– А почему вы сюда пришли? Утром?
– Догадайся с трех раз, – усмехнулся маленький.
– Ах, да! Счет на оплату коммунальных услуг! Васильева Е. Т.!
– Молодец!
– Вы увидели на столе мою фотографию, на простыне кровь, и… О Господи! Ну теперь мне все понятно!
– Это хорошо, что ты такая сообразительная, Дана Кузнецова, – сказал высокий, протягивая мне стакан. Вода в нем была кипяченая, из чайника, и я поняла, что он меня зауважал. – Давай-ка присядем.
Я сделала глоток и оглядела комнату. На простыню с бурыми пятнами мне не хотелось садиться, я выбрала старое кресло. Уселась в него и стала не спеша пить воду. Зато моих мучителей бурые пятна не смущали. Особенности профессии. Высокий уселся на диван-кровать, и тяжело вздохнул:
– Упрямая ты баба, Дана Кузнецова. Но ты хотя бы понимаешь, что дело твое труба?
– Я никого не убивала, – машинально сказала я, делая еще глоток.
– Ну хорошо. Давай по порядку. Ты здесь была?
– Не знаю.
– Фотография твоя?
– Да.
– Лифчик твой?
– Похоже.
– Про лампочку и чайник знаешь?
– Да.
– Выходит, что ты здесь была. Так?
– Не знаю.
– Ты что, не можешь сложить два и два?
– Могу. У меня была пятерка по алгебре. Постойте-ка… – И тут до меня дошло. Сложить два и два! Есть простой тест! Он позволит узнать с точностью до ста процентов, я или не я зарезала блондина! – Сколько раз его пырнули ножом?
– Три. Проникающих ножевых ранения на теле – три. Одно смертельное.
– Это не я. На все сто.
– Из чего такой вывод? – удивился маленький.
– Если бы его ударили ножом один раз. Или пять. А лучше десять. Тогда бы я сейчас же призналась в убийстве. Без колебаний. Но я не могла ударить его три раза! Ну не могла, и все! Это была не я!
– Почему же ты не могла ударить его ножом три раза? – переспросил высокий.
– Потому что все, что я делаю, кратно десяти! – выпалила я.
– Так. – Это уже сказал маленький. – Теперь под дурочку косим. Старый трюк. Решила прикинуться сумасшедшей. У тебя неплохо получается. Но скажу сразу – номер пустой. Мотать тебе срок за убийство, Кузнецова. На суд твой аргумент не произведет впечатления. «Все что я делаю, кратно десяти», – передразнил он. – Олег, как тебе?
– Встречал я в жизни придурков, но эта… Эта – нечто! – и высокий покрутил пальцем у виска.
– Теперь я начинаю понимать… – Я и в самом деле о многом теперь догадывалась. – Вы привезли меня сюда, чтобы, увидев кровь, свой портрет и прочее, я призналась в убийстве. Чтобы я взяла на себя это… это… Чудовищное злодеяние! Вот!
– Милая, ты напрасно стараешься, – вздохнул высокий. – Напишешь ты признание или нет, это ничего не меняет. Улик предостаточно. Ты пойдешь под суд, и тебе без малейших колебаний влепят лет десять. А вот если ты расскажешь, что убила его из ревности…
– Из ревности? – спросила я.
– Именно. Дело молодое. Ведь он был женат. Втайне от супруги снял эту квартиру, где вы встречались. Ты надеялась, что он на тебе женится. Он и обещался. Разведусь, мол, буду платить алименты. А с тобой, Дана Кузнецова, пойду под венец. И вот ты ему надоела, и твой любовник сказал правду. Что не хочет на тебе жениться. Прошла любовь, завяли помидоры. И чувства твои понятны. Услышав это, ты пришла в состояние аффекта и ударила его ножом. В этом случае картина меняется. И суд будет на твоей стороне. Ведь он же обманул тебя, подлец!
– Получается, что так, – согласилась я.
– Ну вот, видишь! – обрадовался высокий. – Все мы, мужики, гады и сволочи. И поступок твой с этой точки зрения правильный. Хотя и незаконный.
– И сколько мне дадут? За состояние аффекта?
– Немного, – заверил меня маленький. – Раза в два меньше.
– То есть десять разделить на два – получается пять.
