– Да жалуйтесь вы! – Милиционер зло смахнул со лба выступившую испарину. – Сколько вас тут таких ходит жалобщиков! Вас много, а я один!
При этих словах Любаша уже хотела было снова ринуться в бой, но Анна ее удержала, почти силой вытолкала из кабинета и, когда подруги оказались в гулком полутемном коридоре, сказала успокаивающе:
– Люб, да ну его! Люб, нам еще замок менять. Пойдем, а?
– Да что ж ты добрая такая, Алюшина? – Любаша покачала головой. – Один урод тебя как матрешку расписывает, второй к чертовой матери посылает, а ты со всеми соглашаешься. Что бы ты без меня делала, Алюшина?
– Пропала бы, – буркнула Анна, торопливыми шагами направляясь к выходу.
Хоть Любаша и настаивала, на замену двери Анна не согласилась. Нет у нее денег на дверь! Сказать по правде, у нее и на замок-то нет, придется снова занимать у подруги. А еще документы восстанавливать…
Слесарь управился быстро, но, пока работал, тоже бубнил, что дверь хлипкая и никакой замок ее не спасет, тут нормальному мужику разок плечом приложиться – и все дела. Анна слесаря не слушала, пила кофе с коньяком, пыталась вспомнить хоть что-нибудь из событий минувшей ночи.
Не получалось, точно воспоминания стерли или запаролили. Скорее, запаролили, потому что мутные, совершенно обрывочные картинки перед внутренним взором нет-нет да и всплывали. Вернее, не картинки даже, а ощущения: холод, страх, прикосновения чего-то липкого, мерзкого, точно паучьих лапок. И паутина опять же. Где может быть столько паутины? На чердаке? В подвале? Да где угодно, хоть в подъезде! Здравый смысл нашептывал Анне, что случившееся нужно просто поскорее забыть, но феникс, вцепившийся острыми когтями в ее руку, заставлял измученный мозг снова и снова подбирать пароль к воспоминаниям.
Любаша говорила, что феникс красивый и стильный, но Аня кожей чувствовала исходящую от него опасность. Казалось бы, обычная татуировка, очень профессиональная, возможно, и в самом деле красивая, но было в ней что-то такое, от чего холодели кончики пальцев, а волосы на затылке начинали шевелиться. И наваждение это не могли развеять ни коньяк, ни тонкие Любашины сигаретки, ни сама Любаша.
– Алюшина, хочешь, я у тебя сегодня переночую? – спросила подруга, уже стоя на пороге. – Или лучше переселяйся на время ко мне, пока этого пироманьяка не поймают.
Анна отрицательно мотнула головой. Любаша добрая и надежная, но иногда ее бывает слишком много. Не хочется в который уже раз объяснять, что Аня так до сих пор ничего и не вспомнила и понятия не имеет, кто мог на нее напасть прошлой ночью. Деятельная Любаша уже начала разрабатывать версию, что это кто-то из бывших учеников, недовольный оценками, или какой-нибудь придурочный родитель, считающий, что его чадо незаслуженно притесняли. Мало ли сейчас ненормальных?! Анна с предположениями подруги не соглашалась. Любаша ей мешала, не давала сосредоточиться, ухватить за хвост какую-то очень важную, но все время ускользающую мысль.
– Люб, я сама. – Она поцеловала подругу в румяную щеку. – Ты и так уже много для меня сделала.
– А что дверь хлипкая, это ничего? – спросила Любаша с тревогой. – Слышала, что слесарь сказал? Плечом приналечь или ногой врезать – и все дела!
– Я ж не одна живу, кругом соседи, – Анна вымученно улыбнулась. – Если вдруг что, сразу позвоню.
– Позвонишь! – всплеснула руками подруга. – Так откуда ж ты позвонишь, если у тебя теперь мобильника нет?! – Не договорив, она принялась рыться в сумочке, через пару секунд выудила телефон, протянула Анне. – Вот, Алюшина, возьми пока мой и не спорь! У меня дома есть стационарный аппарат, если, не дай бог, – она торопливо перекрестилась и тут же поплевала через левое плечо, – если вдруг этот упырь к тебе попробует прорваться, сразу же звони в милицию! Или лучше сначала мне, а потом в милицию, я быстрей прилечу.
– А как же?..
