– К сожалению, господин Карлос, собак привести не успели, – повинился офицер.
– Ну и ладно, – махнул рукой наследник. – Что показала Телега?
– Беглец скрывается к западу от нас.
– Мы с Шахманой отправимся по прямой, ты со стражниками зайдешь с севера, а ты, Лашар, – с юга.
– Это опасно, господин Карлос…
Маркус в последний раз попытался остановить щенка и в очередной раз не был услышан.
– Исполнять! – Молодой лорд вытащил из седельных ножен длинный кинжал и посмотрел на спутницу: – Повеселимся?
– Разумеется!
Голосов не слышно, топота сапог не слышно и лязга доспехов тоже, но это ничего не значит – стражники вокруг. Просто проснулись офицеры и заставили неумех действовать грамотно. Петля сжимается, никаких сомнений, и каждая секунда, проведенная в темных переулках Гридвальда, приближает его к смерти. Или к кобрийскому плену, что тоже означает смерть, но после долгих пыток, во время которых он выдаст все, что знает. Обязательно выдаст: пытать кобрийцы умеют так же хорошо, как воевать.
«Оставьте меня, гридийцы, это не ваша война. Она еще не стала вашей. И не станет, если вы меня отпустите… Отпустите меня, пожалуйста…»
Ян должен был мыслить холодно, должен был вести себя собранно и предельно осторожно, но… Но он не был воином. Никогда не был. Он держался, сколько мог, однако переживания последних часов все-таки сломили Стеклодува, и теперь, пробираясь к спасительной реке, Ян мог только одно – шептать бессмысленную мольбу:
«Я ведь не враг вам, гридийцы, я обычный человек. Меня назвали преступником, но те, кто это сделал, в тысячу раз хуже меня. Почему вы им верите, гридийцы? Почему не хотите отпустить меня…»
– Стоять!
Они столкнулись на углу. Бесшумно подкрались с разных сторон, выглянули и одновременно увидели друг друга. Плечистый стражник с обнаженным мечом и тщедушный Стеклодув, нервно сжимающий остробой. В честном бою у Яна не было бы и шанса, но гридиец ошибся. Стражник привык к послушанию, к тому, что люди выполняют его приказы, а еще – не привык убивать просто так. Стражника учили ловить преступников, вот он и крикнул:
– Стоять!
И ошибся, потому что перепуганный Стеклодув неловко ткнул его остробоем. И отскочил назад, в ужасе глядя на захрипевшего человека.
Острый клинок вошел стражнику в бок, туда, где находились завязки кирасы, вошел глубоко, а когда вышел – на грязные камни мостовой хлынула горячая кровь.
– Я не хотел!
Хрип. Человек падает на колени, а потом, ничком, на землю. Конец.
– Что я наделал?!
Конец.
И Ян понял, что вот теперь, в эту самую секунду, они с гридийцами стали смертельными врагами. Теперь между ними кровь, и обратной дороги нет. Теперь это их война.
– Я ведь не хотел…
Первое в жизни убийство, ужас, сжимающаяся петля, беспощадные гридийцы, Герои… Все смешалось в голове Стеклодува, смешалось и разорвалось прайм-бомбой, рассеяв последние остатки самообладания. Он не слышал приближающийся цокот копыт, перестал разбирать дорогу и таиться, он видел лишь безнадежность своего положения.
– Я не хотел! – Размазывая по лицу слезы и чужую кровь, Стеклодув бросился к реке. – Я не хотел!
– Ты слышала?
– Крик!
– Туда!
Карлос дает шпоры, и жеребец послушно несет его к переулку.
– Тело!
– Он мертв! – Шахмана уже на земле и прикасается пальцами к шее стражника. – Меньше минуты!
Шахмана Егоза Героиня опытная во всем, что касается смерти, не ошибается.
– Урод совсем рядом!
– Да!
Карлос нервно озирается, пытаясь отыскать взглядом преступника, и чувствует, как охотничий азарт сменяется злостью.
«Из-за какого-то простолюдина?»
Нет. Потому что простолюдин не «какой-то», а гридиец! Будущий его подданный! Один из тех, за кого он, став лордом, будет нести ответственность.
Злость требует выхода.
– Куда он побежал?
– Не могу разобрать, – бормочет склонившаяся над мостовой Егоза. – Скорее всего…
– Свет!
– Есть!