Вот эта арифметика была мне понятна. Я задумалась. Скорее всего, он врет. Я ведь не читала Уголовный кодекс. Сначала надо проверить, а потом уже делать выводы. Убивала я блондина или не убивала. Я посмотрела на высокого, и его лицо вновь показалось мне симпатичным. Да и маленький ничего. Наполеон ведь тоже был маленького роста. Они искренне мне сочувствуют и хотят помочь. А я, дуреха, сопротивляюсь.
Вот всегда так! Критическая ситуация меня мобилизует. Когда мне делают плохо, я становлюсь нормальным человеком. И способна защищаться. Но если со мной по-хорошему, становлюсь амебой. Лучше бы он по-прежнему на меня кричал! Я ведь признаюсь в убийстве лишь для того, чтобы сделать им приятное. Такова уж моя натура.
Невольно я вздохнула.
– Ну что, Дана Кузнецова? Будем писать? – надавил на меня маленький.
Если бы он не поспешил…
Да, вот если бы он не поспешил… Они слишком уж торопились. Все понятно: суббота. Ночное дежурство. Погода – дрянь. А тут попалась упрямая девка, ко всему прочему рыжая. С веснушками по всему лицу. Они же меня ненавидят! Да, да! Именно так! Я мешаю им отправиться по домам, в теплые постельки, к своим женам! Или в кабак, отмечать раскрученное убийство! Они уже все распланировали, весь следующий воскресный день, а я им мешаю! Я не Дана Кузнецова! Мое имя здесь – «рыжая сука»! Или «наглая рыжая дрянь»!
Я уже говорила, что не люблю, когда не любят меня. Вновь сложилась критическая ситуация, и силы мои были мобилизованы. Я сделала глоток из бокала, который все еще держала в руке и ровным голосом сказала:
– Я никого не убивала.
Видимо, они очень устали. После бурной ночи они устали настолько, что даже не в состоянии были вновь на меня орать. Нам надо было взять тайм-аут.
Высокий поднялся с дивана-кровати и сказал:
– Ну хорошо. Поехали обратно в отделение. Я уже понял, что времени у тебя было мало, чтобы понять всю серьезность положения. Посиди-ка ты в камере, Дана Кузнецова. Подумай. Да и мы отдохнем.
– Согласна.
Я поднялась из кресла и поставила на стол пустой бокал. Машинально взглянула в окно. Вид за окном что-то мне напомнил. Вообще у меня было странное чувство. Я и узнавала эту квартиру, и не узнавала. Я узнавала место, но не узнавала события, которые здесь происходили. Память подсказывала мне другое. Не было драмы. Была мелодрама.
Или я и в самом деле сошла с ума? Нет, это неправда! Число ножевых ранений не кратно десяти! От этого я и буду отталкиваться!
– Можно мне в туалет? – спросила я.
– Иди, – милостиво кивнул маленький. – Но дверь не запирай. Только прикрой.
Я кивнула и направилась в ванную комнату. Санузел в этой квартире был совмещенный. Что меня не удивило. Удивило другое. Во-первых, лампочка. Она горела. Ах, да! С лампочкой все понятно! Это они ее ввернули! Надо же было осмотреть квартиру, где зарезали красивого блондина!
А во-вторых… Во-вторых, у меня подогнулись ноги. В ванной комнате на вешалке среди полотенец висел мой халат. Это был мой халат, в этом я не сомневалась ни секунды. Он был моего цвета и пах мною. Я прекрасно помню одну из своих любимых вещей. Халат был желтый и пушистый, как цыпленок. Если учесть, что у меня рыжие волосы, смотрелась я в нем очаровательно. Я надевала его от силы пару раз, а потом спрятала в шкаф до лучших времен, чтобы надеть после жарких объятий любимого. Надену на разгоряченное тело, и желтый цыплячий пух еще больше будет мне к лицу.
И вот теперь халат висел в этой ванной комнате. Я могла оставить его здесь только в одном случае: если бы моя мечта сбылась. Если бы сбылась любовь. Выходит, я и в самом деле встречалась здесь со своим любовником? С женатым человеком? Но почему я тогда этого не помню? Что за странная амнезия? И что вообще со мной происходит?
В зеркале я видела свое лицо. Перепуганное лицо рыжей дурехи. На стекле виднелись белые пятна: кто-то энергично чистил зубы, разбрызгивая зубную пасту. Неужели это была я? На полочке под зеркалом среди одноразовых бритвенных станков и зубных щеток сидел кролик и скалил зубы, черная шляпа вновь была на голове у моего мучителя. Мне хотелось зареветь. За что я так страдаю? Только бы и в самом деле не сойти с ума!..
