграмм, последует окончание очередной коротенькой и не очень умно прожитой жизни. Простите за сумбур выражений, но я уже насмотрелся смертей от наркотиков…
– Оформляйте протокол, капрал Фурфур Флевретти, – прочёл я его имя на беджике на форменной рубашке.
– Но, месье, всё же вы здесь новое лицо, а я…
– Это мой приказ. Как старшего по званию.
Горгулии возмущённо загомонили. Тяжело вздохнув и вылив в рот остатки практически серого от количества перца томатного сока, капрал крякнул от удовольствия, потянулся за амбарной книгой на краю столешницы и, обмакнув перо в чернила каракатицы, объявил:
– Тэк-с, тогда приступим. Ну, ребятки-горгулятки, ведите себя потише, а то я собьюсь и перепутаю ваши адреса, а может, и пап и мам. Кому это понравится? Правильно, никому. Поэтому цыц!
Я понаблюдал немного за попытками дежурного справиться с пером, которое никак его не слушалось, достал из нагрудного кармана свою авторучку и протянул ему. Смущённый Флевретти благодарно кивнул.
– Хотите, я их оформлю? Мне это привычнее, да и не помешает поближе узнать специфику вашей работы с местным населением. Это поможет мне скорей втянуться в коллектив…
– Конечно, сержант… э-э-э?..
– Брадзинский.
Горгулии противненько захихикали. Моя славянская фамилия всегда вызывает такую реакцию. Я уже привык. А капрал с явным облегчением и даже радостью уступил мне своё кресло. Я писал по его подсказке, он знал всех подростков по именам, их адреса, имена родителей, истории семей до пятого колена. За это время он раз пять потянулся и раз шесть зевнул, чуть наклонив голову набок и умильно глядя на горгулий, словно это были небесные птахи, а не злобно ухмыляющиеся исподтишка адские твари. Про большинство наших подростков иначе и не скажешь. Мир катится в тартарары, уровень преступности нереально высок, и мы единственные, кто хоть как-то сдерживает этот нарастающий вал…
За писаниной я не сразу обратил внимание на пронзительный скрип входной двери, потом в коридоре раздались тяжёлые шаги, и в комнату вошёл пожилой, невысокий, но нереально толстый чёрт в комиссарских погонах на круглых покатых плечах. Форма наверняка сшита по индивидуальному заказу, пузо свисает, сам поперёк себя шире, но вид суровый. Он оценивающе зыркнул на меня из-под сведённых кустистых бровей. Где-то в глубине глаз блеснули весёлые искорки.
Я решил подыграть и встал по стойке «смирно».
– Сержант Ирджи Брадзинский, прибыл для несения службы, месье!
Горгулии опять прыснули. Капрал Флевретти, не сдержавшись, тоже дёрнул губами в усмешке, но тут же напустил на себя скорбный вид, пронзая юных подследственных осуждающим взглядом.
– Вольно, вольно, сержант, – добродушно заулыбался комиссар. – Моё имя Жерар Базиликус, и я рад вас видеть. Давно прибыли?
– Несколько часов назад, месье!
– Тогда добро пожаловать в наш мирный, уютный городок, уверен, что вам здесь понравится, хотя поначалу всё может показаться менее ярким и шумным, чем в столице. Зато у нас отличное местное пиво, – он причмокнул губами, мечтательно закатив глаза, – и гречневая каша с нарезкой из копчёных бычьих хвостов… ммм… такую готовят только здесь. Почему были вынуждены оставить прежнее место службы?
– Интриги сослуживцев, месье.