Огненная лиса взмахивает рукой, и метрах в трех над ее головой возникает облачко веселых искр.
– Видишь следы?
– Я…
Закончить Шахмана не успевает – грохочет выстрел.
Прайм-выстрел, который ни с чем не спутаешь. Молния чистой энергии вонзается в Егозу, испепеляя ее на месте.
– Нет!
Две потери за пару минут – это слишком. Разъяренный Карлос не думает о том, что у преступника может оказаться еще какое-нибудь прайм-оружие, например бомба. Он позабыл предупреждения и даже о себе – позабыл. Разъяренный Карлос бросается вперед, всей душой мечтая отомстить за своих.
– Убью!!
Стражник мертв, Шахмана мертва, и кое-кто должен заплатить за это.
– Подонок! – Черную тень беглеца Карлос заметил в момент выстрела и больше не упускает из виду. Пришпоривает жеребца, а когда видит, что преступник сворачивает в узкий переулок, соскакивает на землю, бежит следом и, догнав, делает первый выпад: – Скотина!
– Не надо!
Стеклодуву удается отбить удар. Клинок у остробоя хороший, из отличного сплава, с прекрасной заточкой, рубить и колоть позволяет, но фехтовать – нет. Для фехтования остробой не подходит категорически. И не важно, что сейчас против него всего лишь кинжал. Остробой оружие сложное, только для Героя подходящее, да и то – для особого Героя.
– Мерзавец!
– Нет!
Второй удар, лезвие чиркает по раненой руке Яна, и кровь, едва-едва успокоившаяся, начинает сочиться из-под повязки.
– Грязная тварь!
Отчаяние придает Стеклодуву сил. Он с криком бросается вперед, надеясь нанести рубящий удар. Или ни на что не надеясь. Просто бросается вперед, понимая, что все кончено.
Карлос легко, как на тренировке, уходит от неуклюжего выпада и уверенно колет Яна под вздох.
«Все кончено, все…»
– Умри, подонок. – Молодой человек с омерзением смотрит на замершего Стеклодува. – Будь ты проклят, гад.
«Да, я подонок, я убил человека. Я убил двух человек. Пусть я умру, как подонок, но я должен рассказать…»
– Праймашина… – хрипит Ян, выпуская из рук остробой.
Тяжелое оружие со звоном падает на камни.
– Что? – кривится Карлос.
«Пусть он услышит! Пусть он меня услышит!!»
Ян бормочет из последних сил:
– Тайна… Леди Кобрин строит Праймашину… Она все изменит… Весь мир…
«А ведь я ничего о нем не знаю, – проносится в голове Карлоса. – Я не знаю, что он натворил…»
Злость почему-то улетучивается, и молодой лорд видит перед собой не преступника, а умирающего человека. Тщедушного, жалкого, отчаянно пытающегося сказать…
– Праймашина… – повторяет Ян и падает на землю.
– Молодой господин!
Вокруг становится светло и многолюдно.
Подбегают стражники, десяток, не меньше, и каждый второй держит в руке факел. Появляется Лашар и два его Героя, спрыгивают с лошадей, продираются к телу и молча смотрят на мертвого преступника. Даже Искательная телега пригрохотала, хотя ее никто не ждал. В маленьком переулке собираются едва ли не все участники поисков. Кобрийцы напряжены. Гридийцы наперебой превозносят молодого лорда, восхищаются его смелостью, почтительно качают головами. Карлос что-то отвечает, усмехается, вытирает кинжал о поданную тряпку, но в его голове снова и снова звучат последние слова преступника:
«Праймашина… Леди Кобрин строит Праймашину…»
* * *
Просыпался Гридвальд засветло, а все потому, что ложился рано.
Люди в этих краях слыли прижимистыми, собственно, не просто слыли – они такими и были. Копеечку лишнюю предпочитали хранить, а не тратить, баловство разное не одобряли, вот и получалось, что знаменитая прижимистость делала гридийцев зажиточными. В каждом здешнем доме стоял хотя бы один прайм-светильник, а у хозяев трудолюбивых или купцов удачливых – так и во всех помещениях, – вот только включали их изредка. Гридийцы как рассуждали? Мы ить не столица, чай, чтобы веселиться до упаду, так почто прайм тратить? Поработал – отдохни, пока солнце не село, а после – спать, сил набираться перед новым трудовым днем. Ежели чего поделать охота, по молодости лет, то свет только помеха, а человеку взрослому он и вовсе без надобности, не читать же ему, в самом-то деле? Вот и засыпал Гридвальд сразу после заката, а просыпался, соответственно, еще до первых лучей, когда не все звезды в едва посветлевшем небе растворялись. И ворота городские стражники открывали, когда люди из домов выходили, а потому прохожие не удивлялись, встречая в раннюю пору незнакомцев на улице.