…Когда я вышла из ванной комнаты, лицо у меня было такое, что высокий спросил:
– Быть может, еще водички?
«Быть может». Название моих духов. Которыми и пах желтый халат. Я отрицательно покачала головой: быть может, не стоит? Мне оставалось проверить последнюю догадку.
Когда мы вышли из квартиры, я сказала:
– Постойте.
У входной двери лежал коврик. Резиновый коврик, какие продаются сплошь и рядом. Во всех хозяйственных магазинах. Черного цвета. Я нагнулась и откинула край. Под ковриком лежал ключ. Точно такой же я обнаружила сегодня в левом кармане своего замечательного пальто.
И вот тут я поняла окончательно: моя мечта разбилась вдребезги! На том конце провода никогда не возьмут трубку. Все кончено. Что же ты наделала, Дана Кузнецова? Что же ты, дуреха, наделала?!
Силы меня оставили. Я зарыдала. Я плакала по своему высокому блондину, по белой лошади, по пароходу, который никогда не покинет причал. Все кончено. Пальмы останутся в пустыне, которая и есть отныне моя жизнь.
Я рыдала, а они недоумевали. По чему или по кому так убивается рыжая дуреха? Моя жизнь была кончена, а они недоумевали!
– Ну что? Осознала? – мягко спросил высокий.
– Да.
– Напишешь признание?
– Я все расскажу следователю. Всю правду.
– Ладно. Поверим тебе, Дана Кузнецова. Иди в машину.
Все ж таки в них было что-то человеческое. Они не стали меня дожимать.
Я буду любить
В понедельник я в первый раз встретилась со следователем, которому поручили вести мое дело. Дело Даны Кузнецовой. Об убийстве красивого блондина по имени Северный Максим Александрович. Имя это мне по-прежнему ничего не говорило.
Мы встретились со следователем в прокуратуре, в его кабинете, куда меня привезли из отделения. Здесь и должно было решиться: а что дальше? Я уже успокоилась, была собрана и сосредоточена. Первым делом он представился:
– Ильин Герман Осипович.
Я его внимательно оглядела. Что ж, он не был блондином. Уже хорошо. На его яйцеобразной голове сияла огромная лысина. Я подумала: должно быть, он умный. И потому, что лысый, и потому, что следователь. Мой взгляд остановился на очках. Кажется, мы друг друга поймем. Как слабовидящий слабовидящего. Жаль, что он не рыжий. Очень жаль.
– Садитесь, Кузнецова, – предложил он, поскольку я все еще стояла.
– Куда?
– За стол, напротив меня.
Я села. Мой взгляд упал на ботинки, начищенные до блеска. Стол был такой же, как когда-то в учебных классах моей родной школы: четыре ножки и крышка. Я так и подумала: «крышка», не столешница. Опустив глаза долу, я видела его брюки от колена, с идеальными стрелками, и блестящие ботинки. Пока он не открыл папку и не поправил очки. Услышав шелест страниц, я перевела взгляд на его лицо.
Теперь я видела его глаза. Скажу сразу: он меня не любил. Уже не любил. И вряд ли когда-нибудь полюбит. Как человека с огромной нежной душой. Другой любви мне не надо ни от кого, кроме моего высокого блондина.
– Ну что, Диана Сергеевна. Я ознакомился с вашим делом.
Сердце мое упало. И? Я так и сказала:
– И?
И поставила в конце жирный знак вопроса.
– Факты – упрямая вещь. Против фактов, как говорится, не пойдешь. Хотя в деле есть странности. Скажите, Диана Сергеевна, зачем вы позвонили в милицию? – Он посмотрел на меня с интересом. Это была не любовь, но уже нечто.
– Я говорила: под окнами выла машина. Я не могла уснуть. Я хотела, чтобы отключили сигнализацию.
– А, по-моему, вы хотели скрыть следы преступления. Откуда бы на багажнике и на дверных ручках взяться вашим отпечаткам пальцев? Действовали вы грамотно, орудие убийства тщательно протерли. Я имею в виду нож. Но поскольку находились в состоянии аффекта, запутались, забыли, чего касались, а чего не касались. И придумали историю с воющей под окнами машиной. Может быть, сами же и включили сигнализацию. А?
– Но если бы я убила, почему же не избавилась от улик? От ножа и документов?
