Андрей Михайлович Буровский, Сергей Якуцени
Завтра будет война!
Книга ПОСВЯЩАЕТСЯ всем, кто хоть что-то сделал для того, чтобы остановить новую Большую войну.
Нет, воли, кроме доброй, вовсе не было.
Предупреждений вой – ревел в ушах,
Но глаз не отводя своих от неба,
Мир все же в бездну свой направил шаг.
Б. Слуцкий
Введение
Послевоенные эпохи сменяются предвоенными
Печальная истина
Почти пятьдесят лет, с 1945 г., мир оставался таким, каким его сделали победители во Второй мировой войне. Послевоенная система мироустройства основывалась на Потсдамских соглашениях 1945 г. и решениях международной валютно-финансовой конференции в Бреттон-Вудсе (США) в 1944 г.
Две сверхдержавы, США и СССР, сдерживали друг друга. Ни одна из них не могла абсолютно господствовать в мире. Ни одна из них не могла выиграть войну за господство. Даже выиграв такую войну, победитель нес такие потери, что погибал вместе с разгромленным врагом.
Гремели локальные войны. Обе сверхдержавы выступали как кукловоды, чьи марионетки убивают и взрывают друг друга. Но ни разу США и СССР не скрестили оружие непосредственно друг с другом.
Локальные войны велись не за огромные территории, континенты и океаны, а за идеологическое господство. И в основном на территории отдельных небольших государств.
Так было в конце 1940-х в Китае и в Индии, в 1950-е в Корее, Венгрии, на Переднем Востоке. В 1960—1970-е г. локальные войны и местные революции шли во Вьетнаме, в Камбодже и Лаосе, в Индонезии, по всей Африке, на Кубе, в Чили и в Центральной Америке.
Ни одна из этих войн не могла бы изменить лицо всего мира и международные правила жизни. Послевоенную систему никто не хотел изменить. А кто и хотел – тот не мог.
И в 1980-е годы шли локальные войны в Иране, Афганистане, Аргентине, странах Африки. Но по-прежнему сверхдержавы не воевали между собой.
Послевоенная система начала рушиться в 1989 г. и рухнула в 1991 г. На первый взгляд, победили США: сначала Восточная Европа перестала быть сателлитом СССР, а там распался и сам Советский Союз. Но законы истории не обманешь: с крушением системы социализма единственная сверхдержава не способна удержать мир в состоянии хоть относительной стабильности. Послевоенный миропорядок 1945–1991 гг. был основан на глобальном соперничестве, угрозе войны и идеологической борьбе. Он был несправедливым, жестоким, неправильным. Но это был миропорядок. После 1991 г. возникло то, что правильнее всего назвать «мировым беспорядком». Хаос.
Всякая система стремится к порядку, к предсказуемости.
На смену даже «хорошему» беспорядку и хаосу всегда приходит пусть «плохой», но порядок.
После поражения СССР в мире вспыхнула эйфория: конец истории! Конец войн! Всеобщее счастье и благоденствие!
Но история показывает: послевоенные эпохи всегда сменяются не миром и благоденствием, а новыми предвоенными эпохами.
Прошло всего 10 лет после падения СССР, и летчики-камикадзе врезались в небоскребы Нью-Йорка, а Саддам Хусейн бросил вызов гегемонии США.
Послевоенная эпоха окончательно сменилась предвоенной.
В послевоенную эпоху мир уже поделен и правила игры всем известны. Если появляются крамольники и не хотят играть по этим правилам, их не трудно заставить быть разумнее.
В предвоенную эпоху мир не поделен, правила игры не установлены. Каждый центр силы может хотя бы попытаться отхватить кусок побольше. Каждый центр силы может попытаться навязать миру свои правила и тем самым стать самым главным.
Предвоенная ситуация – это всегда сильная держава, которая хочет стать еще сильнее.
Распад Югославии, в которую мгновенно сунули нос США. Объявление Средней Азии «зоной жизненных интересов США». Первая война с Ираком 1990 г. Противостояние с Ираном. Поддержка ваххабитов на Северном Кавказе.
Так Германия хотела заставить поделиться колониями перед Первой мировой войной и «защищала своих» перед Второй мировой.
Предвоенная ситуация – это всегда другие сильные державы, которые не хотят дать сильному стать еще сильнее.
Так, Британия и Франция останавливали Германию. Они даже провоцировали слабых мира того, чтобы Германия обидела их и стало за кого заступаться.
Сегодня новые центры силы ходят друг вокруг друга, проверяют друг друга на способность противостоять агрессии. У кого раньше не выдержат нервы? Кого спустя годы объявят главным виновником войны?
Современный мир и похож, и не похож на мир перед первыми двумя мировыми. Но принципиально он такой же, потому что и тогда, и теперь существует мировая империя Запада. Меняются ее хозяева, главные действующие лица. Но пока сохраняется мировая империя, в мире есть что делить.
