«Надо было этих уток часов пять-шесть повымачивать в слегка подкисшем молоке. Или, на худой случай, минут сорок-пятьдесят подержать в самом обычном маринаде», – недовольно ворчал он про себя. – «А то, понимаешь, застрелил, и сразу же – на вертел. Впрочем, у немцев всегда с фантазией было достаточно напряжённо…».
Борман дочиста обглодал утиное бедро, негромко рыгнул, воспитанно прикрывая слюнявый рот розовой ладошкой, тщательно вытер белым хлопковым полотенцем жирные пальцы рук, после чего сообщил:
– Сеньор Рамос, я внимательно просмотрел ваши бумаги: геологические карты и планы, описание месторождений, расчёты величин запасов полезных ископаемых, подробные экономические выкладки…. Скажу одно. Весьма недурственно! Весьма…. Всё это очень и очень интересно: вольфрам, графит, железные руды, некоторые другие, достаточно интригующие вещи.… Но, зачем вы обо всём этом рассказываете мне? Формально, Шпицберген является свободной экономической зоной. Испания и сама может – при должном оформлении необходимых бумаг и, естественно, после успешного завершения нашей общей войны – заняться разработкой всех этих богатых месторождений…. Не так ли?
– Извините, но я полностью не согласен с вами, экселенц, – тут же откликнулся Денис. – Испания не располагает необходимыми людскими и финансовыми ресурсами. Только в плотном и всестороннем взаимодействии с Великой Германией мы, испанцы, видим наше Будущее. Тесное взаимодействие – по всем фронтам – вот, надёжный залог нашего грядущего общего успеха.
Рейхсканцлер понимающе усмехнулся:
– Вчера вечером я уже слышал эти слова. От вашего патрона. То есть, от уважаемого генералиссимуса Франко, с которым имел честь разговаривать по телефону…
Внутренне Денис напрягся и заледенел, стараясь – изо всех сил – внешне выглядеть максимально беззаботно, улыбаясь лучезарно и приветливо.
Борман, сделав маленький глоток коньяка из серебряного стаканчика, на пару секунд довольно прикрыл глаза, жадно облизал тонкие губы и непринуждённо продолжил:
– Да-да, уважаемый дон Франсиско именно так мне всё и объяснил…. Что же, в этих умозаключениях есть здоровое зерно и стройная логика. Думаю, что в самом скором времени мы обсудим предложенные вами проекты более подробно, с привлечением учёных-экспертов и опытных экономистов…. Кстати, генерал Франко очень тепло отзывался и о вас лично, дон Оскар. В частности, о ваших профессиональных качествах и недюжинных разносторонних талантах. И даже любезно согласился, чтобы вы приняли участие в некоторых важных геологических изысканиях, проводимых нашими специалистами на балтийском острове Узедом. Правда, выделил на это всего две недели. Собирается, видите ли, отозвать вас обратно, в Испанию…
«Что ещё за бред горячечный?», – искренне недоумевал Денис. – «Как мог генералиссимус Франко, с которым я не знаком, тепло отзываться о моих профессиональных качествах и недюжинных талантах? Что значит: – «Выделил на это всего две недели»? А, вот, ещё характерный перл, мол: – «Собирается отозвать вас обратно, в Испанию»? Может, обычная пошлая провокация? Непохоже. Нет, надо завтра срочно связываться с Москвой, запросить разумные объяснения и чёткие инструкции…».
Судя по удивлённым круглым глазам Третьякова, он также ничего не понимал. Более того, был не на шутку встревожен.
Борман, вяло покусав тощее утиное крылышко, предложил:
– А теперь давайте-ка попробуем напиток из второй бутылки. Ну-ка, талантливый сеньор Оскар, откройте пробку, понюхайте…. Что это такое, как вы думаете?
