История ее похождений так длинна, что об этом можно написать роман. Но мне отчего-то не хочется. Подробности опущу. Скажу только, что теперь букет из трех экзотических цветков – Лианы, Дианы и Златы – произрастает в квартире, на которую имеет законное право мой супруг Михаил Конанов. Потому что она изначально принадлежала его матери, к которой Лиана, Диана и Злата не имеют ни малейшего отношения. Если бы они были ей за это благодарны! А заодно и мне! Ведь свекровь умирала на моих руках, и, поверьте, мне ничего не стоило вытянуть из нее дарственную. На меня или моего сына. Но Галя Зайкина и женщина, умирающая у нее на руках, друг друга стоили. Они ни на секунду не задумались над тем, что будет после.
В результате свекровь умерла, так и не оставив завещания, а с ее квартирой поступили по закону. Поскольку Лиана, Диана и Злата были в ней прописаны, они остались здесь жить. А Михаил, законный наследник, на это и слова не сказал.
Так он поступает с ней. И совсем по-другому со мной. О том, как я жила, скажу чуть ниже. Сейчас о моем красном дипломе, с которым я прочно осела дома. Сначала мне было не до работы, потому что меня мучил ужасный токсикоз. Потом я с трудом таскала огромный живот. Мой муж – мужчина крупный. И мальчик родился весом в четыре килограмма! Настоящий богатырь! В то время как я – женщина среднего роста и в двадцать лет была худа, как палка. В общем, пришлось попотеть. Кости таза во время родов разошлись, защемили нерв, и я почти месяц не могла ходить. Из больницы вышла нескоро и занялась ребенком и домашним хозяйством.
Муж работал. Маленький сын отчаянно плакал, и Михаил старался как можно меньше бывать дома. Приходил под вечер, спал на кухне, на раскладушке. Мы ведь жили в однокомнатной квартире, доставшейся Михаилу от бабушки. Три года я нянчилась с ребенком. Муж зарабатывал деньги. Жаловаться мне не приходилось.
Потом… Кто помнит, тот знает. Начало девяностых. В стране началась свистопляска, с работой стало трудно. Я решила какое-то время подождать. Да и места в ближайшем садике не было. Ребенок по-прежнему был только на мне. Свекровь уже тяжело болела, и мне было ее жалко до слез. Я старалась, чтобы она не знала о моих проблемах.
– Тебе что, денег не хватает? – буркнул муж, когда я заикнулась о работе.
Денег нам хватало всегда. Хотя все они были у мужа. Так повелось с самого первого дня. Он выдавал мне на расходы энную сумму, и попробуй не уложись! Если я укладывалась, все проходило гладко. Если нет, начинался разбор полетов. Я должна была доказать необходимость всех трат! За весь месяц! Вплоть до коробка спичек, мыла и зубной пасты. Это меня так утомляло, что я избрала единственный правильный путь. Укладываться в ту сумму, которую выделял на хозяйство муж. Вошла в режим жесткой экономии и за много лет стала профессионалом.
Теперь вкратце о бизнесе. О том, как мой муж разбогател, тоже можно написать роман. Но мне опять-таки не хочется. Я была соучастницей процесса в том плане, что обеспечивала надежный тыл и вела хозяйство. Это стоило мне нервов и пряди седых волос, которую теперь приходится закрашивать. Скажу только, что интересы моего супруга лежат в области медицины.
Сначала он занимался исключительно медицинским оборудованием. И тот прибор, который он уехал испытывать на следующий день после нашего знакомства, тоже относился к медтехнике. Торговал он поначалу ею же. Потом включил в ассортимент лекарственные препараты. А дальше пошло-поехало. Конкуренты не могли отнестись к этому спокойно. Я уже упоминала о совершенном на моего мужа покушении. Тогда ему чудом удалось уцелеть. Пуля, срикошетив, попала в шофера, но когда Михаил пришел домой, его лицо тоже было в крови. Оказалось, что его поранили осколки лобового стекла. Как я перепугалась! А он. Мы даже на время уехали из Москвы, спрятались в глубокой провинции, у моих родителей. Два месяца сын ходил в ту же школу, в которую когда-то ходила я.
Знаете, я два месяца была счастлива! Да-да! Все было так тихо, по-семейному. Муж целыми днями был дома, вечерами мы все садились играть в лото, ужинали всей семьей за столом, накрытым праздничной скатертью. У меня появилась надежда, что мы останемся здесь навсегда. Как мне этого хотелось! Но он решил вернуться. Михаил не мог допустить, чтобы бизнес, в который вложено столько денег и сил, достался другому.
