Вернувшись по своим следам, достала из-за пазухи записи. Сначала повторю слова, потом посчитаю деньги, потом проверю, как запомнила цифры, и пойду на рынок. Вроде разумно? А можно, кстати, еще и поспать. На досках после ледяных булыжников мостовой казалось замечательно тепло. Мысль об отдыхе выглядела привлекательной, но проблем передышка не решила бы. Вздохнув, снова полезла за пазуху, за кошелем.
Само собой, я мечтала о золоте. Но того, что можно было с натяжкой принять за золотые, в кошеле оказалось лишь четыре штуки. С одной стороны профиль кого-то полустертого, с другой – абрис готического замка. Серебряные были разного достоинства – с цифрой «ак» – «один» на одной стороне и рыбой на другой. А у тех, где было выбито «сит» – «пять», на другой стороне было парусное судно. Серебряных монет насчиталось почти шесть десятков. Если в аках, так целых сто сорок штук. Мне представлялось, что это много. Медь тоже была разной. Мелкие аки, ситы покрупнее с веткой какой-то местной елки на них и литы, равные десяти акам. На последних красовался все тот же замок. Хорошо бы понять соотношение курсов между золотыми, серебряными и медными. Вряд ли простое один к десяти? Иначе неясно, зачем было печатать медные литы.
Так. Теперь надо рассовать монеты по телу так, чтоб никакой вор не добрался: из книг я знала – причем тут и средневековые писатели, и современные авторы фэнтези сходились во мнениях, – что на рынках водятся карманники. И при этом нужно оставить достаточно денег в доступном месте, чтобы расплачиваться за покупки. Вот знать бы еще, достаточно – это сколько? Сколько, например, стоит приличное платье? А эта жуть крахмальная ушастая?
Кстати, плащ я тоже вчера толком не рассмотрела. А карманы в нем есть? Оказалось, есть. Прорезные. Целых два! Просто вчера я заматывалась в него так, что карманы были где угодно, но не под руками. В одном завалялись две медные и одна мелкая серебряная монета. В другом – пара тонких кожаных шнурков непонятного мне назначения и амулет из камня, похожего на тигровый глаз. Но самый интересный результат дало ощупывание плаща по периметру. В подоле было что-то зашито. На ощупь – монеты. Дюжина. Решила пока их не трогать, все равно лучшего места не найти.
В один из карманов плаща переложила десять серебряных аков и пару ситов. В другой насыпала меди. Остальное серебро заныкала в карманы штанов, уже оттопыренные ключами, цепочкой и студенческим. Обмотала вокруг талии так и не досохший халат, чихнула, сама испугалась звука. Сунула за щеку одну из конфеток «Стрепсилс» и, запахнувшись в плащ, полезла на крышу.
Выбравшись, осторожно, не поднимаясь с корточек, осмотрелась. Небо было уже совсем светлым. Может, и солнце выглянет? Не угадаешь. То ли это марево развеется, то ли наоборот, превратится в пелену облаков. Это в Москве учишься автоматически прикидывать, тащить ли с собой зонтик. А рядом с морем, в незнакомом мире? Ну ладно, вот и посмотрю. Хотя дождь мне сейчас совсем-совсем без надобности.
Привстав, взглянула в сторону сквера. Ага, вон улица, по которой я пришла. И горожанки продолжают идти целеустремленно, как лосось на нерест. Или браконьеры за икрой. Мне тоже туда. Так, а с какой стороны та лестница, с которой я сюда забралась? Вроде вон там.
Хорошо, что передвигалась я на четвереньках. И то еле успела распластаться по крыше вниз головой, услышав на лестнице чьи-то шаги и слегка фальшивящее посвистывание. Осторожно приподняла голову. Подо мной к двери прошел мужчина в черном. Черный плащ, черная шляпа с круглыми полями. А больше ничего сверху не видно. Впрочем, и ему снизу меня не видать тоже. Послышалось характерное бряканье ключей на связке. Потом клацанье проворачивающегося в замке ключа. Дверь скрипнула, открываясь, и снова захлопнулась.
Похоже, надо поспешить. А то как начнут шастать туда-сюда, и просидишь на крыше весь день. Робинзон на острове, ага!
