По описанию В.Н. Берха: «…с 9-го на 10-е сентября вода была в Адмиралтействе на 9 футов 3 дюйма (282 см), в Галерной гавани – до 12 футов (366 см). Приключенные этой водой убытки, сколько известий собрать было можно, следующие… На невском большом фарватере брандвахту совсем унесло, и о людях, спаслись ли, известия нет. В Новой Голландии на провиантских магазинах во многих местах кровлю сорвало. В Кронверкской верфи эллинги поломало, два бота унесло, из коих один потонул, а другой у крепости стал на сваях. В Кронштадт отправлены были мастеровые на двух судах, из коих одно, на котором 174 человека, занесло на мель, и люди все спаслись. А о другом, на котором людей 79 человек с корабельным подмастерьем, известия нет. Все леса, кои вне амбаров лежали, разнесены. Муки потонуло 4 барки числом до 2-х тысяч кулей, мяса залито до 60 бочек. У каналов каменных берега размыло, мосты через реки все разнесло. Людей потоплено, сколько известно: в адмиралтейских слободах боцман – 1, боцман же с женою – 2; у коллежских – у одного канцеляриста мать, жена и дети, да у копииста жена беременная и дочь; в Галерной гавани – кают-юнга 1, матросских детей 3, женщин 3, квартирмейстер 1, матросов 6, плотников 6. В Адмиралтейских слободах и в Галерной гавани немало партикулярных домов не только разломало, но и совсем с места снесло.
После этого наводнения по повелению императрицы инженер-генерал Бауер составил гидрографический план Петербурга.
Проект объявления от полиции и напечатания в газетах: „Ея императорское величество по обыкновенному своему о верноподданных попечению, имея матернее соболезнование о претерпевших в бывшее наводнение всемилостивейше Адмиралтейств коллегии повелеть соизволила учредить в городе знаки и сигналы (красные флаги и красные фонари в темное время), дабы сколь возможно отвратить или уменьшить сие зло предуведомлением той части города жителей, которые наиболее сему незапному бедствие подвержены быть могут“».
Екатерининские указы о предуведомлениях действовали почти без изменений до 1930-х гг.[22]
1824 г., 7 ноября -421 см, 2-е катастрофическое наводнение, 1-е по высоте в истории Петербурга.
Первые сообщения о наводнении появились лишь через несколько дней после события. Вначале существовал запрет на упоминание о случившемся. Только 13 ноября в правительственной газете «Русский инвалид, или Военные ведомости» были опубликованы два документа: «Высочайший рескрипт»-личное послание императора Александра I члену Государственного Совета князю А.Б. Куракину – и краткое описание события. В рескрипте объявлялось «о мерах скорой и существенной помощи наиболее разоренным и неимущим, для чего выделяется миллион рублей из сумм, составленных от сбережений хозяйственным устройством военных поселений». И далее: «В прошедшую пятницу, 7-го сего месяца, здешняя столица посещена была бедствием, кому уже около 50-ти лет не было примера. Река Нева, которой воды беспрестанно возрастали от сильного морского ветра, вышла из берегов своих в 11-м часу утра. В несколько минут большая часть города была наводнена. Не прежде, как в 2 часа с четвертью пополудни, вода начала убывать, а в ночь река вступила в обыкновенные берега свои. Невозможно описать все опустошения и потери, произведенные сим наводнением. Все набережные, многие мосты и значительное число публичных и частных зданий более или менее повреждены. Убыток, понесенный здешним купечеством, весьма велик. Жители всех сословий с благородною неустрашимостью повергли опасности собственную жизнь свою для спасения утопающих и их имущества…».
Ф.Я. Алексеев. Наводнение в Петербурге в 1824 г. Вид на Театральную площадь.
