– Откуда у вас это? – спросил старший по обыску в моей квартире.
– Понятия не имею! – честно ответила я. И повторила: – Это не мое!
– То есть, вы хотите сказать, что эти вещи вам подбросили? Кто? Когда?
Тут я задумалась всерьез. Могу поклясться, что с того момента, как под окном завыла машина, и до этого обыска в моей квартире не было посторонних, кроме присутствующих здесь же оперов! Как они сами представились ночью. Документов я у них не спрашивала. Не они же мне это подбросили! Судя по лицам, документы блондина сотрудники милиции видят впервые и очень ими заинтересованы.
Высокий так и сказал:
– Теперь мы можем установить его личность! Хоть что-то!
– Спокойнее, Олег, – одернул его старший. Теперь я узнала имена обоих. Они же узнали имя блондина.
– Как странно! Его фамилия вовсе не Васильев! – воскликнула я, взглянув на водительские права блондина.
– А инициалы не Е. Т., – съязвил высокий. – Хватит разыгрывать святую наивность! Это уже не смешно!
Мне тоже было не смешно.
– Северный Максим Александрович, тысяча девятьсот семьдесят четвертого года рождения, – прочитал тот, кто распоряжался обыском в моей квартире.
– А выглядит старше, – невольно вздохнула я, имея в виду того блондина, которого видела ночью. Мертвого. Я подумала, что ему лет сорок, такой он был старообразный в свете уличного фонаря.
– Когда и где вы познакомились? При каких обстоятельствах? – гнул свою линию мой враг. Я просто-таки вынуждена после всего случившегося отнести его к категории врагов!
– Мы не были знакомы, – с сожалением сказала я.
– Значит, факт знакомства с гражданином Северным вы отрицаете? А как же его документы?
– Я не знаю, как они оказались в квартире.
– Ночью здесь были посторонние?
– Да.
– Кто конкретно? Имена, фамилии?
– Вы. Вы были здесь ночью. А больше никого.
Высокий вдруг посмотрел на меня с непонятной ненавистью!
– Если бы она была мужчиной… – сквозь зубы процедил он. Разумеется, видеокамера этого не зафиксировала. Объектив и микрофон были направлены в мою сторону.
– Ладно. Продолжаем обыск, – сказал его начальник.
И они стали продолжать. Я же ломала голову: как ключи и документы могли оказаться в моей квартире? В шкафу, под стопкой выглаженных пододеяльников? Ведь, кроме меня, здесь не было никого! Я могу поклясться в этом на Библии! Во второй раз за этот бесконечный день мне показалось, что я схожу с ума. Первый раз на улице, возле воющей машины. А второй – сейчас. Словно подслушав мои мысли, оперативник, руководящий обыском, спросил:
– У кого еще есть ключи от вашей квартиры?
– У моей мамы.
– А еще?
– Больше ни у кого.
– А на случай, если вы их потеряете?
– Я никогда ничего не теряю! – с гордостью ответила я. – Пунктуальность и аккуратность – два моих самых ценных качества! Я так и указала в анкете.
– В какой анкете?
– Которую заполняла при приеме на работу. В крайнем случае второй комплект есть у мамы, а она живет неподалеку.
– А именно?
– Минутах в десяти ходьбы.
– Насчет ключей мы проверим.
Я на мгновение вновь прониклась к нему симпатией. Хотя и не представляла, как мама крадется ночью в мою квартиру, чтобы подбросить документы и ключи от синего «Фольксвагена», в багажнике которого лежит труп. Они с блондином не были знакомы, мои родители. Я уверена в этом на сто процентов.
И вдруг я вспомнила: мне же надо позвонить! Со всеми этими хлопотами совсем позабыла! Меня же любят! Меня же ждут! Я воскликнула «О Боже!» – и хлопнула себя ладонью по лбу.
– Вспомнили, как и где познакомились с потерпевшим? – вскинулся высокий.
– Нет! Я вспомнила, что мне надо позвонить!
– Кому? Личному адвокату?
– С чего вы взяли, что мне нужен адвокат? Я хочу позвонить человеку, который очень ждет моего звонка. Это личное.
Они переглянулись. Я подождала с минуту, потом робко спросила:
– Можно?
– Хорошо. Звоните. Вы пока не задержанная.