Анна не успела договорить, как Любаша махнула рукой:
– Если мне звонить будут, ты не отвечай. Если кто особо настырный окажется, можешь просто сбросить, я с ним потом сама разберусь, но чтобы мобильник не выключала! Слышишь меня?
– Слышу. – Анна положила телефон на полочку.
– И мне раз в час отзванивайся, чтобы я не волновалась.
– Любаша, не буду я тебе звонить, я сейчас ванну приму и спать лягу. И не волнуйся ты за меня, я уже большая девочка.
– Ага, большая девочка, а сама не помнишь, где ночку коротала, – хмыкнула подруга и, на прощание махнув рукой, с грохотом захлопнула за собой дверь. Уже из-за двери послышался ее басок: – Алюшина, я тебе сама позвоню, как до дому доберусь. Ты потерпи часок. Понятно?
– Понятно! – крикнула в ответ Анна и защелкнула замок.
* * *
Любаша отзвонилась ровно через час, как и обещала, а до этого на ее номер позвонили пять раз: один раз какой-то Вася и четырежды – абонент, обозначенный в Любашином мобильнике, как «котик». Судя по настойчивости «котика», он был последним Любашиным сердечным увлечением. Анна честно доложила подруге и о Васе, и о «котике», но оказалось, что сердечное увлечение уже на излете, «котик» был замечен в порочащих его связях и отправлен в отставку.
– Алюшина, забыла тебя предупредить, – гудела в трубку Любаша, – ты, главное, котику не отвечай, пусть помучается, скотина. Сильнее любить станет.
– Так ты его простишь? – на всякий случай уточнила Анна.
– Еще не знаю. – В Любашином голосе послышались мечтательные нотки. – Может, и прощу. Уж больно симпатичный котяра. Не отвечай на звонки, – еще раз напомнила она, и в трубке послышались гудки отбоя.
Не отвечай на звонки… Легко сказать! Уже через два часа Анна возненавидела и настырного «котика» – двадцать пять входящих! – и Любашу – не отвечай, пусть помучается, скотина! – и сам мобильный. На третьем часу, когда за окном была уже глубокая ночь, а «котик» с маниакальной настойчивостью продолжал названивать, Анна не выдержала и отключила телефон. В квартире наконец воцарилась благословенная тишина, а она вдруг подумала, что по сравнению с неведомым ей «котиком» ее недавний обидчик, возможно, еще не самый плохой парень. Несмотря на суматошный день и приближающуюся полночь, спать не хотелось совершенно. Анна прошла на кухню, поставила на огонь турку с кофе, достала из холодильника принесенную Любашей коробку шоколадных конфет.
С дымящейся чашкой в одной руке и конфетой в другой она подошла к окну, поставила кофе на подоконник, всмотрелась в темноту за стеклом. Единственный на весь двор фонарь тускло мерцал и раскачивался из стороны в сторону под порывами ветра. Вместе с ним раскачивалась старая береза, а длинные тени от ее ветвей заполошно метались по забитой машинами автомобильной стоянке. Если бы погода была не такой мерзостной, то в старой беседке напротив подъезда обязательно сидела бы компания местных гопников, распивала бы пиво и на весь двор орала бы блатные песни, а так – никого. Или все-таки…
Анна прижалась лбом к холодному оконному стеклу, пытаясь рассмотреть одинокую фигуру. В беседке определенно кто-то был, но вот кто именно, разглядеть не получалось. А почему-то очень хотелось. В этот самый момент Анна отчетливо поняла, что в ярко освещенном проеме окна сама она видна как на ладони. Испуганно ойкнув и едва не опрокинув чашку с кофе, девушка метнулась к выключателю и погасила на кухне свет. Сначала выключила, а уже потом подумала, как это глупо и по-детски, ведь вполне возможно, что тот человек внизу даже и не смотрел в ее сторону. Самым разумным в сложившейся ситуации было бы допить кофе и отправиться, наконец, спать, но ведомая каким-то другим, совершенно отличным от здравомыслия чувством Анна снова подошла к окну.
Незнакомец никуда не делся, он по-прежнему сидел в беседке, словно кого-то ждал. А собственно говоря, почему словно? Может быть, это влюбленный парень, еще один покинутый «котик», а она навыдумывала себе бог весть чего. Когда Анна уже почти успокоилась, незнакомец вдруг помахал ей рукой. Она точно знала, что этот приветственный жест адресован именно ей. В руке человека зажегся маленький голубой огонек, описал в темноте дугу, и в это самое мгновение в квартире зазвонил телефон… Отключенный Любашин мобильник наигрывал что-то оптимистичное и нетерпеливо вибрировал на полке в прихожей.