– Понимаю, это достойный повод. Только боюсь, вы найдёте у нас не так много возможностей для применения ваших исключительных талантов детектива, о которых мы все наслышаны. Не смогли уснуть на новом месте? А что эти юные шалопаи здесь делают? – Он как будто только что заметил горгулий и изобразил на лице крайнюю степень удивления, хотя мне казалось, что они своей болтовнёй наполнили всё пространство помещения. – Не может быть, Фрэнки, Лора, Тинто… Куда смотрят ваши родители, а? Надеюсь, одного вашего привода в полицию им будет достаточно для того, чтобы уделять вам больше внимания. Ладно, я забыл тут на столе свои очки для чтения. Не могу уснуть, не прочтя перед сном главку-другую сентиментального сериала о собакоголовых зомби-лесбиянках «Вы-браковка, я-браковка, ты-браковка». А, вот и очки! Ну-с, покойной ночи…
– Покойной ночи, месье, – дружно откликнулись мы с капралом.
– И вот ещё, сержант. – Комиссар задержался и, глядя мне в глаза, многозначительно добавил: – У нас не было ни одного нарушения за последние пять месяцев после кражи малолетками в соседнем округе двух товарных вагонов с дистиллированным холестерином.
– Громкое дело было, месье, – подавшись вперёд, поддакнул капрал.
– Они пытались продать его оптом в табачной лавке… но это был исключительный случай. У нас была такая хорошая отчётность, друг мой… до вашего приезда. Но об этом мы ещё поговорим. А сейчас идите ложитесь спать, мой дорогой. Сегодня вам предстоит важное и исключительно ответственное дело, никому другому я поручить его не могу. Поэтому вам надо хорошенько отдохнуть, побыстрее дооформляйте тут всё и в постель. А вы марш по домам, бездельники! Думаю, папы и мамы уже заждались своих непутёвых чад…
Горгулий отпустили, разумеется, я пообещал на прощанье, что мне всё-таки придётся вызвать для разговора их родителей, что поумерило радость подростков. Обычное родительское наказание для таких активных ребятишек – визит к парикмахеру и ритуальное подрезание крыльев. А это похуже, чем лишить Интернета. Пока крылья не отрастут снова, малолетки будут привязаны к земле, а летать смогут только через три-четыре недели. С другой стороны, не в тюрьму же их сажать…
Я вернулся в гостиницу, поднялся в свой номер и остаток ночи мирно проспал. Утром встал бодрым, удовлетворённым вчерашними успехами, сделал зарядку и спустился на завтрак. Кажется, начинаю понемногу привыкать к новой обстановке. Думаю, мы быстро поладим с этим милым городишком, тут всё не так уж плохо, зря боялся.
Увы… Завтрак начался с дурной яичницы, жирных тостов и свежей местной газеты, описывающей мои вчерашние приключения. Или, вернее сказать, злоключения? Статья имела броский заголовок «Зверское избиение домовых! Надругательство над святыми устоями! Полиция оскверняет традиции!». У меня глаза полезли на лоб. Дальше шёл не менее шокирующий текст: «Новоприбывший к нам детектив Ирджи Брадзинский уже успел показать себя, и далеко не с лучшей стороны… «Он набросился на нас как бешеный… Доколе будем терпеть?» – спрашивает один из пострадавших. «Доколе?!» – спрашивает и наша газета… Комиссар полиции от беседы с журналистами воздержался, но, судя по его молчанию, он также недоволен действиями своего нового…» Я тупо откинулся на спинку стула и залпом выпил вторую порцию растворимой бурды, незаслуженно носившей в меню название кофе.