И этому тоже не удивились.
Был путник ростом невелик – большинству гридийцев разве что до груди доставал, тщедушен, и от того казался несерьезным. Платье носил чистое, но простое, дешевое: рубаха с пояском и двумя накладными карманами, льняные штаны да короткие сапоги, потертые и немного грязные. Дополняли картину холщовая сумка через плечо и мятая шапка пильдербанского фасону. С перышком. Единственной примечательной чертой незнакомца было полное отсутствие волос: шишковатая голова его, напоминающая плохо выточенный шар, не знала ни шевелюры, ни бровей, не говоря уж об усах или бороде, а потому гридийцы, к мужской растительности с уважением относящиеся, провожали незнакомца ироничными взглядами.
На которые путник не обращал внимания.
Спокойный и деловитый, четко знающий, куда идти, он через площадь Шестерней дошагал до улицы Стучальщиков, которую облюбовали гридвальдские кузнецы да механики, оглядел открывшиеся лавки и, сняв шапку, подошел к хозяину ближайшей, внешне богатой, на обновленной вывеске которой значилось горделивое: «Ганс Подкова. Починяю все, что починяется».
– Доброго утречка.
Фраза прозвучала вежливо, но без подобострастия, свойственного неуверенным в себе людям. Не проситель, мол, прибыл, а человек деловой, понимающий, однако на богатырского вида Ганса, позевывающего под открытым навесом, тон путника не произвел впечатления.
– Кто таков? – осведомился кузнец, с подозрением разглядывая пыльные сапоги визитера.
– Позвольте представиться. – Путник с достоинством расправил узкие плечи. – Акакий Бенефит, действительный член Дальнесопской академии кузнечно-механических наук, изобретатель первого ранга и ученый. Еще.
– Мошенник, значит, – безразлично определил Подкова.
– Не мошенник, а странствующий инженер, – поправил кузнеца незнакомец. – Подвижник распространения ученых знаний…
– Бродяга?
– Квалифицированный праймолог третьего уровня с наградами. – Путник сделал вид, что обиделся. – Имею поощрительные дипломы шести имперских университетов четырех провинций, два из которых – с отличием.
– Путное чего принес? – Подкове надоела пустая болтовня, и он взял быка за рога. – Что продаешь?
– Знания.
– Гы! – Кузнец добродушно рассмеялся. – Этого добра у меня и без тебя хватает. Как что делать, разбираюсь получше многих.
– Не сомневаюсь.
– Тогда проваливай.
Но предложение Бенефита не смутило.
– Едва оказавшись в вашем славном городе, – вкрадчиво произнес Акакий, не дожидаясь, пока его пошлют повторно, – увидел я, что механики и кузнецы с большим трудом производят отверстия нужного диаметра. А ведь о пользе правильно расположенных дырок и дырочек написан целый ряд высоконаучных трактатов, которые я, будучи прилежным студентом…
– Короче!
– Могу предложить вашему вниманию ценнейшую и весьма важную, никому в Гридии не известную информацию о знаменитом дыркователе Шпристера, – провозгласил Бенефит.
– О чем?
Поскольку в голосе кузнеца не появилось враждебности, Акакий понял, что рыба заинтересовалась наживкой, и молниеносно перешел в наступление: сделал шаг вперед, приковав к себе взгляд Ганса, и слегка ускорил речь. Но именно слегка, не настолько, чтобы она стала невнятной:
– Дыркователь Шпристера – новейший, самый знаменитый в империи механизм для производства дырок и необходимых отверстий где угодно и когда угодно. Дырки можно производить без усилий и в любых количествах, при минимальном расходе прайма. Полученные отверстия оказываются идеально круглыми, а еще, обратите внимание – я не шучу! – их можно проделывать под углом!
– Да ну?
– Клянусь поощрительными грамотами.
– И в металле?
– И в дереве, и в металле, до пяти сантиметров толщиной.
– Любые отверстия?
– Гарантия Шпристера.
– А кто он?