Все-таки Анна уронила чашку, кофе растекся по полу, забрызгал босые, ставшие вдруг ватными ноги. На этих ватных, совершенно негнущихся ногах девушка вышла в прихожую, с замирающим сердцем потянулась за мобильником. На светло-голубом экране высветилось «Алюшина». На выключенный Любашин телефон Анне звонила она сама. Или тот, у кого оказался ее мобильный…
Левое плечо вдруг обожгло острой болью, точно кто-то припечатал Анну каленым железом. Почти теряя сознание от боли и ужаса, с живущим какой-то своей собственной жизнью мобильником в руке, она вернулась к окну.
Незнакомец по-прежнему сидел в беседке. Было в его позе что-то странное – расслабленное, точно он вдруг напрочь забыл об Анне и задремал, голубого огонька девушка тоже больше не видела, а тем временем телефон в ее взмокшей ладони продолжал звонить. Не сводя взгляда с незнакомца, Анна медленно-медленно поднесла мобильник к уху.
В трубке была такая абсолютная, ничем не нарушаемая тишина, что на мгновение Ане подумалось, что никто ей не звонит, что это лишь происки ее расшалившегося воображения и побочное действие коньяка.
– …Анна! – сквозь тишину в ее мир ворвался мужской голос. – Анна, девочка моя…
– Кто вы?
Незнакомец внизу сидел недвижимо, и сквозь парализующий страх Анне вдруг подумалось – как же он говорит, если не прижимает трубку к уху? И тут же озарением пришла мысль, что он использует громкую связь или блютуз.
– Кто вы? – повторила она шепотом. – Что вам от меня нужно?
– Анна… – голос в трубке с каждой секундой терял силу, размывался, отдалялся, а феникс на плече снова полыхнул огнем. – Я приду к тебе…
– Хватит! – она отшвырнула мобильник, совершенно безотчетным движением вытерла вспотевшие ладони о халат. – Я вызову милицию, – сказала шепотом.
Экран Любашиного телефона моргнул и погас, и окружающая темнота сделалась совсем уж непроглядной. Анна обернулась к окну – незнакомца в беседке не было, лишь ветер с остервенением гонял по двору обрывки упаковочного картона. Ушел… Слава богу, ушел! Или?..
Оскальзываясь на мокром от пролитого кофе полу, Анна бросилась в прихожую, прижалась ухом к двери – ничего! Тишина – ни шороха, ни звука. Ужас, все это время ледяными пальцами державший ее за горло, ослабил хватку. Ушел, он действительно ушел…
Любашин телефон по-прежнему лежал на полу в кухне. Отключенный, неработающий телефон, на который всего минуту назад ей кто-то сумел дозвониться… Анна сунула мобильник в карман халата, потерла ноющее плечо и поморщилась. А Любаша еще утверждала, что кожа подозрительно быстро зажила. Ничего она не зажила, если так больно…
Тут же, посреди темной кухни, Анна стащила с плеча халат и тихо всхлипнула: феникс светился пульсирующим красным светом, но с каждым мгновением пульсация эта становилась все слабее и слабее, пока, наконец, не сошла на нет. Вместе с пульсацией исчезла и боль, исчезла совершенно, точно ее и не было. Торопливо, натыкаясь в темноте на мебель, Анна прошла в ванную, нашарила выключатель и зажмурилась от яркого света. Когда глаза привыкли к свету, в зеркале она увидела испуганное существо, с расширившимися от ужаса зрачками, бледной до синевы кожей, всклокоченными волосами, в заляпанном кофе халате. А татуировка была самой обычной. Если, конечно, ее вообще можно назвать обычной. Феникс больше не светился и не пульсировал – и на том спасибо…
Анна плеснула в лицо холодной воды, провела влажными ладонями по волосам, натянула халат, пару секунд бездумно посмотрела на свое отражение и вышла из ванной. Шорох за дверью она услышала сразу, как только оказалась в прихожей. Не шорох даже, а едва слышный звук шагов и, кажется, дыхание. Кто-то стоял за ее дверью…
Вот сейчас Анна пожалела о многом: о том, что отказалась провести эту ночь у Любаши, о том, что пожалела денег на нормальную железную дверь, о том, что своими собственными руками отключила мобильник и теперь до самого утра оказалась отрезанной от мира. Даже соседей не позвать, потому что, чтобы позвать соседей, нужно, как минимум, выйти из квартиры. А как ей выйти, если там, на лестничной площадке, притаился чужак!