Статья про горгулий занимала весь следующий лист. Но если первая пестрела моими фотографиями, скачанными с моей же страницы в «Однокашниках», то вся история с горгулиями была показана в развесёлых комиксах! Развесёлых для читателя, разумеется, мне-то они доставили мало радости. Карикатурный я стрелял сначала из пистолета, потом из пулемёта, а потом из пушки по невинным детям горгулий, летающим в белых платьицах под облаками, а позже уводил их, сбитых и окровавленных, куда-то во тьму. Каково, а?!! «Начальник полиции оставляет эти факты без комментариев». Внизу мелким шрифтом был указан автор статьи – Эльвира Фурье. Отличная фамилия! Идеально подходит для той грязи и лжи, которую она на меня вылила. Я опрометью бросился на работу. Мне казалось, что каждый встречный на улице смотрит на меня со смехом и негодованием…
– Всё-таки у нас маленький городок, а вы умудрились за один вечер стать здесь главной новостью и героем прессы! – спокойно сказал мой начальник, когда я дошёл до участка. Тот же номер утренней газеты лежал у него на столе, раскрытый на нужной странице, он сразу понял, что я уже ознакомился со статьёй. Видимо, мне не удалось скрыть эмоции на лице. – Ладно, не огорчайся, я тут заказал завтрак в китайской лавочке. Знаю, как кормят в этой гостинице, за один кофе их судить мало.
И, убрав газету в стол, он выставил передо мной пять разных картонных коробочек, испещрённых иероглифами. Содержимое некоторых мне показалось прямо-таки подозрительным. Я оставил себе зелёный чай, рис, а переперченную свинину поспешил отодвинуть в сторону.
– Спасибо, но нет, это вредно.
– Давайте сюда, – кивнул комиссар. – Всё, что вредно, мне полезно.
Я обратил внимание, что у него нечищеные ботинки, а мундир блестит на рукавах, видно, что проводит много времени за столом. Типичный пример провинциального служаки, озабоченного лишь тем, как бы дожить до пенсии и ни с кем не испортить отношения…
– Какое ответственное задание вы мне хотели поручить, месье? – спросил я, зная, что сейчас только работа сможет отвлечь от неприятных мыслей, связанных с началом службы в этом гостеприимном месте.
– Судить конкурс чертенят на городском празднике! – Он важно поднял вверх указательный палец. – Это большая честь. Раньше её доверяли только мне! Собирайтесь, нам пора на кладбище.
С трудом взяв себя в руки, я сказал:
– Признаться, я никогда не видел подобного конкурса.
– Естественно. Ведь у вас в Парижске все юные чертовки ходят в брюках.
– А в чём его суть?
– Идёмте, объясню по дороге. Капрал Фурфур, остаётесь за старшего в отделении!
– Как всегда, шеф, – буднично раздалось из подсобки.
Мы с комиссаром вышли на улицу. То и дело отвечая на приветствия прохожих, мой начальник неспешно расписывал мне предстоящее празднество. Или, по совести говоря, маленький местный междусобойчик…
– Всё очень просто, сержант. Сейчас усядемся на трибуне, поближе к судейскому месту. Потом под музыку пройдут пять самых красивых молоденьких чертовок от семнадцати до двадцати, каждая держит в руке традиционную палку. А наша отчаянная малышня будет пытаться задрать у них подол. Самого ловкого чертёнка, который больше всех задерёт юбок и меньше всех словит по башке палкой, ждёт награда от городского совета!
– Э-э-э, вам не кажется, месье, что это несколько… безнравственно, что ли…
– Да ну? – вскинув седые брови, удивился комиссар. – Зато интересно! Ещё мой прадед познакомился так с моей прабабушкой, и они прожили вместе долгие годы…
Я уныло кивнул. В конце концов, не мне рассуждать о морали простонародных традиций. Надеюсь, ничего сложного в выборе наиболее наглого и ловкого чертёнка не будет. Но на деле всё оказалось гораздо труднее. Поверьте, по затрате психической энергии легче поймать десять бандитов-гвантелупцев, которые вечно тащат в нашу страну всякую дрянь вроде кошерного вина, чем судить конкурс чертенят по задиранию юбок. Попробую начать сначала…
Как и гласило прочитанное мною ранее объявление, конкурс проходил на кладбище. Видимо, он имел чётко выраженную возрастную направленность, так как в основном туда спешили старики и подростки. Два десятка малышей, стоя за символическим ленточным ограждением, ждали своего выхода, разминаясь, садясь на шпагат и примеряя на головы мотоциклетные шлемы. Пятёрка чрезвычайно милых юных чертовок в ярких свободных юбках и спортивных футболках, хихикая и перешёптываясь, тусовалась в сторонке. Мы с шефом, мэром и ещё двумя приближёнными лицами были усажены за специальный столик жюри, все прочие зрители, галдя, толпились по обе стороны неширокой ковровой дорожки. Подразумевалось, что пять претенденток должны неспешно пройти по ней двадцать метров и не позволить ни одному чертёнку задрать себе юбку.
