Сергей-Дог
Мокро. В сапоги наливается вода, это холодно и мокро. А когда вас вдруг швыряют в холодный ручей – это еще более холодно и мокро. Барахтаюсь от неожиданности, встаю на ноги. Выясняется, что не только мокро, еще и грязно. На дне. Стоп, откуда тут ручей? Хотя потом, сначала на берег, и что эта кобылища делает? Ест травку? С затянутым по-скаковому седлом? А заподпружиться она не хочет? И поводья заодно порвать? С хорошим оголовьем?
Эти мысли заставляют быстро выбарахтаться из тины и донных отложений, и поспешить к кобыле, которая невозмутимо с аппетитом начала стричь местную растительность. Прежде всего голову вверх, так, теперь подпруги, подперсье, седло долой. Подбородник, оголовье – долой. Вот теперь ешь и сохни. Да, и далеко не уходи. А кстати, где мы? Стоп, где линия, по которой мы ехали? И где вообще дорога? Тропинка какая-то. Ладно, все потом. А пока вот хорошая лесина, сюда ее. Эти веточки ломаем, эти… А на что я такую мечеобразную селедку себе на заказ покупал? Ну, головы рубить не довелось, и слава всем богам, а вот лесины…
Через полчаса костер весело трещал сушняком, на ветках причудливо развешана сбруя… Хорошо все-таки, что вьюк не снял, есть чем костер развести. Ладно, теперь автоматик почистим, и баиньки. Стоп, только не у костра. Так, вот в сторонке, кустик, листьев побольше, попонку, хорошо была свернута и сверху не намокла, так, ну можно и спать.
Спасск
Нет, все-таки жарковато, но по сравнению с прошлым годом, когда столбик подскакивал до сорока, еще ничего. Судя по солнцу, сейчас часов десять, хотя на мобильнике было полчетвертого и ноль покрытия, как говорится «вне зоны действия сети». Хоть джипиэски в аппарате и нет, а она мне и на фиг не сдалась, но что-то мне подсказывает, что спутников будет столько же, сколько и вышек джеэсемовских вокруг. Пока вокруг ничего интересного наблюдать не удалось, то есть ни самолетов, ни автомобилей и вообще никаких следов человеческой деятельности, в общем, какая-то прерия вокруг. Были какие-то странные птицы, какие, не знаю, (ну, не орнитолог я), но, по крайней мере, сорок, воробьев и прочих ворон с голубями не наблюдалось, даже в бинокль, точнее в то, что биноклем назвали китайцы, что-то слабо верится, что он шестикратный, максимум четырех.
Гремучим змеям не удивился, а вот попавшийся на пути скорпион навел на мысль, что я где-то в Средней Азии, да и крупный птиц, уже полчаса круживший над головой, и которого я обозвал беркутом, намекал на то же. Еще когда он появился, я скинул оба рюкзака, уже успевшие здорово оттянуть мне плечи, и попытался прицелиться в него из СКСа. Что удивительно, особого тремора не наблюдалось, но стрелять, естественно, не стал, во-первых я не Сухбатор, а во-вторых если бы этот беркут даже специально подставился, то что бы я с его тушкой делал? То, что птиц не улетел, отнюдь не значило, что он никогда не видел охотников, вполне возможно, он просто не в грош меня как охотника не ставил, что не плохо охарактеризовывало его наблюдательность и мыслительные способности. Я плюнул, мысленно, на наглеца, выжал от пота футболку, приспособленную вместо банданы, снова, в который раз, провел рукой по бывшей лысине, теперь превратившейся в нередкую шевелюру, и потопал дальше. Нет, с рюкзаками надо что-то придумывать, может, повесить один на спину, а другой на грудь? И что мне это даст, будет, как с Чебурашкой, который «понесет вещи». Пот опять начал заливать глаза, даже в ушах шуметь начало. Пришлось опять остановиться, сбросить рюкзаки, осторожно положить карабин сверху и, оглянувшись на всякий случай, зарыться в рюкзак с провизией. Литровая бутылка «Славяновской» опустела больше чем на две трети, поэтому ограничился одним глотком, правда жадность сдержать не удалось, и глоток получился большим. Снова достал бинокль из футляра и осмотрел окрестности, ничего не изменилось, но что-то было не так, как раньше. Вот, шум в ушах не пропал, да и воздух изменился на вкус и стал каким-то свежим что ли, и йодистый запах. Неужто! Пока убирал бинокль, еще раз глянулся, как в зеркало, в большие линзы – на меня уставилась до безобразия молодая и радостная физиономия. Тьфу на тебя, глюк мухоморный! Рюкзаки будто полегчали вдвое, я чуть ли не бегом преодолел две сотни метров и остановился на песчаном обрыве. Моим глазам предстала безграничная синяя даль океана. Снял солнцезащитные очки, блеск стал почти нестерпим, пришлось надеть обратно, повернул голову налево и примерно в километре увидел накренившийся парусник, сидящий на прибрежной скале, и людей на берегу. Ну, Вадим Артурович, вот тебе и дети капитана Гранта и пятнадцатилетний капитан в придачу.