Зажмурившись так сильно, что из глаз брызнули слезы, Анна шагнула к двери, прижалась щекой к ее чуть шершавой поверхности, срывающимся шепотом спросила:
– Кто там?
Ответом ей стал звук удаляющихся шагов. Она отчетливо слышала, что незнакомец уходит, и с каждым шорохом ноги ее становились все непослушнее и непослушнее, пока Анна вдруг с ясной отчетливостью не осознала себя сидящей на полу перед дверью.
Ничего… Ей бы только до рассвета продержаться. Сколько той ночи? Вон уже без пяти минут четыре, еще пара часов – и наступит утро, а утром уже не страшно, утром она придумает, как жить дальше, может быть, даже снова сходит в милицию, расскажет, что кто-то пытался проникнуть в ее квартиру.
Анна решила расположиться за столом на кухне. Чтобы не уснуть, сварила себе еще кофе, достала коробку шоколадных конфет. Конфеты были вкусными, именно такими, какие она любила больше всего. Раз конфетка, два конфетка…
…Солома под босыми ногами занялась в одно мгновение. Огоньки пламени юркими ящерками метнулись вверх. Следом загорелся подол платья, вспыхнул синим, обхватил огненными колодками лодыжки. Анна запрокинула залитое слезами лицо к ночному небу и закричала от боли и безысходности…
…Она проснулась от собственного крика, дернулась и едва не свалилась на пол с табуретки. Босые ноги горели огнем, а на левой руке шипел и бил красными крыльями феникс. Сон! Это всего лишь сон, навеянный событиями прошлого дня кошмар. Но до чего же больно!
Анна обхватила руками босые ступни, точно и в самом деле рассчитывала увидеть на них следы ожогов. Никаких следов не было, но кожа казалась горячей, а в воздухе отчетливо слышался запах гари…
Громкий стук в дверь отвлек ее от рассматривания собственных ног, заставил вскочить с табурета и бегом броситься к двери. Часы в прихожей показывали половину девятого утра, а дверь содрогалась под мощными ударами.
– Алюшина! – гремел на весь дом встревоженный голос Любаши. – Алюшина, открывай, а то я вышибу эту чертову дверь! Вот посмотришь – вышибу! Аню-ю-ю-та!
Еще плохо соображая со сна, но уже понимая, что подруга явно чем-то встревожена, Анна повернула ключ в замке и в ту же секунду попала в крепкие Любашины объятия.
– Аню-ю-ю-та! – продолжая реветь во весь голос, Любаша протиснулась в ее маленькую прихожую, ногой захлопнула дверь. – Анюта, зараза, ты зачем мобильник выключила? Я звоню тебе, звоню, – сказала она уже спокойнее.
– Твой котик… – Анна осторожно высвободилась из объятий подруги, еще раз посмотрела на свои босые ноги. – Твой котик звонил мне, не переставая, а ты же сама велела не отвечать, вот я… – Она вдруг с неотвратимой ясностью вспомнила события прошедшей ночи, и приснившийся кошмар в ту же секунду отошел на задний план.
– Да послала бы этого котика, если он такой козел! – в сердцах махнула рукой Любаша. – У меня ж чуть инфаркт не приключился. – Не разуваясь, она прошла на кухню и уже оттуда спросила: – А что это горелым пахнет?
Вот и Любаша ощущает этот запах. Странный, однако, сон…
– Я форточку открою, – сказала подруга и тут же поинтересовалась: – Только котик звонил?
– Не только. – От воспоминаний на лбу вдруг выступила испарина.
– А кто еще? Анюта, свари мне кофе, а то я спать хочу – умираю!
– Люб, я, наверное, схожу с ума. – Анна прошла на кухню, присела на край табуретки, положила на стол Любашин мобильник. – Когда твой котик меня достал, я телефон отключила, а он все равно зазвонил.
– То есть как – все равно зазвонил? – Любаша повертела телефон в руках. – Ты его снова включила?
– Нет, не включила, я же не знаю твоего пин-кода. Он просто взял и сам включился.