Я кинулась к телефону и поспешно стала набирать номер. Высокий внимательно следил за тем, на какие кнопки нажимает мой палец. Мне было все равно. Я только скажу два слова. «Милый, возможно я задержусь». Или: «Давай отложим наше свидание на вечер». Потом скажу: «Целую, люблю». И все. Моя личная жизнь будет спасена.
Когда в четвертый раз за день в трубке раздались долгие гудки, мне стало не по себе. Да что там могло случиться? Я сидела, прижав к уху телефонную трубку, и чувствовала, что в третий раз за день схожу с ума. Это уже не подчинялось никаким законам логики! Даже моей!
– Вы уже пять минут сидите с телефонной трубкой в руке, – напомнил мне тот, кто руководил обыском в моей квартире. – Быть может там, куда вы звоните, никого нет?
– Этого не может быть!
– Но, судя по тому, что никто не берет трубку…
И тут раздался удивленный возглас участкового:
– Опаньки! Смотрите-ка!
– Спокойно! Не трогать! – рявкнул высокий.
Я оторвала взгляд от телефона и обернулась: что там? Что такое? Ах, они добрались до моего нижнего белья! К белью я отношусь трепетно. Оно у меня дорогое и обязательно французское. Все с этикетками известных фирм. На курсах секретарей-референтов я услышала не только историю про Илону, которая запала мне в душу. Я хорошо усвоила: «У настоящей женщины должно быть три дорогих вещи: духи, белье и сигареты».
Я не курю. Что касается духов, то мой консерватизм в этом вопросе непреодолим. Начиная с девятого класса, когда я начала пользоваться косметикой, мои духи всегда называются одинаково. Они называются «Быть может». И быть может поэтому я так несчастна в личной жизни. Была. До недавнего времени. Если мы вычеркиваем два слагаемых, остается третье. Дорогим у меня было только белье. Эта статья расходов пробивала ощутимую брешь в моем бюджете. Хорошо, что я мало ем. И в еде неприхотлива. Но зато кружевное французское белье на моей высокой фигуре смотрится неплохо. Жаль, что этого никто не может оценить.
Значит, мое белье поразило их воображение. Я отметила это с удовлетворением. Оно хранится отдельно, и не в шкафу. В серванте, в нижнем отделении. Бюстгальтеры и трусики переложены подушечками саше. Его запах называется «зеленый чай». Сами подушечки тоже зеленые. Из атласной ткани. Вот оттуда, из нижнего отделения моего старого серванта (еще бабушкиного), участковый достал странный сверток. Могу поклясться, что никогда раньше я его и в глаза не видела!
Это было нечто, завернутое в обычное кухонное полотенце. Вещь, которая никак не могла оказаться в моем французском белье. Если только я окончательно не сошла с ума. Телефонная трубка все еще была в моей руке, и в ней по-прежнему раздавались долгие гудки. Пока сверток несли к столу, я аккуратно положила ее на рычаг. В душе стало так пусто, словно оттуда ушло все тепло. Ноги похолодели.
Сверток лег на стол, тот, кто руководил обыском, аккуратно, едва касаясь пальцами полотенца, развернул его. Я тупо смотрела на открывшийся взорам предмет, присутствующие в комнате мужчины неотрывно смотрели на меня.
Это был нож. Обычный кухонный нож. То есть не совсем обычный. Потому что он был большой. Таким ножом режут мясо, а если под рукой нет специального молотка, тяжелой рукояткой отбивают куски, пока они не дадут сок. Я и сама так делаю, потому что набор кухонной утвари у меня минимальный. Итак, у ножа было широкое, длинное лезвие с бороздкой и тяжелая рукоять. Как он оказался в моем французском белье? Этот вопрос возник не только у меня, но и у сотрудников милиции.
– Что это, Диана Сергеевна? – спросил старший.
– Это нож.
– Ваш нож? – уточнил он.
– Похоже, что нет. Этого ножа в моем доме раньше не было.
Они с высоким вновь переглянулись. «Ну и нервы!» – сквозь зубы сказал высокий. Или Олег. Так его звали. Я поправила очки. Лезвие ножа было чистым. Равно как и его рукоять. Зато на кухонном полотенце имелись какие-то бурые полосы.
