Наверное, Ларин попал в цель. Может, уголовник и имел когда-то ранг на зоне, но не выше баклана, а потом или ссучился, или его опустили. Так что за татуировки он «ответить» не мог, кроме как ножом.
Угрюмый бросился на Андрея, бросился стремительно, желая припечатать к двери, а уж потом «пописать лицо перышком». Ларин опустил ручку двери и буквально вжался в стену. Угрюмый так и не успел затормозить перед внезапно распахнувшейся дверью, за которой с грохотом мелькал ночной пейзаж. Для надежности Андрей еще и ногу подставил. Взмахнув руками, угрюмый в мгновение ока исчез в ночной темноте. Даже звук падения не был слышен, он потонул в перестуке колес.
Коренастый стоял, широко раскрыв глаза и рот. Он не мог взять в толк, как все произошло. Был дружок – и исчез… Ветер врывался в тамбур, упруго бил в лица, трепал одежду. Ларин сделал два шага вперед. Коренастый испуганно осматривался, искал, что бы ему схватить в руку. Но в пустом тамбуре ничего подходящего не попадалось. Андрей не стал церемониться и тратить время на слова. Просто схватил упирающегося сутенера за грудки, протащил сквозь тамбур и вышвырнул в ночь.
Ветер захлопнул дверь. Трехгранный ключ провернулся в замке. Расправляясь с подобной публикой, Андрей не испытывал угрызений совести. Они были ничуть не лучше тех высокопоставленных коррупционеров, которые его стараниями покинули этот мир или превратились в «звать тебя никак и фамилия твоя никто». Если кто-то из двоих при падении выживет, пусть себе. Сломают шею, никто плакать не будет.
Ларин отряхнул брюки и вернулся в коридор. После грохота и свиста ветра ему показалось, что здесь царит полная тишина. Дверь в купе Бирхофа закрыта. Проститутка могла и убежать. Некогда было во время драки посмотреть в стекло, а вот она могла и заглянуть.
Андрей напряг слух, приложил ухо к двери – полная тишина. Он осторожно опустил ручку, дверь оказалась закрыта изнутри. Тогда вставил железнодорожный ключ в отверстие, провернул его, быстро вошел в купе и защелкнул за собой дверь.
На полу тускло горел выроненный фонарик. Девица жалась в углу купе и смотрела на Ларина широко открытыми испуганными глазами. Голый немец, прикрытый до пояса простыней, лежал на диване: рот открыт, неподвижные глаза уставились в потолок.
Жизнь Андрея складывалась так, что бывший наро-фоминский опер видал мертвецов довольно часто. Ларин приложил пальцы к шее немца – пульсации крови не чувствовалось.
– Готов. Спекся папуас, – проговорил он зло.
– Я… я… я ни при чем… не виновата… он виагры обожрался… вот… – проститутка подхватила со столика нетерпеливо разорванную упаковку, – сердце и не выдержало…
– Врешь, дура, – Ларин присел на диван, запрокинул голову. – Ты ему перед этим клофелина в спиртное подлила.
– Я… я…
– А потом, когда эта дрянь случилась, – Андрей указал на мертвого немца, – хотела бутылочку в окно выбросить. А тут кондиционер стоит, и рама наглухо закрыта. Вот ногти свои дебильные в золотых блестках и обломала.
– Что теперь будет? – захныкала проститутка. – Я же не хотела, – и она бросила взгляд на дверь.
– На дружков своих можешь не рассчитывать. Не придут они, – произнес Ларин и зевнул, почувствовав страшную усталость.
– Почему? – вырвалось у девицы, и она зашмыгала носом.
– Погулять вышли на свежий воздух, – раздраженно проговорил Андрей, проклиная сегодняшний день.
– Как это? Станции же не… – проститутка осеклась, наконец-то сообразив, в чем дело.
Она чувствовала силу, исходившую от Ларина. По его глазам видела – этот человек способен, если потребуется, убить. И глазом не моргнет. И не из мести убьет, не ради наживы, а только потому, что этого требуют интересы дела.
– Не трясись и сопли не распускай. Не люблю. Тебя не трону. Короче, так – собралась и исчезла. Сошла на ближайшей станции и вернулась домой. Дружков не ищи, вряд ли они вновь появятся в твоей жизни. А про немца забудь. Поняла?
