Долго стояли бандерлоги над мёртвым девичьим телом, стояли и скорбно молчали. Потом похоронили несчастную девушку, а над её могилой возвели каменную часовню. Городок же нарекли – «Сан-Анхелино». И стали – все и повсюду – с искренним пылом и рвением выращивать жёлтые розы.
А ещё через некоторое время, как-то сам собой, родился один милый и симпатичный обычай. Когда мужчина хочет предложить девушке (или женщине), руку и сердце, то он ей дарит жёлтую розу. Если она согласна, то цветок принимает и бережно пристраивает его в причёску. Вот, здесь всё только и начинается….
Видимо, Призрак невинно-убиенной Анхелины Томпсон, так и не найдя покоя, всё бродит по городку и его окрестностям, да и вмешивается, ни у кого не спрашивая на то разрешения, в дела любовные.
Когда, например, мужчина неискренен, или намерения имеет нечестные и сугубо меркантильные, то тут же раздаётся негромкий хлопок, и виновник впадает в самый натуральный летаргический сон. Нет, не навсегда, каждый раз по-разному, видимо, в зависимости от степени нечестности. Кто-то десять-пятнадцать минут спит, а кто-то и полтора месяца.
Ну, и с женщинами-девушками, которые принимают цветок без должных на то оснований, то есть, без настоящей и искренней любви, происходит то же самое.
Бывает, правда, достаточно редко, что засыпают оба – и жених, и его потенциальная невеста. Одна брачующаяся пара полгода проспала. Потом несостоявшиеся супруги почти одновременно – с разницей в три часа – проснулись, встретились, поглядели друг другу в глаза, рассмеялись по-доброму и стали закадычными друзьями.
А ещё иногда происходит следующий природный казус: девушка втыкает в волосы жёлтую розу, принесённую кавалером-ухажёром, а над Сан-Анхелино неожиданно загорается-вспыхивает яркая многоцветная радуга. Это означает, по уверению знающих людей, что всё хорошо и Святая Анхелина благословляет этот конкретный брак…
Эту легенду, а может, и не легенду вовсе, рассказала мне сеньора Сара Монтелеон, очень красивая женщина «чуть-чуть» за сорок.
Гордая королевская осанка, грива роскошных чёрных волос. Взгляд – когда в хорошем настроении – два голубых светлячка, когда изволит сердиться – две голубые молнии…
Если честно, то она мне уже давно нравится.
После этого её рассказа мне тут же захотелось – незамедлительно подарить донье Саре жёлтую розу. Вдруг, Святая Анхелина будет к нам милостива, и над городом – загорится яркая радуга?
Тропическая математика
О том, как сеньора Сара Монтелеон осчастливила Сан-Анхелино своим многолетним присутствием, вам расскажет любая местная picarilla[4], спросив за эту услугу совсем даже недорого – рюмку-другую местного aguardiente[5] и маленький урок «настоящего» английского языка для своего говорящего попугая.
История прекрасная и страшно романтичная, а суть ее заключается в следующем: самое эффективное в этом мире средство, обостряющее ум человеческий до невиданных высот, это чашка кофе chigos[6], выпитая под черную карибскую sigaros[7] – в нужном месте, в нужное время и в правильной компании.
Итак, незадолго до Рождественских праздников, мисс Сара Тина Хадсон – двадцатипятилетняя аспирантка кафедры Высшей математики Университета города Нью-Йорка, грядущее светило точных наук, красавица и умница – чинно сидела в кондитерской «Пятая Авеню», что располагалась на одноимённой нью-йоркской улице, за чашкой жидкой бурды, которая по какой-то жуткой ошибке именовалась «кофе», и старательно продумывала сто первый вариант решения знаменитой теоремы Ферма.
В те времена – в так называемой интеллектуальной среде – это считалось достаточно модным и почётным занятием. Да и размер премии, обещанной каким-то толстосумом за правильное решение, если говорить откровенно, впечатлял.