Свесила ноги с кромки крыши и аккуратно, стараясь тормозить руками, поползла вниз. Осторожность не помогла. Точнее, она обошлась мне в два сломанных ногтя, но бухнулась я о помост так, что села на задницу. Тут же вскочила и, не ожидая, пока появится хозяин, поковыляла вниз по лестнице. За угол и с глаз долой.
Центральная двустворчатая дверь была уже распахнута настежь. Не удержавшись, заглянула внутрь. И икнула, увидев ряды полированных гробов с венками перед ними. Похоронная контора!
Но место стоит запомнить! Уж всяко лучше и безопаснее, чем в том сарае.
Глава 3
Малая помощь в нужное время лучше, чем большая помощь в ненужное время.
Р. Асприн
За углом начинался рынок. Здоровущий, шумный, людный. Сначала мне показалось, что торгуют тут только едой, и я расстроилась – вот на фиг мне сырые рыба или картошка? Но потом углядела вдали ряды, над которыми, как рыцарские штандарты над турнирным полем, развевалось готовое платье. Ага, вот туда мне и надо!
Эх-х… Вот знать бы язык хоть немного лучше! Живо бы наплела, что я – вдова или дочь заморского купца, и попросила бы помочь подобрать мне одежду согласно социальному статусу. Ибо возникло подозрение, что не все просто. Может оказаться так, что разным сословиям приличествует разный покрой, от чепцов до вытачек на платье и ботинок. И если надеть купеческий наряд с дворянской шляпой и крестьянскими чеботами, это однозначно вызовет вопросы. И что делать? Да, наверное, стоит посмотреть на кого-нибудь из посетителей рынка, выбрать подходящий типаж и скопировать целиком, насколько возможно. Вот только с чего начать – с ботинок или с головного убора?
Начать решила с того, что стала слушать, торгуются ли тут? Оказалось, еще как! Можно сказать, бодаются! И первоначальная цена обычно ужимается в два раза, а то и больше. Так, с этим ясно. Как хочу выглядеть, тоже ясно. И даже на одно платье – по виду как раз моего размера – положила глаз. Но вот только рядом с приглянувшимся мне синим платьем стояла тетка руки в боки, смотревшая на меня с таким нехорошим прищуром, что становилось ясно – сунься чуть ближе, и услышишь о себе такое, что даже если ни слова не поймешь, все равно покраснеешь.
Я затопталась на месте. Ряд был не так уж длинен. И, похоже, мне предстояло выбрать не платье, а продавщицу. А вот как переоденусь и слегка освоюсь, можно будет зайти на вторую попытку. Но вообще-то одежду было бы неплохо померить. А перед этим стоило купить сумку, чтобы не ходить потом со своим барахлом в руках. Ага, вон невдалеке на прилавках стоят те матерчатые штуковины на жестком каркасе и с крышками, с которыми тут ходят женщины. Так с чего начать? Все же с платья. Ибо нищенка в непонятном плаще до шеи, но с новой сумкой – повод для подозрений.
Выбрала молодую женщину, кажущуюся добрее остальных. Во всяком случае, когда мы встретились глазами, эта не поморщилась, не прищурилась и не ответила взглядом исподлобья. Подошла и, выговаривая, насколько могла четко, произнесла:
– Миэ Мария. Миэ ниэти паливанэ.
«Я – Мария. Мне нужна одежда».
Торговка внимательно посмотрела мне в глаза. Я не отводила взгляд. Потом она кивнула каким-то своим мыслям и заговорила.
– Миа Нариали. Пергиатели!
«Я – Нариали. Заходите».
Какое счастье, что в этом языке нет никаких немецких артиклей и прочего грамматического ужаса. Вчера я немного расспросила Арвиса про язык и из его объяснений уразумела, надеюсь, верно, что тут есть три рода существительных, но важно это только тогда, когда называешь их местоимениями: он, она, оно. Или ставишь впереди прилагательные. Пять падежей. Три основных времени глаголов, которые обычно заканчивались буквой «и», и куча нюансов. В конце я попыталась узнать у него про магию – вдруг, если я таким странным способом сюда попала, она здесь все же есть? Вроде как он сказал, что «нет». Но, судя по тому, как светились в темноте его глаза, я что-то не так спросила. Может, стоило полюбопытствовать не про то, ходят ли люди по воздуху, а как-то по-другому? Ну, что могла, то и спросила!