– Поняла, – прошептала проститутка, хотя в ее глазах читалось, что она ровным счетом ничего не понимает. – Так я пошла? – неуверенно спросила девица, опуская ноги на пол.
– Не так сразу. Для начала юбку обтяни, а еще бумажник этого господина хренова здесь оставь.
– Вау, – тихо проговорила железнодорожная путана, выкладывая на столик дорогое мужское портмоне.
– Не «вау», а «упс», мародерка чертова.
– Я не мародерка, а честная девушка легкого поведения, – обтягивая до неприличия короткую юбку, возразила проститутка. – Я ему, кстати, даже искусственное дыхание делать пыталась и закрытый массаж сердца. Ничего не помогло. Не верите?
– Может, и верю. Только толку теперь от этого нет. Иди отсюда, и без тебя тошно.
– А как же вы?
– Как-нибудь и без сопливых разберусь.
Проститутка исчезла. Ларин не сомневался, что она в точности последует его совету – не станет никого беспокоить, а о немце постарается забыть как можно скорее.
Андрей закрыл дверь на защелку, посмотрел на мертвого Курта Бирхофа.
– И надо тебе было это сомнительное удовольствие, идиот несчастный? Все испортил… А ведь так неплохо начиналось! Приличные, добропорядочные люди обычно умирают в своей постели, окруженные детьми и внуками. А ты в чужой стране на казенном белье да на продажной сучке…
Маячившие перспективы мгновенно закрылись вместе с возможностями. План, составленный Лариным и утвержденный Дугиным, пошел прахом.
Поезд мчался в ночи, приближаясь к станции, на которой Андрея уже поджидали люди, присланные Павлом Игнатьевичем. Вот только в этом Ларин уже не видел никакого толка.
Состав сбавлял скорость. Вагон раскачивался на стыках, за окнами проплывали желтыми колючими одуванчиками станционные фонари. Скрипнули тормоза, лязгнули сцепки, и поезд замер. За окнами коридора высилось здание вокзала. Никому из пассажиров вагона, в котором ехал Ларин, станция не была нужна – никто не вышел, никто не зашел.
Андрей выбрался в тамбур, выглянул в окно на другую сторону от здания вокзала. Тут было темно, ближайшие фонари погашены. Чувствовался почерк Дугина. Даже о такой мелочи, как светомаскировка, он позаботился.
«Ну, и где же они? Даже огорчить некого», – подумал Ларин, глядя на пустой перрон.
И тут со стороны диспетчерской вышки неярко блеснули фары. Вдоль состава катил электрокар с парой багажных тележек. Машина почти беззвучно приблизилась к вагону и остановилась точно напротив двери. За рулем сидел мужчина в форменном комбинезоне и кепке. Еще двое разместились на потрепанных дерматиновых сиденьях прямо за ним. Андрей открыл дверь и тут же, к своему удивлению, узнал в водителе электрокара самого Дугина.
– Давай быстрей, – по-деловому скороговоркой проговорил Павел Игнатьевич, но, встретившись с Лариным взглядом, тут же поинтересовался: – Все в порядке?
– Если бы.
Андрей пропустил Дугина в купе, прикрыл за собой дверь. Павел Игнатьевич даже тихо присвистнул от разочарования.
– Вот уж точно в народе говорят: блядство до добра не доводит, – сказал он, глядя на мертвого немца.
– Вот такая вот, Павел Игнатьевич, «финита ля комедия». Даже самому противно. А еще собирались изобретателям виагры Нобелевскую премию присудить. А им, как видите, руки поотбивать мало.
– Насчет Нобелевской премии не знаю, – вздохнул Дугин, – но мы с тобой оказались в непростом положении.
– Слабо сказано – в безвыходном.
– Есть предложения? Стоянка-то совсем короткая.
– Да думал уже. Забираем его ноутбук, документы, оставляем все, как есть. Я остаюсь с вами, и пробуем разобраться в информации самостоятельно.
– А этот пусть дальше едет? – Дугин указал на Бирхофа. – Подарок жителям Выборга?
– Ну, и что такого? Дело-то житейское, как говаривал сказочный Карлсон с пропеллером. Утром его обнаружит проводник. На столе пачки презервативов, упаковка виагры, а у мужика остановка сердца. Картина для следователей предельно ясная.