– Разумеется, его протерли, – сказал старший опергруппы. – Уничтожали отпечатки. Но на лезвии и у основания рукояти остались микрочастицы. Биологического вещества. Эксперты с легкостью определят, если этот нож является орудием убийства. Есть еще специальная экспертиза, которая может определить, есть ли на ноже ваш запах, Диана Сергеевна.
Вот тут мне стало смешно! Какой еще запах! Оно же сплошь пропахло саше! Кухонное полотенце, в которое завернут нож! Ваша хваленая экспертиза получит только «зеленый чай»! Ничего у них не выйдет!
Видимо, уловив движение моих губ, высокий спросил:
– Что вас так развеселило, Диана Сергеевна?
– Ничего. Это я так. Нервное.
– Нервы у вас, как канаты. По-прежнему будете утверждать, что все эти вещи видите впервые?
Разумеется, он имел в виду ключи от машины, портмоне и нож. Что мне оставалось делать? Я кивнула:
– Впервые.
Они отнеслись к этому спокойно. Я начала подозревать, что знаю еще не все. Еще один кролик сидит у них в шляпе. Но они не торопятся его вынимать. Остается только догадываться, почему?
– Диана Сергеевна, – официально сказал старший, – по результатам обыска мы вынуждены вас задержать. До выяснения обстоятельств.
– То есть… Как это? Задержать? – испугалась я. – А как же мое свидание?
– Свидание подождет, – отрезал высокий.
– Чего подождет?
– Результатов экспертизы. Посидите пару дней у нас в отделении. Поскольку суббота. В понедельник следователь рассмотрит ваше дело и решит, как с вами поступить. Отпустит либо предъявит обвинение. И изберет меру пресечения. Тогда уже вы перейдете в разряд подследственных.
– В чем? В чем мне предъявят обвинение? – заволновалась я.
– А вы еще не поняли? В убийстве гражданина Северного Максима Александровича!
Тут я почувствовала, что в четвертый раз за день схожу с ума. Это уже было слишком!
– Это какое-то недоразумение! – отчаянно сказала я. – Никого я не убивала!
– Все так говорят.
– Но…
– Собирайтесь. Советуем одеться потеплее.
– А нельзя мне… остаться? Поскольку суббота… – неуверенно сказала я.
– Э, нет! – возразил высокий. – Девушка вы резвая, мужа-детей у вас нет. Того и гляди, кинетесь в бега. Ищи потом ветра в поле!
Я кинула отчаянный взгляд на телефон:
– А позвонить можно?
– Поскольку вы теперь задержанная, то нельзя, – сказал старший. – Собирайтесь.
– Но мне на работу в понедельник!
– Вы что, еще ничего не поняли? Вас подозревают в убийстве! Здесь улик… – он развел руками. – На три уголовных дела хватит!
Сосед по лестничной клетке посмотрел на меня сочувственно. Все это время он молчал, как, впрочем, и дядя Вася, второй понятой. Но взгляд у него был другой. Я бы сказала, пытливый. И запоминающий. Профессиональный. А кем он работает? И где? Я ничего не могла сказать о своем соседе напротив, тем более не хотела при нем одеваться.
Его и дядю Васю все-таки отправили на кухню, но одну меня не оставили. Пришлось одеваться при посторонних. Меня колотила мелкая дрожь. Не понимаю зачем, но я оделась точно так же, как каждое утро на работу. Словно и в самом деле собиралась на работу в офис. Разумеется, все, что со мной происходит, – всего лишь недоразумение, которое в скором времени разрешится!
Я же Дана Кузнецова! И я ни в чем не виновата!
На вешалке в прихожей висело мое пальто. Из плащевой ткани. Новое пальто, которое я купила в начале ноября, конечно же, на рынке. Вы наверняка встречали на улицах подобные пальто. Хит нынешнего осенне-зимнего сезона. О его цвете надо сказать особо. Времена моей туманной юности пришлись на период тотального дефицита товаров. Как промышленных, так и продовольственных. Джинсы, которые тогда можно было купить, сплошь были радикального синего цвета. Густо замешанный ультрамарин. Чтобы придать штанам индивидуальность, мы их «варили».