18 ноября в той же газете: «В бедственном наводнении более всех других частей Петербурга потерпели Галерная гавань, Васильевский остров и Петербургская сторона. На Невском проспекте доходила вода до Троицкого переулка (ныне – ул. Рубинштейна. – К. 77.). Далее, к Знаменью, на Песках и на Литейной, она не выливалась на улицы. Моховая и Троицкий переулок были крайними ее границами. Селения около Екатерингофа и казенный чугунный завод ужасным образом потерпели. Там погибло несколько сот человек и весь домашний скот. Почти все деревянные строения, так же как в Галерной гавани, снесены или разрушены водою.
Государь Император сам изволили осматривать все места, наиболее пострадавшие…».
В предисловии к «Медному всаднику» А.С. Пушкин указал: «Подробности наводнения заимствованы из тогдашних журналов. Любопытные могут справиться с известием, составленным В.Н. Верхом». Описание этого наводнения, вошедшее в книгу Берха, представляет собой заимствование из статьи Ф. Булгарина «Письмо к приятелю о наводнении, бывшем в С. – Петербурге 7 ноября 1824 года». По мнению литературоведов, Пушкин не пожелал упоминать враждебное ему имя и сослался только на Берха[23]. Из описания Булгарина – Берха: «День 6 ноября, предшествовавший наводнению, был самый неприятный. Дождь и проницательный, холодный ветер с самого утра наполняли воздух сыростью. К вечеру ветер усилился, вода значительно возвысилась в Неве. В 7 часов я уже видел на Адмиралтейской башне сигнальные фонари для предостережения жителей от наводнения. В ночь настала ужасная буря. <…> С рассветом мы увидели, что вода чрезвычайно возвысилась в каналах и сильно в них волновалась. <…> около 10 часов утра, при постепенной прибыли, воды толпы любопытных устремились на берега Невы, которая высоко вздымалась пенистыми волнами и с ужасным шумом и брызгами разбивала их о гранитные берега <…>
В первом часу пополудни весь город (кроме Литейной, Каретной и Рождественской частей) залит был водою, везде почти в рост человека, а в некоторых низких местах <…> более нежели на полторы сажени (320 см). Разъяренные волны свирепствовали на Дворцовой площади, которая с Невою составляла одно огромное озеро, изливавшееся Невским проспектом, как широкою рекою, до самого Аничковского моста. <…> Вскоре мертвое молчание водворилось на улицах. Около двух часов появился на Невском господин военный генерал-губернатор граф М.А. Милорадович, на 12-весельном катере для подаяния помощи и ободрения жителей. <…> Бедствие на Адмиралтейской стороне (кроме Коломны) не было столь ужасно, как в селениях на берегу Финского залива, в поперечных линиях Васильевского острова близ Смоленского кладбища, на Петербургской стороне и вообще в местах низких. <…> Там большая часть домов была повреждена, иные смыты до основания <…> На Неве все пловучие мосты сорваны, исключая Самсоньевского и прелестного моста, соединяющего Каменный остров с Петербургскою стороною. Все чугунные и каменные мосты уцелели, но гранитная набережная Невы поколебалась <…>
В третьем часу пополудни вода начала сбывать; в 7 часов уже стали ездить в экипажах по улицам, и тротуары во многих местах сделались проходимыми. В ночь улицы совершенно очистились от воды, <…>.
Первые лучи солнца, озарив печальную картину разрушения, были свидетелями благотворения и сострадания. <…> Государь император пожаловал миллион рублей для раздачи бедным безвозвратно и учредил Комитет о пособии разоренным жителям Санкт-Петербурга…»
А.С. Грибоедов, оказавшись очевидцем этого ужасающего события, сразу же откликнулся на него статьей «Частные случаи петербургского наводнения», специально предназначенной для посвященного бедствию сборника Ф.В. Булгарина и Н.И. Греча. Публикация, однако, не состоялась, как полагают, по цензурным соображениям. Статья Грибоедова увидела свет только в 1859 г., через тридцать лет после трагической гибели автора.