– Ты о работе следователя не беспокойся. У нас времени нет абсолютно. Так мы только спугнем Рубинова с Васьковым. Они-то заподозрят, что этого клоуна специально убрали, чтобы документы похитить. Поменяют планы, перенесут застройку в один из других гарнизонов. Мы за всем не уследим. В армейской среде наших людей мало, полной картины я получить не смогу. А мы должны пресечь первую же попытку раздербана бюджетных денег. Они сейчас пилотный вариант аферы обкатать решили, и мы не имеем права позволить им это сделать. Так что едешь до Выборга.
Двое спутников Дугина с каменными лицами делали свою работу: торопливо вынесли из вагона багаж немца, затем и его самого, завернутого в кусок брезента. Белье, бокалы, пачки виагры и презервативы оставили на столике. Дугин с Лариным стояли в это время в коридоре и торопливо продолжали обсуждать сложившуюся ситуацию.
– …ну, хорошо, приеду я в Выборг, доберусь до гарнизона и кем представлюсь? Да со мной никто разговаривать не станет, а уж тем более откровенничать. Мне нужно новое легендирование. Ну, скажем, приехал с заданием журналист, аккредитованный при Министерстве обороны, или еще какая-нибудь хрень…
– Придумаем, Андрей. Не в первый раз. Что-нибудь обязательно придумаем. И очень быстро. Ну, все, я пошел.
Спутники Павла Игнатьевича загрузили мертвое тело в большой картонный ящик на багажной тележке. Дугин сел за руль, и электрокар, развернувшись на узком перроне, покатил к диспетчерской башне.
Поезд тронулся. Ларин закрыл дверь и вернулся к себе в купе.
– Вот же дрянь. Не люблю сюрпризов и импровизаций. Доехать-то до конечной станции я доеду, а дальше что?
Глава 5
Военно-транспортный вертолет, подобно гигантской стрекозе, скользил над темно-зеленым лесом. Негромко рокотал двигатель, яркое солнце дробилось во вращающихся лопастях. Пилот уверенно ворочал штурвалом, то и дело посматривая в штурманскую планшетку. До Первомайского, конечной точки полета, оставалось еще минут сорок.
Анатолий Никодимович сидел у иллюминатора, вслушиваясь в свои ощущения. Пьянка давала о себе знать: распирало мочевой пузырь, к горлу тугим комом подкатывала блевотина. Больше всего на свете ему теперь хотелось в сортир. Однако еще больше хотелось выспаться. Ведь спать Рубинову пришлось лишь несколько часов – Васьков не отстал от него, пока они вместе не придушили литруху водки.
Сам Владимир Павлович, с непроницаемым лицом, в отутюженном генеральском камуфляже, сидел напротив. Глядя на него, человек непосвященный вряд ли бы сказал, что все предыдущие сутки товарищ генерал предавался исключительно пьянству и блуду. Его свежепобритые щеки источали аромат терпкой туалетной воды. Глаза Васькова выглядели абсолютно трезвыми, необычайно суровыми и чуточку уставшими – как и полагается по должности и званию. Владимир Павлович снисходительно посматривал то на старого товарища, то на его помощника, подполковника Слижевского, который, согласно субординации, сидел чуть поодаль.
– Вова, расскажи мне про этот гарнизон, – попросил Рубинов, поминутно прислушиваясь к процессам в организме. – Сколько личного состава, какие у них там жилищные условия… Что это вообще за гарнизон?
Васьков глянул в иллюминатор. Под фюзеляжем, насколько хватало глаз, простиралось «бескрайнее море тайги».
– Ну, что тебе сказать? Тут Север. Закон – тайга, хозяин – медведь, – со знанием дела пояснил Владимир Павлович. – Первомайский – не самый образцовый гарнизон, комиссии и проверки я туда стараюсь не возить. Дичь, глушь беспросветная; летом – гнус, зимой волки воют. Туда в основном не самых благонадежных офицеров отправляют. Или тех, кто залетел по пьянке или бытовухе, или слишком борзых, или тех, кому вообще дальше ничего не светит, а просто надо до пенсии дотянуть. Правда, для усиления боеспособности бросаем туда и нормальных командиров, особенно тех, кто в горячих точках повоевал. В результате – паритет дегтя с медом. На Красную площадь эту часть, конечно, не выведешь, но и особо ругаться никто не будет.