Денис, сильно упираясь пальцами, с трудом выдавил пробку из узкого горлышка бутылки, старательно принюхался и – через пятнадцать-двадцать секунд – сознался:
– Знаете, экселенц, честно говоря, я теряюсь в догадках. И характерный пивной аромат, без сомненья, присутствует, и фруктовой неочищенной водкой, определённо, пахнет…
– Браво, браво! – рейхсканцлер несколько раз вяло похлопал одной пухлой ладошкой о другую. – Это не что иное, как классический немецкий пивной шнапс, мой любимый напиток. Знаете, как он изготовляется? Не знаете? Хорошо, коротко расскажу…. На первом этапе процесса берётся выдержанное светлое пиво и заливается в обычный перегонный аппарат. Вот, именно, в обыкновенный самогонный аппарат! Пиво тщательно перегоняется, получается крепкая пивная самогонка. А потом этой самогонкой укрепляют обычное свежее пиво, каждый – на свой вкус…. В данной бутылке содержится «золотая» немецкая классика: литр пивного самогона двойной перегонки и литр светлого баварского пива. Разливайте, сеньор Рамос, вон в те высокие бокалы. Смело лейте!
Опытный рейхсканцлер предсказуемо оказался прав, всё содержимое зелёной бутылки – тютелька в тютельку – поместилось в рекомендованных бокалах.
– Пить данный напиток надо только крупными глотками, желательно – до половины за один раз, – скупо пояснил Борман. – Ну, за нашу победу…
Вкус пивного шнапса показался Денису знакомым, то бишь, явственно напоминал о существовании русского народного напитка под ёмким названием – «ёрш». Разве что – в данном конкретном случае – вкусовые рецепторы явственно ощущали некую приятную «бархатинку». Он поставил наполовину опустевший бокал на стол и немного расслабился – в голове приятно зашумело, внезапно-проснувшийся аппетит выражал настойчивое желание ещё раз отведать тёмного мяса дикой утки, вкус которого представлялся уже почти приятным…
По лестнице звонко застучали торопливые шаги, и в зал вбежал один из «кожаных плащей».
– Партайгеноссе! – как резанный завопил охранник. – Английские бомбардировщики прорвались! Восемь штук наши зенитчики сбили, а два – прорвались через грозу! Летят прямо сюда! Видимо, прав был штурмбанфюрер Шульц, кругом вражеские агенты, кругом…
Рейхсканцлер неожиданно побледнел и несолидно засуетился:
– Извините, дорогие друзья, но мне надо срочно спуститься в подземное укрытие. Я не могу позволить себе – погибнуть в такое трудное для Великого Рейха время. Фюреру без меня будет очень тяжело…. Извините, ещё раз!
Борман, невежливо отодвинув Третьякова в сторону, устремился к лестнице.
– И вам, господа, я настоятельно рекомендую спуститься вниз, – обратился к Денису и Гарику «чёрный плащ». – Скорее всего, именно этот маяк и является конечной целью подлых англичан. Больно уж целенаправленно идут, собаки бешеные. Строго по прямой…
Денис спускался следом за Третьяковым, перед которым маячила широкая чёрная спина телохранителя Бормана. В нижнем холле маяка охранник, резко остановившись, заявил:
– Извините, господа, но вас я не могу пропустить в подземное укрытие. Должностные инструкции строго запрещают.
Рейхсканцлер – тем временем – уже скрылся за массивной железной дверью. Судя по звуку его шагов, там была оборудована ещё одна лестница, ведущая глубоко под землю.
– И, куда нам теперь? – недоумённо спросил Третьяков.
«Чёрный плащ» равнодушно пожал кожаными плечами:
– Не знаю, честное слово. Попробуйте спрятаться где-нибудь снаружи, только от маяка отойдите подальше. Там, возле морского берега, имеется небольшой сосновый лесок, песчаные дюны…
За дверью старого маяка стоял-властвовал тихий июньский вечер. Тускло-жёлтое солнце робко выглядывало из-за пухлых сиреневых туч, обещавших весёлый летний ливень. Над светло-серой песчаной косой – чёрными быстрыми молниями – мелькали шустрые стрижи. На море установился полный и безграничный штиль. Тёмная вода – огромным нескончаемым зеркалом – разлилась до самого горизонта…
– Чёрт, скоро начнётся нешуточная гроза, могли – хотя бы – выделить по паршивому плащу. Вот же, жадные морды, засранцы натуральные! – всерьёз обиделся Гарик. – Если под английскими бомбами не умрём, так до последней нитки промокнем под дождём. Всё, как и всегда. Не понос, так золотуха….