«…Я проснулся за час перед полднем; говорят, что вода чрезвычайно велика, давно уже три раза выпалили с крепости, затопила всю нашу Коломну. Подхожу к окошку и вижу быстрый поток. <…> (вода) посекундно прибывала. Я закричал, чтобы выносили что понужнее <…> бегаю, распоряжаюсь, – и вот уже из-под полу выступают ручьи, в одно мгновенье все мои комнаты потоплены, <…> еще полчаса – а тут воды со всех сторон нахлынули, люди с частию вещей перебрались на чердак, сам я нашел прибежище во 2-м ярусе <…> В окна вид ужасный: где за час пролегала оживленная, проезжая улица, катились ярые волны с ревом и с пеною, вихри не умолкали <…> часть (Театральной) площади в виде широкого залива, прямо и слева Офицерская и Английский проспект и множество перекрестков, где водоворот сносил громады мостовых развалин <…> хаос, океан, смутное смешение хлябей <…>; вода приступала к дровяным запасам, разбирала по частям бочки, ушаты, повозки и уносила в общую пучину <…> вода поднялась до 4-х аршин (248 см) уличной поверхности. Был третий час пополудни; погода не утихала, но иногда солнце освещало влажное пространство, потом снова повлекалось тучами. Между тем вода с четверть часа остановилась на той же высоте <…> наконец волны улеглись и потом не далее простер смерть и опустошение; вода начала сбывать.
Между тем (и это узнали мы после) сама Нева против дворца и Адмиралтейства горами скопившихся вод сдвинула и расчленила огромные мосты Исаакиевский, Троицкий и иные <…> суда гибли и с ними люди, иные истощавшие последние силы поверх злыбей, другие на деревах бульвара висели на клокочущей бездною. В эту роковую минуту государь явился на балконе. Из окружавших его один сбросил с себя мундир, сбежал вниз, по горло вошел в воду, потому на катере поплыл спасать несчастных. Это был генерал-адъютант Бенкендорф. Он многих избавил от потопления, но вскоре исчез из виду, и во весь этот день о нем не было вести. Граф Милорадович в начале наводнения пронесся к Екатерингофу, но его поутру не было, и колеса его кареты, как пароходные крылья, рыли бездну, и он едва мог добраться до дворца, откудова, взявши катер, спас нескольких.
Все по сю сторону Фонтанки до Литейной и Владимирской было наводнено. Невский проспект превращен был в бурный пролив; все запасы в подвалах погибли; из нижних магазинов выписные изделия быстро поплыли к Аничкову мосту; набережные различных каналов исчезали, и все каналы соединились в одно. Столетние деревья в Летнем саду лежали грядами, исторгнутые, вверх корнями. <…>
На другой день поутру я пошел осматривать следствия стихийного разрушения. Кашин и Поцелуев мосты были сдвинуты с места <…> возле дома графини Бобринской середи улицы очутился мост с Галерного канала; на Большой Галерной раздутые трупы коров и лошадей. <…> добрался я до Матиловых топей. Вид открыт был на Васильевский остров. Тут, в окрестности, не существовало уже несколько сот домов. <…> начали разбирать кровельные доски; под ними скот домашний и люди мертвые и всякие вещи. <…> я приговорил ялик и пустился в Неву, мы поплыли в Галерную гавань. Но сильный ветер прибил меня к Сальным буянам, где на возвышенном гранитном берегу стояло двухмачтовое чухонское судно, необыкновенной силой так высоко взмощенное; кругом поврежденные огромные суда, издалека туда заброшенные <…>
Возвращаясь по Мясной, во втором доме от Екатерингофского проспекта заглянул я в нижние окна. Три покойника лежали уже, обвитые простиралами, на трех столах <…>
Я наскоро собрал некоторые черты, поразившие меня наиболее в картине гнева рассвирепевшей природы и гибели человеков. Тут не было места ни краскам витийственности, от рассуждений я также воздерживался: дать им волю, значило бы поставить собственную личность на место великого события… Теперь прошло несколько времени со дня грозного происшествия. Река возвратилась в предписанные ей пределы; душевные силы не так скоро могут прийти в спокойное равновесие. Но бедствия народа уже получают возможное уврачевание, впечатления ужаса мало-помалу ослабевают и я на сем оставливаюсь».[24]
Новые свидетельства – недавно опубликованные письма императрицы Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I, к матери.[25]
«Петербург, 7 (19) ноября 1824 г., пятница, 2 с половиною часа.