Толпа судачила о прошлых временах, каждый пожилой чёрт кричал, что в своё время именно он и был ежегодным чемпионом деревни по задиранию юбок. А все бабушки-чертовки говорили примерно то же самое… только наоборот.
– Это твоя внучка?
– Да, и с моей палкой. Сколько я ею костей поналомала и рогов поотшибала, у-у-у… Она уже почти лакированная стала.
– А вон те двое мои парни! Второй год по три юбки задирают! Моя школа, все в дедушку…
– Твоя школа? Нет, вы слышали, а?! Да чтоб ты знал, они тренируются у моего сына, а тебя вечно уносили с разбитой башкой и оттоптанными почками! Вот брехло-то…
– Не брехло он! Фантазёр просто… кажется ему всё… Да и кому бы не казалось, если ещё в детстве столько раз по маковке дубиной огрести. А в прошлом году мой внук победил! Я ему ещё свои старые награды примерить давал…
– Какие награды, старый врун? Да я те, помнится, ещё сорок лет тому назад три ребра палкой прогладила и коленную чашечку размозжила! Эх, где мои семнадцать лет…
За короткое время у меня сложилось стойкое убеждение, что все представители мужской части населения были повальными чемпионами по задиранию юбок, а вся женская половина ни разу не позволила задрать себе юбку, успешно отбиваясь палкой от увечных конкурсантов. Кто же тогда и каким образом мог быть чемпионом, непонятно…
Подумав, я тихо спросил у мэра:
– Вы, вероятно, тоже были чемпионом по задиранию юбок?
– Да! – обрадовался он. – Как вы узнали? Я ведь стараюсь об этом не говорить, положение ко многому обязывает, такое легкомысленное прошлое… Но это было чудеснейшее время! Ни одна из них не могла до меня дотянуться палкой, я ловко ускользал от всех, а задранные мною юбки так и мелькали, так и мелькали… Но смотрите, первая партия!
Выход пяти девушек и чертенят не произвёл на меня ровно никакого впечатления, хотя публика ревела от восторга и азарта. Юбки были задраны всем! Но четверых не самых ловких чертенят унесли с дорожки в полном отрубе. Я чувствовал себя неуютно, словно находился на узаконенном традициями акте членовредительства. А малыш, умудрившийся задрать аж четыре юбки, приплясывая, спешил к нашему столику…
– Ты герой, – откашлявшись, произнёс я. – Когда вырастешь, приходи к нам в полицию, нам нужны такие отчаянные парни. То есть если вырастешь…
Шеф удовлетворённо кивнул, довольный моей речью, а мэр наградил победителя тяжеленной серьгой в ухо в виде перевёрнутой звезды Давида. Она была больше головы чертёнка и провисала почти до самой земли, так что он пошёл, прижав голову к плечу, согнувшись набок, но терпя эти неудобства, донельзя гордый собой.
– Таких давали всего четыре, и у меня одна из них, – шепнул мне комиссар со сдержанным достоинством.
Кто бы сомневался в правдивости этого признания.
Меж тем девушки готовились ко второму кругу…
– А сейчас будет конкурс для чертенят постарше. Всех участников обливают водой, чтобы усложнить задачу, – просветил меня мэр. – Все скользят, падают, так куда трудней задрать юбку и увернуться от палки. Начинаем!