– Вы не ожидали, что мы так быстро выйдем на съемную квартиру и установим личность потерпевшего. Вы ведь изъяли у него документы. Только карманы пиджака проверить забыли. А там оказался счет на оплату коммунальных услуг. Это был, быть может, единственный ваш прокол.
– Быть может… – эхом откликнулась я.
– Простите, что вы сказали?
– Так. Мысли вслух.
– А хотите, я вам расскажу, как все было?
– Попробуйте.
Мне вдруг стало интересно. Ну-ка, ну-ка? Насколько его фантазия богаче моей? И есть там место для белой лошади?
– Вы женщина молодая, интересная. И одинокая. Когда-то были замужем, но не сложилось. Последовал развод. Возможно, в вашей душе появилась обида на всех мужчин. И вот через много лет вы встречаете женатого человека…
– Это я уже слышала, – с нетерпением перебила я. – О том, как в состоянии аффекта убила его ножом.
– Вот как? Хорошо. Я расскажу продолжение истории. Вы встретились в пятницу вечером, как обычно. Любовник сказал вам нечто, что сильно вас расстроило. Вспыхнула ссора. Вы его убили. Посмотреть на вас, так все становится понятно. Рыжеволосая девушка, высокого роста, темпераментная. Затаившая в душе глубокую обиду на изменников. Ну, случилось. Бывает. Возник вопрос: что делать с трупом? В тюрьму вам, как я уже понял, не хочется. Вы решили отвезти тело за город и выбросить где-нибудь в лесу. Или в реке утопить. Повесить на шею камень – и концы в воду. Но было уже темно, а вы близоруки. И водительского стажа маловато. Вы побоялись ехать ночью, да и подозрение можно навлечь. В багажнике-то труп! Да и машина не ваша. Вы решили переждать до утра. Отдохнуть, хорошенько все обдумать. Изъяли у любовника документы, орудие убийства предусмотрительно прихватили с собой. Чтобы впоследствии от него избавиться. Вы подъехали к дому в одиннадцать часов вечера. Было уже поздно. Вы надеялись, что никто вас не увидит. Оставили машину с трупом под окном и поднялись в квартиру. А ночью вас вдруг охватила паника. Это бывает. Осмыслили случившееся и запаниковали. Мысль о том, чтобы везти за город труп, показалась вам слишком смелой. Да еще и на чужой машине! Вы подумали, что труп надо подсунуть сотрудникам милиции. Авось пронесет. Не будут же они подозревать человека, который сам напросился в свидетели? Вы ведь хотели поутру потихоньку избавиться от улик. Поехать на квартиру, которую снимал ваш любовник, и уничтожить следы своего пребывания в ней. Ведь там еще оставались ваши вещи. И фотография. И халат. Возможно, что ночью вы упустили это из виду, поскольку вас в первую очередь волновал труп. А потом уже все остальное. Утром вы, возможно, спохватились. И хотели уже ехать. Но мы вас опередили. Потому что вы допустили оплошность: забыли про счет. Вы рассчитывали, что мы долго будем устанавливать личность убитого. Поскольку выходные, и все такое. Милиция, мол, не разбежится. Ведь так?
– Нет, не так. Здесь вы ошибаетесь. Я приехала домой не в одиннадцать часов вечера, а в три часа ночи.
– Диана Сергеевна, зачем вы упорствуете? Ведь вас же видели! И вы это знаете!
– Интересно, кто меня видел?
Неужели же повезло? Я думала, что за занавесками на темных окнах «сообщества трех панельных домов, предназначенных под снос» никто не прячется. Ан нет! Мое торжество видели! Какое счастье!
– После того как вас отвезли в отделение, старший оперуполномоченный Александр Мельников и оперуполномоченный Олег Зубов вернулись и опросили жильцов вашего дома. Кое-что интересное они узнали. В деле имеются показания Иванцовой Марии Федоровны, проживающей по адресу…
– Ах, баба Маша! С четвертого этажа! У нее еще маленький белый пудель! Маняша! Так зовут пуделя!
– Именно. Около одиннадцати часов вечера пудель попросился во двор, и свидетельница отправилась его выгуливать. Она видела, как дому подъехал синий «Фольксваген»…
– Баба Маша разбирается в марках машин? – удивилась я. – Вот уж не думала!
– Ей показали фотографию, – терпеливо пояснил следователь. – И она без колебаний сказала: да, именно такая машина и подъехала к подъезду. В одиннадцать часов вечера. Из нее вышли вы и направились в подъезд. Свидетельница очень удивилась. Она ведь знает, что у вас нет машины.