Денис, слегка хлопнув Третьякова по плечу, посоветовал:
– Кончай, любезный Фриц, ерундой заниматься. Надо быстро спрятаться куда-нибудь. В любой момент – из подозрительных сиреневых туч – могут вынырнуть английские бомбардировщики. С ними долго не поговоришь, мокрого места не останется…
Они, не тратя времени на пустые разговоры, побежали в сторону ближайшего соснового леса, видневшегося в полукилометре на севере, за низкими серо-жёлтыми дюнами. Когда до спасительных деревьев оставалось метров тридцать-сорок, над головами угрожающе и зловеще загудело.
Добежав до леса, Денис крепко ухватился руками за тёплый ствол высокой сосны и задрал голову вверх – два тёмно-тёмно-зелёных самолёта грузно заходили со стороны моря, оставляя мрачные сиреневые тучи чуть в стороне.
– Вот же, блин горелый! – Третьяков нервно перешёл на язык родных рязанских берёзок. – А, как же хвалёные немецкие асы? Где эти непроходимые и надёжные кольца Генриха Геринга? Бардак полнейший! Нет, надо же! Столько дешёвого трёпа, а как доходит до дела, так только полный и стыдливый «пшик». Я – на месте Адольфа Гитлера – вешал бы всех этих хвастунов на Центральной площади Берлина. Причём, сугубо за интимные места…
Денис, ловко упав в невысокие кустики вереска, сильно дёрнул Гарика за брючину и велел – злым «командирским» голосом:
– Капитан Третьяков, немедленно замаскироваться! Перейти на немецкий язык! На гауптвахте – при первом же удобном случае – сгною! Твою мать.
– Я воль, герр майор! – падая на землю, пообещал Гарик. – Просто обидно стало…. Как пивной шнапс жрать под дикую утятину, так все равны. А, как прятаться от английских бомб, так пожалуйте на улицу, ибо мордой и экстерьером не вышли…. Вот же, лицемерные уроды! Ничего, сейчас английские джентльмены подбросят красного молотого перца – под ваши трусливые хвосты…
– Ну, и что, собственно, не устраивает? – удивился Сергей.
– Всё! – изобразив на физиономии гримасу брезгливого отвращения, заверил Конкин. – Для кого написана эта глава?
– Для людей, конечно.
– Какие, Хрусталёв, люди, в конскую задницу? Ты, морда, пишешь для читателей! Сиречь, для конкретных потребителей, имеющих чёткие и однозначные предпочтения…. Так, вот. Потребителей, читающих авантюрно-приключенческую литературу в «бумажном» виде, не интересуют ни подробные историко-географические очерки, ни кулинарные рецепты, ни гнилые философские изыскания. Для всего этого существует профильная литература. Понимаешь?
– Нет, не понимаю, – набычился Хрусталёв. – Я к людям привык относиться с уважением. Зачем же их приравнивать к однобоким недоумкам и причёсывать под единую гребёнку? Кстати, а что – по твоему авторитетному мнению – интересует современного читателя-потребителя авантюрных романов?
– Погони, драки, преследования, схватки, поиски, трупы, сексуальные сцены, убийства…. Короче говоря, высочайшая динамика процесса. Больше ничего. Всё должно быть непритязательно, доходчиво и просто. Как говорится, вперёд и вверх. За разлапистыми орденами и громкой славой, не ведая сомнений…
– А, размышления о смысле жизни? А, жаркие споры – возле дружеского походного костра? Муки жгучей ревности, в конце-то концов?
– Дурак ты, Хрусталёв, – поморщился Конкин. – Почему твои разведчики не замочили Бормана?
– Им надо было получить пропуска в тайную подземную лабораторию, где фашисты обогащали урановую руду.
– Молчи лучше. Молчи…. Да, не получилось из тебя писателя…
Шестой параграф. Ретроспектива 03. Глухие кайманы
Помолчав с минуту, Хрусталёв – сугубо для очистки совести – решил немного поспорить.
– В этом романе насчитывается двадцать пять глав, – заявил он. – И только одна глава, посвящённая встрече с Мартином Борманом, является относительно-спокойной и неторопливой.
– Ни одной быть не должно! Динамика, она не терпит перерывов. Даже кратких.