Какими-то путями он уладил конфликт, сократил поставки, а главное – нанял охрану. Мы вернулись в Москву, и до конца года сын ездил в школу в сопровождении шофера и телохранителя. Теперь уже я была несчастна, потому что жила как на вулкане. Но муж ни за что не хотел отказаться от своего бизнеса. Он просто пошел на уступки. И его оставили в покое. Я считаю, что нам повезло. Разумеется, все это время мне было не до работы. Сын ходил в начальную школу, надо было помогать ему делать уроки, ходить на собрания, ездить с ним в бассейн, на курсы иностранного языка, и так далее, и тому подобное.
Я даже не заметила, как он вырос! Теперь мне приходится задирать голову, чтобы выслушать, когда он придет домой после вечеринки, и уговорить, чтобы прислал SMS. Я не выношу, когда он возвращается заполночь! Хотя бы предупреждал. Но со мной никто не считается. Женю нельзя винить, он во всем берет пример с отца. Михаил ни в грош меня не ставит, уходит и приходит, когда захочет, не считает своим долгом сообщать, где проводит время и с кем. Он – хозяин положения. А я…
Вы удивитесь, если узнаете, что у нас нет прислуги. При том, что мы так богаты. А зачем? Ведь прислуга – это я! Все равно мне нечем заняться. Кроме как уборкой квартиры. Она напичкана ультрасовременной бытовой техникой. Стиральная машина с сушкой, пылесос моющий, для жирных кастрюль имеется посудомоечная машина. Мой труд по дому облегчен до предела. Поэтому у меня остается много свободного времени. Будь оно проклято! Мне даже готовить не для кого! Муж обедает, а зачастую и ужинает вне дома, сын тоже взял моду ходить с друзьями в кафе, вместо того чтобы пользоваться моими услугами. Золотая молодежь, денег полные карманы. Я им не нужна. Теперь не нужна. Мои мужчины стали такими самостоятельными! Они друг с другом прекрасно ладят, а меня не замечают. Иногда я думаю: лучше бы у меня родилась девочка.
Господи, о чем это я? Женька – смысл моей жизни. Я сумасшедшая мать. Если бы он еще позволял любить себя! Он высок ростом, широк в плечах, мало того, у него уже усики пробиваются. А наш телефон обрывают девочки. В Питер наверняка поехали не одни ребята. Деньги у Женьки есть, на этот счет папа не скупится. Ведь Женька – единственный сын, наследник, продолжатель дела. Меня сын откровенно стесняется. Я – ноль. Домохозяйка. Все правильно: за что меня уважать? За то, что я загружаю белье в стиральную машину, а кастрюли – в посудомоечную? Отец – другое дело. Он глава компании. У него в подчинении человек триста, офис почти в самом центре Москвы, склады на окраине.
А теперь хочу рассказать главное: как я дошла до жизни такой. В чем причины странных поступков, которые я совершила за последние полгода. О роковой роли новой норковой шубки и красного чемодана. О том, почему в моей сумочке лежали два билета на поезд. И почему я ни одним из них не воспользовалась.
О том, как Галя Зайкина, в замужестве Конанова, умерла у подъезда собственного дома. И очутилась в аду.
Но сначала о рае…
В аду
– Проходите, гражданка.
В дверь робко, бочком вошла женщина средних лет с бледным ненакрашенным лицом. Хлынов, сравнивавший всех со своей красавицей женой, невольно вздохнул. Эта небось скандалов супругу не закатывает. Тихая, скромная, одета непритязательно.
– Присаживайтесь.
– Если вы насчет телефона, то Бог с ним. – Она махнула рукой. Так и не присела, и во время всего разговора косилась на дверь. Словно хотела сбежать.
– То есть как? – оторопел Семенов.
– Это все муж. Телефон – его подарок. Должна же я была как-то ему объяснить? Я и сказала: украли. А он: «Иди в милицию! Или ты врешь!» Мне все знакомые сказали, и на работе тоже, что дело безнадежное. Только время зря потратила. Но я ради мужа…
– Ну, это вы не правы, гражданка! – разозлился вдруг Хлынов. – Хотите сказать, что мы даром хлеб едим? Все так говорят! Ругают милицию! А преступник меж тем пойман! Сейчас вы должны будете его опознать.
– Как это? – испугалась женщина. И торопливо заговорила: – Темно было. Я его почти не разглядела. И лицо не запомнила. Я вообще его не видела!