Рецепт прост: надо опустить джинсы в тазик с водой и насыпать туда же хлорки. Либо отбеливателя. Тазик поставить на плиту и варить штаны несколько часов. То, что получится в результате, называется «варенка». А если каждую штанину завязать на колене узлом, выходит невообразимое. Вверху синее, к середине штанин все светлее и светлее, на коленях почти белое пятно, а внизу краски вновь сгущаются. К чему я все это рассказываю? Да к тому, что мое новое пальто точно такое же! Полагаю, я купила его, поддавшись порыву. Воспоминаниям юности. Только было оно не из синей ткани, а из бордовой, но эффект «варенки» присутствовал. У меня создалось ощущение, что пальто дважды завязали узлом и искупали в кипящей воде с добавлением хлорки. Вверху оно темное, к талии, где завязывается пояс, светлее, потом вновь темная полоса, снова светлая, а низ совсем темный. Представили? У вас богатое воображение! Как и у дизайнеров, работающих на наш вещевой рынок.
Деньги я копила с лета, в отпуск на Канары не ездила, бриллиантов не покупала, поэтому к новому пальто смогла купить и новые зимние сапоги. Типа «унты». Так и было написано на ценнике: «унты». В таких оленеводы гоняют по бескрайним просторам Севера оленьи упряжки. Каждый год нам обещают суровую зиму, а я человек легковерный. К нынешней «суровой» зиме подготовилась основательно. Теперь мои теплые унты чуть ли не каждый день благополучно мокнут под дождем, мех на них висит сосульками, а на замшевых носах – белые разводы. Зато оленеводы моей бескрайней, как просторы Севера, души спокойны.
Все это я и надела, отправляясь в тюрьму.
Как меня увозили, видел весь двор. Потому что была суббота. После полудня люди вернулись с рынка, те, кто побогаче, набегались по магазинам. Хлебом запаслись достаточно, и в качестве развлечения их ожидало зрелище. Шоу под названием: «Дану Кузнецову из второго подъезда увозят в наручниках». Оваций не надо, цветы в машину.
Насчет наручников я, конечно, преувеличила. Сопротивления не оказала, и мне стали доверять. Благоразумие – гарантия вежливого обращения. Отвезли меня в отделение. И посадили за решетку.
Однако случилось нечто странное. Перед тем как я очутилась в камере, у меня изъяли личные вещи. После того, как обыскали. В том, что их изъяли, ничего удивительного нет. И в том, что обыскали, тоже. Вдруг в кармане моего замечательного пальто окажется столовая ложка, и я начну рыть подкоп, раздвигая черенком бетонные плиты пола? Или ключами от квартиры начну перепиливать прутья решетки? Ведь именно их у меня и изъяли. Отсюда вывод: ключи – инструмент, при помощи которого можно совершить побег.
Странность же заключалась в том, что после того как из моего правого кармана вынули ключи от моей собственной квартиры, из левого вынули ключ от чьей-то еще. Некоторое время я смотрела на него с недоумением. Откуда это взялось в моем кармане? Я не помню, чтобы клала туда какой-то ключ.
Зато сотрудники милиции, привезшие меня в участок, переглянулись и заметно оживились. Я вновь вспомнила про кролика в шляпе. Надо сосредоточиться, иначе, увидев лопоухого, распущу свой болтливый язык. Я не люблю фокусы. И вообще: терпеть не могу цирк. Поэтому цирка в моей жизни было мало, только развод. Вот уже больше десяти лет рыжая Дана Кузнецова не выходит на арену и не говорит «ап!».
После того как все опасные предметы были изъяты, я получила передышку. Самое время, потому что мне надо было сосредоточиться и хорошенько обдумать свое положение. Скверное, как никогда.
Самое же интересное началось через несколько часов. Потом я поняла, что мне дали время для того, чтобы осознать весь ужас моего положения. Это была психологическая подготовка. Несколько часов за решеткой должны были сломить мою волю. Мне полагалось раскиснуть, пропитавшись вонью «обезьянника», в котором ночевала парочка бомжей, заплеванного пола, отвратительных стен и тусклого света. Но я плохо видела в сумерках, поэтому отвратительные подробности не впечатлили.
К сожалению, я отношусь к типу людей, который можно охарактеризовать так: «человек критической ситуации». В обычной жизни я похожа на амебу. Беспозвоночное существо, неспособное оказать сопротивление. Я никогда не устраиваю скандала, если меня обвешивают или обсчитывают, не требую прибавки к зарплате, а тем более чтобы платили в евро, безропотно забираю испорченное портнихой платье и так далее. Эти бытовые мелочи не пробуждают мою жизненную энергию.