– А Бормана – в самом конце книги, уже в 1955-ом году – ребята, всё же, убьют. Взорвут – к чёртовой матери. В Аргентине.
– Это пошло, – подключился к разговору Крыленко.
– Что – пошло?
– То, что Бормана взорвут в 1955-ом году, причём, именно в Аргентине. Стереотип такой, давно затасканный и всем известный.
– Конечно, известный, – согласился Хрусталёв. – Потому, что это – чистая правда.
– Что – правда?
– Всё. Несколько лет тому назад, в Буэнос-Айресе, уважаемый и донельзя правдивый сеньор Аугусто Романо-и-Гарсия, родившийся в 1930-ом году в почтенной семье русских эмигрантов первой волны, целый вечер рассказывал мне о сказочной бело-голубой стране под гордым названьем – «Аргентина». Отдельный раздел этого увлекательного и цветастого повествования был посвящён далёкому 1955-му году. Именно тогда свергли классического диктатора Перрона, а ещё через месяц после этого знаменательного события – в Аргентине и Парагвае – неизвестные диверсанты уничтожили нескольких высокопоставленных наци, сбежавших в 1945-46-ом годах из поверженной фашисткой Германии в страны Южной Америки. Дон Аугусто уверял, что лично видел, как по центральной улице одного провинциального аргентинского городка проносили закрытый гроб с останками Мартина Бормана. Закрытый, потому что бывший рейхсканцлер НСДАП был подло взорван русскими шпионами – в доме собственной любовницы – с применением целой тонны динамита…
– Это ровным счётом ничего не меняет, – небрежно и вальяжно отмахнулся Крыленко. – Всё равно, пошлый и глупый стереотип.
– Разве правда может быть глупым стереотипом?
– Может. По крайней мере, в голове у читателя, который пройдёт мимо книжной полки, не побеспокоив кошелька…. А ещё мне очень не понравились эти серые глухие кайманы…. Дай-ка, Гена, текст. Ага, нашёл. Зачитываю…
Переночевал он относительно спокойно – под разлапистым кустом, смутно напоминавшим банан. Разбил походный лагерь. Пока совсем не стемнело, решил немного порыбачить. Мол, когда ещё доведётся половить рыбки в самой настоящей тропической реке? Достал из рюкзачного кармана классическую донку, насадил на крючок № 12 большую и шуструю цветную лягушку – ту, что первой подвернулась под руку. Помня о наставлениях Креста – относительно местных ядовитых тварей – Денис предварительно надел на ладони толстые брезентовые рукавицы. Закрепив наживку на крючке, он старательно раскрутил снасть над головой, забросил её в воды Уны метров на тридцать пять, а свой конец лески крепко привязал к неизвестному приземистому кусту, нависавшему над берегом уже дремлющей реки.
Через полчаса куст отчаянно задёргался, словно бы собираясь вырваться из земли на свободу и убежать в неведомую даль.
Понимая, что клюнуло что-то по-настоящему серьёзное, Денис торопливо натянул на ладони всё те же плотные брезентовые рукавицы: любой мало-мальски опытный рыбак прекрасно знает, что рыболовная леска, на конце которой «сидит» крупная рыбина, может порезать руки ничуть не хуже, чем острая бритва…
Минут через восемь – после отчаянной и бескомпромиссной борьбы – он вытащил на пологий речной берег тридцатикилограммового сома. Натурального сома, только с очень длинными и толстыми многоярусными усами и крупными жёлто-оранжевыми пятнами на боках.
Или же эти пятна просто так выглядели – в черноте тропической ночи и в отблесках яркого походного костра? Как бы там ни было, но пойманная рыба и на вкус оказалась сомом. Обычным сомом, запечённым в обычных углях обычного, уже остывающего тропического костра…
Утром Денис отправился в путь очень рано. Ещё и семи часов не было, краюшек оранжевого солнца только чуть-чуть выглядывал из-за неровной кромки сельвы. Над тёмными водами Уны – отдельными замысловатыми гиперболами и параболами – поднималась призрачная молочно-белая дымка. На востоке разливалось розово-алое полотнище молодой тропической зари. В густых прибрежных зарослях – о чём-то тревожном и важном – громко кричали беспокойные разноцветные попугаи.