– Я тебя про личный состав спрашиваю, – напомнил Рубинов, морщась.
– А-а-а… Учебный артполк – раз. Не кадрированный, кстати. Склады боеприпасов – два, там отдельная рота охраны. А год назад мне еще отдельный инженерный батальон навязали, пришлось и их в Первомайском расквартировывать.
– Ого, сколько! – оживился тыловой генерал. – А что у них с жильем?
– Для холостяков – офицерское общежитие, как и положено. Для семейных – четыре пятиэтажки в военном городке. Остальные живут где придется… Квартирные, естественно, все, как и положено.
Рубинов прищурился, прикидывая количество офицеров. Число людей, нуждающихся в новых квартирах, получалось серьезным – даже чуть большим, чем он рассчитал в Москве.
– Олег, подойди-ка, – тыловой генерал кивнул подполковнику Слижевскому, подчеркнуто щеголеватому, напоминающему марьяжного валета. – Я-то в арифметике не силен; потом посмотришь, подобьешь и мне полную выкладку составишь. Ну, сколько там и кому квадратных метров на подотчетную душу надо выделить, с учетом детишек… Ну, и все такое прочее.
Тот в знак согласия кивнул.
– Все будет исполнено в лучшем виде. Если хотите, могу заняться подсчетами прямо сейчас, – подполковник извлек из чехла ноутбук.
– Да не надо, ты же еще точных цифр не знаешь! – замахал руками Васьков. – Я тебе на будущее!
Вертолет несколько раз тряхнуло – видимо, он попал в зону турбулентности. Рубинов инстинктивно схватился за живот и, почувствовав, как корень языка тонет в подступившей рвоте, судорожно поднялся и рванул в сортир.
Когда же он вернулся, рядом с его креслом стояла стюардесса с подносом в руках. Поставив стакан в подстаканнике на дубовый столик, она обворожительно улыбнулась, словно демонстрируя, что вся ее предыдущая жизнь была прелюдией к встрече с товарищем генералом.
– Нравится? – заговорщицки подмигнул Васьков. – Вольнонаемная. Специально для тебя взял. Я ведь, Толя, все твои вкусы еще с Суворовского изучил.
– Спасибо, – Анатолий Никодимович с тоской подумал, что сегодняшний вечер опять будет посвящен пьянству и блуду, только уже на новом месте.
– Не за что. Знаешь, я только недавно одну штуку осознал. Насчет службы, – разоткровенничался Васьков. – Генерал – это не звание…
Потягивая горячий чай, Рубинов наконец ощутил облегчение. Странное письмо с невнятными угрозами, которое так беспокоило его еще сегодня утром, теперь казалось ему чьей-то детской шалостью, глупым розыгрышем. Да и чего, собственно, переживать?
– А что же такое генерал? – лениво осведомился Анатолий Никодимович.
– Генерал – это счастье, – серьезно сообщил собеседник. – А счастье, как ты сам, наверное, понимаешь, просто так человеку не дается. Мы, Вова, с тобой судьбой отмечены. То есть нам можно все, и нам ничего за это не будет.
– Вот нам самое время и подумать, как один гарнизон в Первомайском сможет двух генералов прокормить, – улыбнулся начальник департамента тылового обеспечения. – Послушай, а в этом Первомайском, как я понимаю, и контрактники есть?
– В инженерном батальоне – почти все на контракте, – c готовностью подтвердил Владимир Павлович. – Тут ведь рядом довольно большой районный центр, а работы для мужиков почти никакой. Четыре предприятия, из которых три еще с девяностых закрыты. Вот молодые после срочной и остаются в армии: их кормят, поят, регулярно зарплату выдают… Профессию на халяву получить можно: водила, экскаваторщик, бульдозерист. Да и бабам мужики в форме всегда нравились.
– А ты в курсе, что контрактникам по новому закону положено комфортное общежитие с определенными стандартами жизни? – аж залоснился от счастья Анатолий Никодимович и, столкнувшись взглядом со старым другом, безошибочно определил, что тот понял правильно.