За соседними столиками оживлённо переговаривались-ворковали влюблённые парочки. В дальнем углу зала худенький молодой человек небрежно прикасался к чёрно-белым клавишам рояля и, отчаянно глоссируя, что-то негромко напевал. Что – конкретно – напевал? Э-э-э….
В тот год, если память мне не изменяет, был очень моден и популярен знаменитый «Рождественский романс»:
Но, я отвлёкся, вернёмся к нашему рассказу.
Итак, в этот ответственный момент, зловеще скрипнув, как говорят в модных романах о роке и неотвратимой судьбе, приоткрылась дверь кондитерской, и в заведение вошел смуглый малый двухметрового роста. Судя по обветренному, украшенному двумя неровными шрамами лицу, вошедший был моряком, а милый акцент, который проявился несколько позже, явно свидетельствовал о его испанском или вест-индийском происхождении.
Это был ни кто иной, как Симон Монтелеон, знаменитый в иных соленых водах капитан парохода «Ватерлоо», перевозившего особо стратегически-важные для Карибии товары – бананы, апельсины и лимоны, коренной житель славного города Сан-Анхелино.
Молодые люди познакомились и славно поболтали, выпив по чашечке вышеупомянутого светло-коричневого несладкого напитка.
Случайно узнав, что эта отвратительная жидкость именуется «кофе», моряк сперва удивился, потом рассердился, затем разгневался. Расстегнув долгополый походный сюртук, он выхватил из-за широкого кожаного пояса весьма внушительный абордажный тесак и приставил его к горлу несчастного хозяина кондитерской, требуя немедленно объяснить смысл этой несмешной шутки.
После последовавших затем незамедлительных и витиеватых извинений, благородный дон Симон решил простить глупого gringo и даже, достав из бездонного кармана сюртука изящную жестянку с неким ингредиентом, приготовил на кухонном примусе – для всех желающих – ковшик настоящего chigos.
К этому моменту большинство посетителей благоразумно покинули опасное заведение.
Но мисс Сара Хадсон осталась сидеть на прежнем месте. Безусловно, она была несколько фраппирована поведением своего экзотического собеседника, но ничуть не испугана – ведь, общеизвестно, что испугать истинную леди (причём, с шотландскими корнями), гораздо труднее, чем даже решить неразрешимую теорему Великого Ферма…
– Милая Сара, – немного смущаясь, проговорил неустрашимый морской волк, – Отведайте, пожалуйста, благородного chigos с карибских плантаций. В его изысканном вкусе – вся правда о моей прекрасной Родине. Сделайте глоток, закройте глаза – и вы погрузитесь в Мир прекрасных видений. Голубые далекие горы, полные неизъяснимой печали и зовущие в дорогу – прочь от родного очага – за неведомой и призрачной мечтой. Стада белоснежных лам, пугливых и грациозных, как наши детские сны. Беспокойные, никогда не засыпающие джунгли. И море, Великое Карибское море, Море Морей…. О, мисс Сара, как жаль, что я не родился поэтом!
Прикурив черную, непривычно длинную сигарету, Симон Монтелеон продолжил:
– А если вы – в перерывах между глотками chigos – сделаете несколько затяжек этой черной карибской sigaros, то перед вами могут открыться многие тайны мироздания….
И тут произошло неожиданное.
Изысканная, элегантная, одетая по последней моде нью-йоркская леди сделала маленький глоток chigos и, поставив на столик фарфоровую чашечку, бестрепетной рукой, затянутой в тугую лайковую перчатку, решительно выхватила из пальцев оцепеневшего капитана sigaros, после чего сделала глубокую профессиональную затяжку.
Результат превзошел все ожидания.
Глаза мисс Сары Тины Хадсон широко распахнулись и засияли – словно два индийских самоцвета, густые собольи брови удивленно взлетели вверх, а маленькие, изысканно очерченные карминные губы прошептали непонятные слова:
– Эврика. Эврика. Эврика…
Она торопливо вскочила на ноги и, схватив со столика элегантную сумочку крокодиловой кожи, мгновенно выбежала из кондитерской.