– Преступника? – усмехнулся Хлынов.
– Лицо.
– Но хоть что-нибудь?
– Высокого роста, волосы светлые, – неохотно сказала женщина. – И еще нос картошкой. Он его портил.
– Преступника?
– Лицо. Что вы меня путаете?
– А зачем вы обманываете? Говорите, что не разглядели!
– Не разглядела. Я замужняя женщина. Чего мне чужих мужиков рассматривать?
– Хорошо. Как говорится, проехали. Как дело было? Подробнее.
– Шла вечером с работы. Темно уже было, десятый час. На улице почти никого. Вижу – навстречу идет мужчина. Я о своем думаю. Дети, работа. Когда он меня за плечо схватил, я даже не сразу поняла, что происходит.
– А он?
– Пригнулся и шипит: «Давай сюда сумочку». И тянет за ремешок. Я испугалась и отпустила. Говорю: «Только не убивайте! У меня дети!»
– Почему вы так сказали?
– Не знаю. У него было такое лицо…
– Страшное?
– Этого словами не выразишь. Он взял сумочку, открыл и начал в ней копаться. А меня словно парализовало. Я только потом сообразила: надо было бежать. Что мне в этой сумочке? Жизнь-то дороже! Но от страха все позабыла. Даже о том, что умею ходить. Ноги отнялись. Стою ни жива ни мертва. Над нами был фонарь…
– А сказали, что темно! – не выдержал Семенов.
– На улице да, темно. Но он же искал кошелек. Потому вышел на свет. На пальцах я заметила татуировку. Пять букв. «Толян», кажется. Я не отрываясь смотрела, как он копается в сумочке, потом в кошельке. А там ничего не было. В кошельке. Мелочь. Рублей пятьдесят. Я все потратила на продукты. А телефон у меня дорогой. Подарок мужа на день рождения. Он увидел телефон, обрадовался, схватил его, а сумку бросил. Потом прошипел: «Кому расскажешь, сука, найду и пришью». И убежал. Я подняла сумочку, кошелек и пошла домой. Все.
– Гражданка Милованова, сейчас мы пройдем в соседнюю комнату.
– А что там? – испугалась женщина.
– Обычная процедура. Главное: ничего не бойтесь.
Ее пришлось подталкивать в спину, женщина шла неохотно. Увидев трех мужчин, выстроившихся вдоль стены, невольно попятилась. Лицо у нее стало испуганным.
– Вы кого-нибудь узнаете? – с нажимом спросил Хлынов, придержав ее за плечо.
– Нет.
– Вы уверены?
Ее взгляд уперся в Пенкина. Из всех троих он был самый симпатичный. Семенов гадал: она смотрит на Пенкина по этой причине или узнала?
– Я… Темно было.
– Ну же, Мария Федоровна. Соберитесь.
– Я… Вроде бы… – Она решилась и ткнула пальцем в Пенкина. – Вроде бы он.
– Вы уверены? По каким приметам вы его узнали?
– Нос… Похож… – прошептала женщина. – Волосы светлые… И вообще… Ой, я не знаю!
– Чего вы боитесь? Преступник пришел с повинной.
– Олег! – предупреждающе сказал Семенов.
– Я не… Татуировка на правой руке. Вроде бы он.
Семенову показалось, что Пенкин вздохнул с облегчением. Во время всей процедуры у него был такой вид, будто «да» из Миловановой он хочет вытащить клещами.
– Значит, вы узнали его по следующим приметам: высокого роста, светловолосый, нос характерной формы. На правой руке татуировка.
– Да.
– Подпишите протокол, – со вздохом обратился к женщине Семенов. – И понятые.
Женщина ушла. Следующей была яркая блондинка, полная противоположность Миловановой. Но с фамилией Тихих. Она после короткого колебания указала-таки на Пенкина:
– Этот похож больше всех!
– По каким приметам вы его узнали?
– Да по всем! – фыркнула блондинка. – Я ж сказала: похож!
– Так он похож на человека, который сорвал у вас с шеи мобильный телефон, или это он? Пожалуйста, уточните.
– Тот был симпатичнее!
– Значит, не он?
– Он!
«Мать твою…» – мысленно выругался Семенов.
– Да я это, я, – с усмешечкой сказал Пенкин.
– Молчать!
– Дамочка стесняется.
– Пенкин!
– Я стесняюсь?! – взвизгнула гражданка Тихих.