Я пишу вам, любезная маменька, посреди ужасающего бедствия и даже не знаю, уйдет ли завтра мое письмо, поелику теперь мы в Зимнем дворце все равно как на корабле. За несколько часов Нева разлилась через все преграды, уже не видно ни набережных, ни парапетов, и огромные волны разбиваются о стены дворца. Наше поколение не видывало ничего подобного, однако рассказывают, что в 1777 году вода поднималась на целый фут выше, чему, возможно, способствовало меньше в то время число каналов и набережных. Сегодня утром представилось нам зрелище тягостное и ужасное. Все палубы на кораблях переломаны, барки с сеном загнаны от устья реки выше дворца, а люди на них подвергаются ужасной опасности. Император снарядил большой баркас, который стоит перед самым дворцом. Я сильно испугалась, как бы чувство человеколюбия не подвигло его самому отправиться в нем! Слава Богу, этого не случилось, но едва люди увидели сей баркас, все оробевшие стали двигаться… Мне кажется, уже с час как ветер ослабевает – дай-то Бог! Но мы будем отрезаны и останемся без всяких сообщений до завтрашнего дня. Зрелище всех сих разрушений ужасно, это хуже пожара, поелику против сего нет никакого средства. Когда вода спадет, вид будет еще более удручающий…
В 7 часов вечера.
Слава Богу, вода изрядно спала и Нева возвратилась в свое русло, однако все вокруг еще затоплено. Ветер не ослабевает, но благодаря некоторой перемене его направления, уровень воды понизился… Лошадей пришлось распрячь и отвести в дворцовые коридоры, иначе все они утопили бы. Как видите, дворец превратился в конюшню, судите сами, как высоко поднялась вода! Оказалось все-таки, что она была выше на два дюйма, чем в 1777 г., следственно, это самый высокий со дня основания Петербурга подъем…
Петербург, 11 (23) ноября 1824 г., вторник 11 часов утра.
Кронштадт, никогда прежде не страдавший от наводнений, затоплен. (Невероятное представление о явлении в те годы. В действительности наводнения в Петербурге всегда сопровождаются наводнениями в Кронштадте, где максимумы подъемов воды наступают немного раньше и оказываются несколько ниже. – К. П.)
Надобны тома, чтобы описать повсеместные бедствия. Император чрезвычайно удручен и целыми днями занят изысканием способов, дабы поправить положение, где сие только возможно. Но уже никакими силами не возвратить к жизни погибших, вот что самое прискорбное. На Петергофской дороге, в четырех верстах от города, есть одна фабрика (речь идет о чугунолитейном и металлургическом заводе, впоследствии Путиловском, ныне Кировском. -К. П.), где погибло почти двести душ, целые семьи, среди них отец, мать и одиннадцать детей!
Среда, 12 (24), в полдень.
Вчера, когда я уже кончала это письмо, Император как раз возвратился с сей фабрики, куда ездил, дабы узнать, что же произошло на самом деле. Все эти тела лежали рядами в сарае, и люди приходили, чтобы отыскать своих близких, при сем разыгрывались ужасающие сцены отчаяния. Из всего числа мертвых только четверо были мужчинами, все остальные – женщины и дети, которые находились в жилищах своих на берегу моря, в то время как сами работники были заняты на фабрике, расположенной на возвышенном месте. Вода поднималась, и когда заметили опасность, было уже поздно – не оставалось никакой возможности подать помощь несчастным жертвам. Да и в других местах города находили немало утопленниц, прижимавших к себе детей своих. Какие страдания и ужасы за несколько часов!»