Дон Симон только растерянно хлопал ресницами, делая при этом руками какие-то непонятные движения явно извинительного характера, словно беззвучно призывая Господа Бога – в свидетели своей полной невиновности в произошедшем.
Как говорят – в таких случаях – опытные карибские охотники: – «В чем ошибся ягуар уже не важно. Важно, что кролик, все-таки, убежал…».
А Сару Хадсон просто-напросто посетило озарение – она неожиданно нашла решение Великой теоремы и срочно побежала домой, стремясь как можно быстрее зафиксировать на бумаге своё судьбоносное открытие…
К вечеру все было записано, оформлено как надо, запечатано в плотный конверт и отправлено почтой в город Лондон – мистеру Джону Тревору, тогдашнему её жениху, который в поте лица трудился профессором высшей математики в одном из тамошних Университетов. Покончив с этим важным делом, наследница славы Архимеда и Лобачевского уснула сном притомившегося ангела.
Утром же выяснилось, что имеет место быть маленькая неприятность – за время сна гениальное решение теоремы Сарой Хадсон – напрочь – было позабыто. И виной всему, по ее мнению, был некий смуглый верзила с двумя крайне безобразными шрамами на обветренной физиономии, который снился безостановочно всю ночь напролёт, рассказывая – при этом – всякие цветастые байки о морских разбойниках, несметных сокровищах, зарытых в глубоких пещерах, об обезьянах, тапирах, аллигаторах и прочих глупых разностях…
Это, на первый взгляд, действительно, была просто маленькая неприятность – ведь, решение ушло почтой к Джону Тревору, который через два месяца намеривался прибыть в Нью-Йорк. Для официального предложения руки и сердца, понятное дело.
Два месяца промчались – как один день.
И, вот, долгожданная встреча двух любящих сердец состоялась.
– Джон, Джон! – взволнованно щебетала девушка, радостно улыбаясь и взволнованно теребя рукав смокинга своей будущей половинки, – Правда же, мое решение Великой теоремы просто великолепно и бесспорно? Ну, скажи же скорей! Правда?
– Дорогая Сара, – несколько озадаченно, неодобрительно посверкивая стеклышком монокля, проговорил сэр Джон. – Я, право, несколько удивлен. Ведь, любой студент-первокурсник знает, что решения теоремы Ферма не существует в природе. Да и не может существовать. Как же ты, право…
– Стоп, Джон Тревор, – безапелляционно перебил его голос, в котором легко угадывались характерные грозовые нотки. – Оставь свое частное мнение при себе. А мне, пожалуйста, отдай моё решение. Причём, отдай немедленно!
– Но, дорогая, – ошарашено промямлил уважаемый и заслуженный профессор, – я искренне подумал, что это была твоя милая рождественская шутка. Розыгрыш, так сказать. Ну, я и…
– Короче говоря, – угрожающе пророкотал громовой раскат, и профессору даже показалось, что где-то совсем рядом сверкнули две ярко-голубые молнии, – ты, законченный мерзавец, выбросил его? Выбросил? Выбросил? Выбросил?
– Ну, конечно, я…,– это были последние слова мистера Тревора в этом знаковом диалоге.
Вы знаете, что такое настоящий гнев?
Гнев ужасный, беспощадный, Гнев – с большой буквы?
Если вы не встречались с по-настоящему разгневанной леди, имеющей шотландские корни, то вы не знаете о гневе ничего…
Первый удар, нанесенный закрытым дамским зонтом, сбил с сэра Джона чёрный котелок, после второго разлетелся на тысячи мелких осколков его монокль, после третьего…, впрочем, будем милосердны – излишняя кровожадность ныне не в почете.
Естественно, что после вышеозначенного печального инцидента о свадьбе и речи быть не могло.