Большие войны не приходят в одно мгновение. В Большие войны втягиваются постепенно. Задолго до того, как началась «мясорубка на Марне» в 1915 г., союзы крупнейших государств вели войны через своих сателлитов, делили пока не весь мир, а части мира. Они вели пропаганду, обвиняя друг друга бог знает в чем, и каждое государство старалось показать, что это его обидели соседи, оно только вынуждено защищаться.
Первая мировая война выросла из колониальных конфликтов, гремевших с 1899 г. 15 лет подготовки, 4 года массовых убийств, до 20 миллионов покойников.
Вторая мировая война выросла из агрессии Японии против Китая с 1931 г., пограничных конфликтов 1938 г., раздела Чехословакии в 1938-м, гражданской войны в Испании 1936–1938 г. То, что мы называем Второй мировой, – только самая острая фаза конфликта. «Всего» шесть лет не прекращавшегося ни на день кошмара, 67–70 млн трупов.
Новая Большая война фактически уже началась. Она идет в Ираке с 1990 г., в Югославии с 1989-го и на Кавказе с 1988 г. Острая фаза третьей мировой войны будет более долгой и страшной, чем Второй мировой.
И еще больше покойников.
Если не удастся остановить новую Большую войну, самое страшное впереди.
Организаторы Большой войны придумывают для нее самые невероятные причины. Что угодно, лишь бы обвинить «других» и обелить самих себя! Слишком многие верят в эти сказки, и потому придется начать книгу с объяснения: почему это все неправда.
Часть I
ПОЧЕМУ ЭТО НЕПРАВДА
Глава 1
Война цивилизаций?
Христиане бежали до берегов их морей, а наши под зеленым знаменем Пророка гнали их, убивая всех, кто отставал.
Из сказок Шахерезады
Сразу после крушения «послевоенной» системы в мире появились две популярнейшие теории того, что может быть в дальнейшем: конца истории и войны цивилизаций.
Автор теории «конца истории» вопреки фамилии не японец. Американец японского происхождения Фрэнсис Фукуяма родился 27 октября 1952 г. в Чикаго. Получил степень бакалавра искусств в Корнелльском университете, степень доктора философии в Гарварде, где изучал политологию. С 1979-го он работал в отделе политологии «RAND Corporation», а в 1981–1982 гг. и в 1989 г. – в департаменте политического планирования Государственного департамента США. Там он дошел до статуса заместителя директора по военно-политическим отношениям в Европе.
Он преподавал в нескольких престижных американских университетах, в 1981–1982 гг. входил в состав американской делегации на египетско-израильских переговорах по вопросу палестинской автономии.
Этот крупный чиновник, по заслугам уважаемый американский интеллектуал, в 1989 г. утверждал: история человечества уже окончена. В мировом масштабе победили либеральная демократия и свободный рынок. Развивать и улучшать эти институты уже не надо. Противопоставить им нечего. С падением Советского Союза никто и ни за что уже не будет ожесточенно воевать, нападать друг на друга и что-то делить. Незачем, не из-за чего, не для чего. Что остается? Тихо балдеть перед телевизором, подливать себе из заветной бутылочки и радоваться, что все так хорошо кончилось[1].
Обсуждали Фукуяму много, но как-то не всерьез. Больше выясняли, к какому направлению в культуре его отнести и кто он вообще сам такой[2]. И никак в практической жизни его идеи не использовали.
Концепция же «войны цивилизаций» С. Хантингтона стала основой для политической идеологии США XXI века.
Идеи Сэмюэля Хантингтона
Сэмюэль Хантингтон и до статьи «The Clash of Civili-zations?» в 1993 г. был политологом известным и признанным: профессор Гарвардского университета, директор Института стратегических исследований им. Дж. Олина при Гарвардском университете, основатель и соиздатель журнала «Внешняя политика». С 1985 г. он – президент Американской ассоциации политических наук. После его книг «Политический порядок в изменяющихся обществах» (1968) и «Кризис демократии» (1975) Хантингтона считают «либеральным консерватором», одним из зачинателей «неоконсервативной волны» в западной политической жизни.
Само по себе направление довольно симпатичное: не отказываться от достигнутой сложности и в то же время обратиться к самым простым фундаментальным ценностям: семья, личные отношения, дружба, сельское хозяйство, образование, культура, история страны. Неоконсерваторы считают важным сохранить устои нации и государства от напора разного рода экстремистов.
Жаль, в России неоконсерваторов почти нет.
Но настоящий «звездный час» Хантингтона настал после 1993 г. Его версия войны цивилизаций простая и невеселая. Хантингтон полагает, что традиционное соперничество между национальными государствами[3] себя исчерпало. Вернуться к нему и невозможно, и никому не нужно.
По его мнению, «в нарождающемся мире» основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделяющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут определяться культурой.
Обычно началом Нового времени в мировой истории считают Вестфальский мир 1648 г. Он разделил Европу на протестантскую и католическую, с ним окончилась долгая череда религиозных войн Реформации.
После Вестфальского мира между собой воевали короли и императоры. Эти абсолютные или все чаще конституционные монархи стремились укрепить экономическую мощь своих империй, а главное – присоединить новые земли к своим владениям.