– Да ты, козел, у меня точно сядешь! Ты что мне сказал тогда?! А?! Ты с какими словами ко мне подкатился?!
– Скажи лучше «сделал», – подмигнул Пенкин. – Ты уж и ноги была готова раздвинуть.
– Он это! Он! Пишите!
Проводив блондинку, Семенов сказал Олегу:
– Заметил? Он ее провоцировал. Этот Пенкин великолепно разбирается в людях. При Миловановой молчал, видел, что дамочка робкая. Давить на нее – толку не будет. Испугается и замкнется. А Тихих напротив. Все делает назло. Пенкин ее намеренно оскорбил, и женщина сорвалась. Уверен: она его не узнала.
– Нам-то что? У нас по факту два опознания.
Третья женщина категорически сказала «нет».
– Я никого из этих людей не знаю.
– Внимательнее посмотрите.
– Никого не знаю.
– Я беру свои слова обратно, – сказал вдруг Пенкин. – Ведь я вам угрожал. Теперь я решил добровольно во всем признаться.
– Анатолий Иванович, вы нарушаете правила! Вы должны сидеть и молчать!
– Молчу, молчу!
– Может быть, и он, – неуверенно сказала женщина. – Скажите, а телефон мне в таком случае вернут? Или нет, могу я рассчитывать на материальную компенсацию?
– Милиция денег не выдает, – сердито сказал Хлынов. – Это не к нам вопрос. Здесь давайте по факту. Он или не он?
– Вроде бы он. Если компенсация. Телефон десять тысяч стоил!
– На суде вам придется это повторить.
– Насчет телефона? Так я могу чек. У меня все чеки подшиты. И гарантийный талон. И…
– Что вы нам голову морочите? – рассердился Семенов. – Какой, к черту, гарантийный талон? У нас тут опознание! Скажите точно: по каким приметам вы его узнали? И детали ограбления.
– А вы на меня не кричите, – обиделась женщина. – Вы знаете, какая у меня зарплата?
– Да при чем здесь ваша зарплата?
– При том, что она меньше вашей! А вы мне: денег не выдаем. Зачем вы тогда меня сюда привели? Если есть преступник, должны быть и деньги! Или телефон!
– Так он же его продал, – начал было объяснять Хлынов.
– Тогда – деньги!
Семенов посмотрел на Пенкина: тот уже откровенно смеялся. Следователь сдержался и обратился к женщине почти спокойно:
– Так что нам записать в протоколе?
– Ну, если и другие скажут то же самое…
«Твою мать… – вновь мысленно выругался Семенов. – И что теперь делать?» Зато Пенкин выглядел довольным. Когда женщина ушла, подмигнул и сказал, обращаясь к Хлынову:
– Что с них взять, начальник? Бабье! Взять, к примеру, твою жену…
– Тебе сколько раз можно повторять, что надо сидеть и молчать?! Или объяснять надо?! – ощерился оперуполномоченный.
– Я все понял. Тихо сижу. И молчу.
– А ведь фактически ни одна из женщин его не опознала, – нагнувшись к самому уху Хлынова, шепнул Василий Семенов. – Этот человек никаких телефонов не воровал. Следовательно, он и не Пенкин.
– Он! – тут же сказала девица в обтягивающих джинсах и уверенно ткнула пальцем в Пенкина. – Он украл телефон.
– Вы уверены? Подумайте хорошенько.
– А чего тут думать? – удивилась девица. – А то я его не запомнила! Светло было. Конец апреля. Я отлично его разглядела. Блондин, высокого роста, глаза голубые, нос картошкой. На пальцах правой руки наколка.
– А как у вас со зрением?
– Сто процентов! Наколка «ТОЛЯН».
– Так и запишем. В заявлении вы указали, что мужчина сорвал у вас с шеи шнурок, на котором висел мобильный телефон…
– Цепочку. Она зацепилась за волосы, и я закричала. Сама нажала на защелку, чтобы телефон отсоединился. Больно же!
– А он?
– Я сказал: «Большое спасибо», – рассмеялся Пенкин.
– Пенкин!
– Точно! – энергично кивнула девица. – И голос его! И слова. Меня папа заставил в милицию пойти. Нечего, говорит, спускать. А папа у меня…
– Знаю, – сердито сказал Семенов. – Вы каждый раз об этом говорите. Надо, Пенкин, знать, у кого воруете мобильные телефоны.
– А наши чиновники не обеднеют, – усмехнулся Пенкин. – Еще наворуют. Знаете, сколько я получил за ее мобилу?