– В столице слава Рудика Шпристера давно превзошла славу самого Сотрапезника.
Об этом ученом гридиец, судя по всему, слышал. Он почесал бороду, пожевал губами, с сомнением изучая лысую голову «подвижника знаний», после чего осведомился:
– Не врешь?
– Вам нужно делать дырки или нет?
– Э-э… – Кузнец задумался.
Дырки-то делать нужно, какое же хозяйство без дырок? Но бродячие ученые «за спасибо» не работают.
– Сколько?
– Всего лишь три десятка серебром.
– Даже не думай! – возмутился Ганс. – Один!
– За десять серебряных я могу поделиться неисключительными знаниями о замечательном дыркователе, – с прежней вкрадчивостью продолжил Акакий, – а за тридцать – эксклюзивными знаниями.
– Чем?
Пришлось разъяснять.
– Я дам слово, что не расскажу об изобретении магистра Шпристера вашим уважаемым конкурентам.
– Да какие они мне конкуренты? – хохотнул Подкова. – Ты вывеску видел? Я починяю все, что починяется, понял? Я – лучший.
Но по глазам было видно, что кузнец уже подсчитывает прибыли от монопольного владения удивительным механизмом.
– Помимо подробных чертежей дыркователя, которые я выполню собственноручно, в комплект поставки входит создание опытного образца, – усилил предложение Акакий.
– В твоем присутствии?
– Мною лично.
Это решило дело:
– Двадцать серебряных.
На большее естество прижимистого гридийца не соглашалось.
– И обед.
– Согласен.
Кузнец оглядел улицу – потенциальных клиентов не наблюдалось, и жестом пригласил шустрого гостя в «тонкую» кузню – примыкающий к лавке сарай, в котором станки и верстаки соседствовали со всевозможными запчастями для разнообразных механизмов.
– Сразу говорю, праймолог, свободного железа у меня немного, и прайма чуть. Так что если дыркователь слишком сложен…
– Дыркователь Шпристера строится на базе универсального станка Миллера. – Заключив сделку, Бенефит почувствовал себя гораздо свободнее. Он сбросил с себя маску бродячего торговца, и в его тоне появились покровительственные нотки. – У тебя, братец, есть универсальный станок?
– Разумеется. – Кузнец подвел гостя к нужной машине.
– А сверла?
– И сверла тоже.
– Тогда… – Акакий внимательно оглядел висящие на стенах шестерни, заглянул в шкаф, порылся в ящиках, подбирая нужные детали, после чего распорядился: – Снимай кожух!
– Э-э… – Подкова помялся. – А станок не сломаем?
– Дыркователь Шпристера представляет собой сложное, но съемное устройство, которое ты сможешь насаживать… – Бенефит лихо собрал зубчатую передачу, после чего вернулся к теме: – Насаживать, когда захочешь. В общем, все, как в жизни. Дай-ка мне, братец, ключ на четырнадцать. И… – Он оглядел сарай. – И вон ту станину дай, к ней будем цепляться.
– Ловко работаешь, – с уважением произнес кузнец, протягивая Бенефиту инструмент. – Наши, гридийские, значит, ученые больше в теории сильны, вроде, как сделать, знают, а как по-настоящему сделать надо, так их нету. Руки не к тому месту привинчены.
– Значит, ученые ваши в другом сильны, – пробормотал Акакий, ловко разбирая станок Миллера на составляющие. – Выдумывать горазды, или еще чего.
– Болтать они горазды, – махнул рукой Подкова. – Я, признаться, поначалу тебя тоже за такого принял, за теоретика, значит. Ну и за прохиндея, само собой. У нас прохиндеи часто шлындают, город ить большой, самый в Пуще знатный… А ты ничего, работать умеешь.
– Учили хорошо, – процедил Акакий, аккуратно присоединяя к передаче прайм-воротилку.
– Чего тогда к лорду какому не прибился? Сидел бы в теплом замке, жалованье получал да умные советы простым работягам раздавал.
– Путешествовать люблю.
– А-а… – Кузнец догадался, что Бенефит не хочет вдаваться в подробности, помолчал и негромко осведомился: – Бьют часто?
– Случается, – равнодушно отозвался ученый.
– И все равно путешествуешь?
– А кто тебе тогда дыркователь Шпристера показал бы, а? Теоретики твои? – Акакий оглядел разобранный механизм, вытер ветошью руки и предложил: – Перекурим?
– Давай.