Для этого они увеличивали свои армии, укрепляли свою техническую мощь, делали сильнее бюрократический аппарат. Процесс развития государства и породил нации-государства.
После Великой Французской революции 1789–1793 гг. основные линии конфликтов стали пролегать не столько между правителями, сколько между нациями. Вражда между «нациями-государствами» длилась весь XIX в. Первая мировая война велась между объединениями «наций-государств».
После двух революций в России 1917 г. и Гражданской войны 1917–1922 гг. лицо мира определяли идеологии. Сначала конфликтовали нацизм, коммунизм и либеральная демократия. Потом нацизм разбили, и после Второй мировой войны в мире противостояли коммунизм и либеральная демократия.
«Во время холодной войны этот конфликт воплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией-государством в классическом европейском смысле. Их самоидентификация формулировалась в идеологических категориях»[4].
Но холодная война окончилась. Теперь мир не разделен на идеологические блоки. Фукуяма считал, что тут все и кончилось. Хантингтон же полагает, что как только прекратились войны между идеологическими системами, тут же начались войны между цивилизациями.
Кто с кем будет воевать и почему?
По Хантингтону, главными участниками исторического процесса в ближайшие годы будут семь-восемь цивилизаций. К ним он относит западную, конфуцианскую, японскую, исламскую, индуистскую, православно-славянскую, латиноамериканскую и, возможно, африканскую цивилизации.
Почему они буду враждовать?
Во-первых, различия между людьми разных цивилизаций проявляются в истории, языке, культуре, традиции, в религии[5].
В разных цивилизациях за сотни и тысячи лет сложились разные взгляды на отношения между Богом и человеком, гражданином и государством, родителями и детьми, свободой и властью, равенством и подчинением. Они намного более фундаментальны, чем различия между идеологиями, политическими режимами или лояльностью национальным государствам.
На протяжении веков самые затяжные и кровопролитные конфликты порождались именно различиями между цивилизациями. Например, между миром христианства и ислама войны практически не прекращались с момента появления ислама в VII в.
Во-вторых, мир становится субъективно «меньше». Раньше люди могли веками не видеть «чужих», не сталкиваться с ними экономически и политически. Сегодня стремительно усиливается взаимодействие между людьми различных цивилизаций. Речь идет не только о туризме и Интернете, но об экономическом и политическом взаимопроникновении. Люди постоянно видят «других», общаются с ними, сталкиваются в быту и в делах.
Эти взаимодействия усиливают цивилизационное самосознание, потому что при них обостряется понимание различий между цивилизациями. Люди по-разному смотрят на проникновение в экономику и общественную жизнь их стран «своих» и «чужих». К примеру, американцы хуже относятся к японским капиталовложениям, чем к более крупным капиталовложениям из Канады и европейских стран. Во Франции негативно относятся к эмиграции из Северной Африки, но спокойно – к эмиграции из католической Польши.
В-третьих, по мере ослабления роли «наций-государств» душевную пустоту в душах людей занимает религия. Она начинает играть все большую роль для самоопределения человека. Фундаменталистские движения возникли по сути, во всех мировых религиях: в западном христианстве, иудаизме, буддизме, индуизме и исламе. Если двадцать лет назад религия казалась уделом малограмотных и отсталых людей, сегодня в большинстве стран и конфессий фундаментализм поддерживают образованные молодые люди, высококвалифицированные специалисты из средних классов, лица свободных профессий, бизнесмены.
В-четвертых, во всем мире происходит своего рода «возвращение к корням». Есть оно и в западном мире, а среди незападных цивилизаций становится важнейшим фактором. Идет «азианизация» в таком форпосте западного понимания жизни, как Япония, исчерпание наследия Неру и «индуизация» Индии, крах западных социалистических и националистических идей и отсюда «реисламизация» Ближнего Востока.
Современные проблемы культурного самоопределения в России Хантингтон тоже считает таким «антизападным» явлением и попыткой обретения «корней».
В-пятых, культурные особенности и различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические. Поэтому их сложнее разрешить либо сводить к компромиссам. «В бывшем Советском Союзе коммунисты могут стать демократами, богатые превратиться в бедных, а бедняки – в богачей, но русские при всем желании не смогут стать эстонцами, а азербайджанцы – армянами»[6].
«В классовых и идеологических конфликтах ключевым был вопрос: «На чьей ты стороне?» И человек мог выбирать – на чьей он стороне, а также менять раз избранные позиции. В конфликте же цивилизаций вопрос ставится иначе: «Кто ты такой?» Речь идет о том, что дано и не подлежит изменениям. И, как мы знаем из опыта Боснии, Кавказа, Судана, дав неподходящий ответ на этот вопрос, можно немедленно получить пулю в лоб. Религия разделяет людей еще более резко, чем этническая принадлежность. Человек может быть полуфранцузом и полуарабом, и даже гражданином обеих этих стран. Куда сложнее быть полукатоликом и полумусульманином»[7].