Нариали показала мне три платья примерно моего размера. Честно говоря, ни одно бурного энтузиазма не вызывало. Цвет – те самые популярные в России девятнадцатого века «брюшко молочной блохи в лихорадке» и «блошиные лапки». По-простому – оттенки серо-буро-малинового. Материал явно домотканый, с неровностями на нитях и довольно крупным переплетением. Ну уж, что есть. Выбирать не приходится. Зато, похоже, теплые. Из натуральной шерсти. Хотя откуда тут ненатуральная? – сглотнула я нервный смешок. Одно было явно велико по росту, талия сползла ниже пупка. А два казались более-менее. Спросила цену. Надо ж знать прежде, чем идти мерить, по карману ли мне такое? Чего морочить голову женщине, если денег не хватит? Одно стоило семь серебряных монет, второе девять. Это как, дорого или нет? Сейчас я могла себе позволить оба, но вот потом, когда стану зарабатывать деньги, а не бить прохожих по голове ножкой кресла в подворотнях, сколько мне придется вкалывать за такую тряпку?
Похоже, Нариали приняла мои раздумья за неумелую попытку торговаться. Цена съехала на один серебряный ак за каждое. Ладно, беру, кивнула я. Но вот где бы их померить? И как бы мне сейчас пригодилась сумка… Я с тоской взглянула через ряд, потом на Нариали.
– Ээ-э… сиа корити? – сколько стоит? – и ткнула пальцем в направлении прилавка с сумками.
Нариали покачала головой, как бы забавляясь. Потом объяснила, что пятнадцать медных монет. Отлично! Выходит, в одном серебряном не десять медяшек? А сколько? И ведь с меня с моим косноязычием там точно стрясут вдвое больше!
Жалобно улыбнулась.
– Миа истили эр. Ниэти э-э… – и протянула продавщице три медных сита.
Та погрозила мне пальцем. Потом крикнула что-то соседке и, обозвав меня «мэрией», велела ждать на месте. А сама, ловко лавируя в толпе, двинулась к прилавку с сумками. Мелькнула мысль, что в московском метро она б и в час пик была как рыба в воде…
– Мэрия! – Ну и голос у нее! Звонкий такой. На полплощади. И тычет пальцем в одну из сумок. Не, помотала я головой и показала правее. Там стояла та, что мне приглянулась: с гобеленного типа растительным узором, голубым на кофейном фоне. Пойдет и к коричневым платьям, и к синим. И рисунок мне понравился. Нариали поняла меня верно. Взяла сумку, отдала деньги и вернулась ко мне. Я благодарно улыбнулась и сделала неглубокий, как учили в школьном театре, реверанс. Нариали захлопала глазами. Или я перешла верхнюю черту дозволенных странностей, или мой жест тут что-то значил. Ну ладно. Все равно сейчас не пойму – слов у меня меньше, чем у той псины, которая все понимает.
Снова крикнув что-то соседке, Нариали потянула меня за руку в сторону стоящего за платяным рядом шатра. Из ее жестов и объяснений я поняла, что торговцы сбрасывались понемножку и ставили общий шатер для примерок. И клиенты довольны, и стоит в расчете на каждого продавца совсем недорого. Та, владелица синего платья, зашипела нам вслед. Но моя новая знакомая обернулась и сказала что-то резкое и звонкое, отчего все вокруг засмеялись, а злая торговка поджала губы так, что они стали разом похожи на куриную жопку. Теперь хихикнула и я.
Через десять минут меня было не узнать. Брюки под платьем я оставила. А вот блузку сняла и, аккуратно сложив, спрятала на дно корзины. Как и мой полосатый халат, который Нариали с интересом повертела в руках, ахая над тканью. Бюстгальтер тоже стоило бы снять, потому как кружевная кромка вылезала из каре ворота. Но к соприкосновению нежной кожи с грубой действительностью шерстяной ткани готова я не была. Продавщица с интересом потыкала пальцем в тонюсенькую лямку лифчика, поахала. Потом посмотрела на высовывающийся из выреза компромат и, бросив «истили!» – «жди!», выскочила наружу. Вернулась через пару минут с белым батистовым платком ценой в три медяшки, которым задрапировала вырез так, что лифчика стало не видно.