Но, вовсе, не это беспокоило нашу бескомпромиссную и прекрасную воительницу. Гораздо более важная и неразрешимая проблема стояла перед ней. В Нью-Йорке, этом великолепном мегаполисе, где, казалось бы, есть всё, везде и всегда, невозможно было достать ни chigos, ни sigaros. А, как без этих «волшебных» помощников вспомнить секрет решения Великой теоремы?
Проблема разрешилась как-то сама собой. Села мисс Сара Тина Хадсон на первый же «фруктовый» пароход и отправилась в далёкое экзотическое путешествие – с конечной точкой маршрута в захудалом городке Сан-Анхелино, что расположился где-то между тропиком Рака и тропиком Козерога.
Дальше случилось то, что случается в этих местах всегда и со всеми. Познакомилась молоденькая жительница Нью-Йорка с великим Чудом слияния неба и моря в Единую Сущность, и позабыла о достославной теореме Ферма. Да и, вообще, обо всех и всяческих теоремах…
А, кроме всего прочего, она вышла замуж за морского бродягу Симона Монтелеона, который, к несчастью, лет тринадцать тому назад сгинул где-то на бескрайних просторах Карибского моря – не вернулся старенький пароход «Ватерлоо» в порт приписки.
Как рассказывают местные старожилы, в тот момент, когда счастливая невеста, позабывшая обо всех тайнах высшей математики, вдевала в свадебную причёску жёлтую розу, над Сан-Анхелино зажглась шикарная многоцветная радуга, досель и после этого – невиданная….
Детей у них не было. Так, вот, получилось.
Но сеньора Сара Монтелеон не вернулась в Большой Мир, живет себе в маленьком белом домике под красной черепной крышей, ухаживает за крохотным апельсиновым садом, и каждое утро выходит на городскую набережную – все ждет своего двухметрового верзилу с двумя симпатичными шрамами на смуглом обветренном лице.
За это все жители городка ее безмерно любят и уважают…
Джедди и Маркиза. Или о том, как рождаются революции и карнавалы
Джедди подбросили к порогу дома семейства Монтелеон лет двенадцать тому назад, как раз через год после того, как дон Симон затерялся где-то в запутанных морских лабиринтах.
За окнами царила чёрная-чёрная ночь, самая чёрная из всех ночей, какие доводилось видеть капитану Сиду в своей жизни. Бушевала гроза – бешенная и страшная, полная изломанных ярких молний и воя сумасшедшего ветра, дувшего с Дальних гор.
В дверь настойчиво постучали, и, одновременно с этим, где-то совсем рядом раздался странный долгий звук – то ли зов охотничьего рога, то ли плач трубы джазового музыканта.
Зарядив – на всякий случай – старинное фамильное ружьё крупной картечью и предусмотрительно взведя оба тугих курка, отважная сеньора Сара Монтелеон резко распахнула дверь.
Сверкнула яркая жёлтая молния, и в её свете взгляду молодой женщины предстала странная картина. Рядом с широкими каменными ступенями крыльца стояла кованая колыбель непонятного чёрного металла изысканной тонкой работы – почему-то сразу, с первого взгляда, было понятно, что вещь эта старинная, вернее, очень и очень древняя. А в колыбели лежало нечто, завёрнутое в серую, дурно пахнущую шкуру неизвестного зверя, и жалобно стонало-всхлипывало.
Когда чуть позже, уже в столовой-гостиной, сеньора Сара осторожно развернула мокрую шкуру, капитан Большой Сид – карибский матёрый шкипер, старый бесстрашный морской бродяга, повидавший всего и всякого, гостивший в ту пору на берегу по причине пулевого ранения в правое плечо – испуганно подпрыгнул и, ударившись головой о низкую потолочную балку, отчаянно заикал.
К слову сказать, окончательно пришёл в себя капитан не раньше, чем через час, употребив для этого приличное количество универсального лекарства моряков всех стан и народов. То есть, пинты две-три чёрного ямайского рома.
Я давно уже заметил, что даже самые бесстрашные и отважные герои могут испытывать порой чувство страха – и, именно, безмерное удивление виной тому.