Лучше сидело то платье, что подороже. Его я и взяла, с благодарностью отдав Нариали восемь серебряников, о которых договаривались. Та посмотрела на меня, ткнула пальцем мне в бок, вздохнула, а потом достала из кармана две монетки по пять медяшек и протянула мне. Сдача, мол. И улыбнулась:
– Лиу ниэти биа.
Тебе нужно больше. Вот так. Наверное, доброта Нариали и реализм того, что сейчас происходило, меня и доконали. Я хлюпнула носом, а из глаз в два ручья хлынули слезы. Вот черт! Истерики сейчас не хватало! Нельзя! Вот устроюсь, переживу все и стану искать путь домой. А уж если не найду, тогда стану плакать. Хлюпнула носом еще раз, задрала голову, вытянув шею, как объедающая через забор куст в чужом огороде коза, и закусила губу.
Женщина ласково меня приобняла, мол, все утрясется, не волнуйся.
Я обняла ее в ответ.
Потом отстранилась, показала на свою непокрытую голову, на ее чепец и спросила:
– Сиа диат э-э? – в смысле, где такое берут.
– Шеравэр? – коснулась уха своего головного убора Нариали.
Точно. Шаровары с ушами, и не иначе. А я-то думала, что мне напоминает этот изыск местной моды? Ну, шаровары так шаровары. Спасибо, не портянки и не галифе.
Кивнула. Нариали потянула меня за руку наружу. Я подхватила сумку, мы вышли из шатра, повернули направо и через два десятка шагов уперлись в прилавок с распятыми чудесами ушастыми. В этот раз Нариали без просьб с моей стороны торговалась за меня. А я тихонько стояла, пытаясь запомнить и уяснить хоть что-то полезное. Третий чепец подошел. Оказалось, что на затылке ткань была проложена в четыре слоя, образуя нечто вроде кармана, куда полагалось помещать волосы. И чепцы отличались не только по окружности головы, но и по величине этого кармана, рассчитанного на шевелюры разной длины и густоты. Стоил шеравэр всего пять медных монет, в три раза дешевле сумки.
Нариали помогла мне надеть выбранный экземпляр и довольно всплеснула руками, показывая, что вот теперь-то совсем другое дело, теперь-то я – красота несказанная. Я улыбнулась в ответ:
– Удэй, Нариали! Биа удэй!
В ответ на мое «большое спасибо» последовало не менее «большое пожалуйста» – «биа содэй». И вопрос, нужно ли мне что-нибудь еще? Вместо ответа я выставила из-под юбки ступню. В туфле Габор на босу ногу. Малость грязную и слегка обмороженную. При нормальной температуре я б уже давно подвывала от водяных мозолей после таких променадов на шпильке, а сейчас нога не чувствовала ничего. Удобно, конечно, но как-то тревожит.
Нариали снова всплеснула руками и куда-то меня поволокла. Еще через десять минут я рассталась с четырьмя серебряными монетами и стала счастливой обладательницей полосатых вязаных чулок и кожаных чеботов не иначе, как пошива местной фабрики «Вездеход». Туфли с порипанными на брусчатке каблуками переместились в раздутую от запихнутого плаща сумку. А чулки я исхитрилась натянуть поверх моих штанов. Выглядело страшновато, чтоб не сказать – жутковато, но зато сразу стало тепло.
Вот интересно, а как мне отблагодарить Нариали? Почему-то казалось, что на деньги она обидится. Да и не могла я себе позволить сейчас деньгами швыряться. Задумавшись, чуть не налетела на застывшую посередь людского потока фигуру. Рост выше среднего, черные волосы до лопаток, синий камзол и меч сбоку. Застыл, аки памятник самому себе. Народ его обтекает, и никто и словечка не вякнет. Арвис! Высматривает кого-то в толпе. Кого-то. Ага! И я даже знаю, кого именно! Похоже, прикинул, куда я могла с утра податься. И пришел меня искать. А вопль про мэрию позволил ему определиться, где именно надо смотреть.
Отвернув лицо, прикрылась шаровариным ухом. Фиг ты меня теперь разглядишь! Но нет, не понимаю! Зачем я ему? Точно, маньяк.
Наверное, мне удалось бы проскользнуть мимо незамеченной, если бы Нариали опять не решила обратиться ко мне по имени, звонким голосом снова обозвав мэрией.