Пришлось в который раз доставать чудо китайского оптикостроения. Пошарил взглядом по близлежащим окрестностям – подводной лодки нигде не видно, значит, капитан Немо либо еще не прибыл, либо уже убыл. Интересно, это хорошо или плохо? Подумал, решил, что плохо. Так, теперь прикинем, на берег чего меня могло занести. Итак, Аральское море – может быть? Может. Сам его никогда не видел, но то, что показывали по зомбоящику, этот вид никак не напоминало. Будем считать, что не Арал. Что у нас следующее на очереди? Каспий. Что-то сомнительно. Во-первых, нет Волги, уж ее бы я заметил. А так как каждый третьеклассник знает, что Волга впадает в Каспийское море, то какой вывод? Правильно – неправильный. У Сухова в Педженте тоже Волги не было, а море было. Так, этот вопрос надо рассмотреть поподробнее. Положим, парусник это баркас, правда, тот на песчаной отмели был, ну да ладно – отметем как несущественное. Тогда должна быть таможня и Верещагин. Пришлось внимательно осмотреть группу местных на берегу. Несколько здоровых вооруженных молодых мужиков, девушка и здоровущая псина. На роль Верещагина не подходит никто. Таможни вообще не было, как и других строений, только стол. Пикник у них что ли. Нет, не Каспий. Тогда Черное море. А что – подходит. Степь, обрыв, парусник – Крым! А это контрабандисты, про них еще Багрицкий писал:
По рыбам, по звездамПроносит шаланду:Три грека в ОдессуВезут контрабанду.На греков не похожи, да и больше их. А вот может ли быть парусник шаландой?
Теоретически может, а вот практически… Шаланды вроде поменьше, но и контрабандистов больше, значит, будем считать, что это Большая Шаланда. Все, не будем умножать сущности, а то получим бритвой по… ну, в общем, нам по пояс будет. Итак – я в Крыму. Теперь следующий вопрос – стоит ли спускаться к этим контрабандистам, тем более что они меня уже заметили и машут руками? Сразу вспомнилось незабвенное: «Не советую, молодой человек. Съедят-с». Что-то очень радостно машут, особенно пигалица, аж на месте подпрыгивает – самая голодная, наверно. Только одна собака замерла и смотрит – внимательно так. Как говорил Быков: «Ну, это уже хамство, это вам не сорок первый». Так спускаться? Или продолжать стоять здесь как памятник Большому Поцу?
Тяжело вздохнув, начал спускаться, но не спеша. Шел минут десять, не меньше. Ажиотаж среди контрабандистов закончился, и теперь они просто ждали, о чем-то активно переговариваясь. На подходе меня встретила псина. Ну и здорова! Мимо прошел почти на полусогнутых, но та просто громко втянула воздух, а потом просто отвернулась. Подошел к группе мужчин, скинул рюкзаки и представился, по всей форме.
– Мельников Вадим Артурович, тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, холост. Последнее время и место дислокации – двадцать пятое мая две тысячи одиннадцатого года, Россия, Земля, галактика Млечный Путь в Спирале. Номер в тентуре не знаю.
Затем устало сел на рюкзак и спросил:
– Ну что у нас плохого?
Ирина
…Нас вечер встречает прохладой… – напевала я, набирая воду из ручья в большую пластиковую бутыль. – Нас ветром… Ой!
Из-за деревьев, окружавших небольшой родничок с вытекающим из него ручьем, показалась страшно знакомая кругленькая физиономия. Которую она помнила столько же, сколько саму себя. Только эта – гораздо моложе!
– Катя! Живая! Целенькая!
Я бросилась к сестре, обронив бутылку с водой.
– Ну, скажи же что-нибудь, не молчи! – затрясла она сестричку за плечи. – Катюшка!
Сестра обалдело хлопала глазами. Наконец, высказалась:
– Не тряси, уронишь… – затем, немного постояв. – А мы вообще где – я в поезде ехала, потом тряхнуло, а я уже тут, – и показала свою большую сумку в одной руке, а в другой – зажатые в ней простыню с подушкой, явно из купе поезда – настолько они были «типичные».
– А! Мы, похоже, «попали», – говорю, отвечая на вопрос сестры. – В смысле, «перенеслись» – каждая из своего места в момент ядерного взрыва. Сперва там, дальше на пляже, появилась я – сидела в столовой за столом с обедом. Затем стали появляться и другие – угадай, откуда оказались все? Ладно, сама скажу! С нашего форума «В Вихре Времен»! А теперь смотрю – и ты появилась!
– А как же мама? И папа? – глаза Кати наполнились слезами. – Может, они еще появятся?
В голосе сестры была слышна надежда.
– Я не знаю, Кать! Правда! Хорошо бы, конечно, хотя вряд ли… Может, они и попали сюда – но… Тут некоторые перенеслись не в своих телах, а только сознанием… Может, и с родителями так же вот. Так что, если мы их не встретим, то и не узнаем никогда, что с ними случилось. Давай не будем загадывать наперед, ладно?
– Угу! – Катюша героически шмыгнула носом.
Я подобрала упавшую бутыль, вылила из нее воду, сполоснула и набрала воду снова.
– Давай, пошли в лагерь – у меня там палатка!
Мы пошли по тропинке по направлению к морю и людям. Я бодро шагала впереди, прихватив у Кати ее сумку, а сестричка семенила следом, повесив длинную простыню на шею и обмотав ее конец вокруг тела. В одной руке у нее была зажата подушка, а в другой она несла ставшие великоватыми для ее ног туфли…
За несколько минут мы добрались до лагеря, где были встречены настороженным ворчанием Гарма и возгласами «С прибытием!» со стороны людей…
Котозавр
Вжавшись в землю, я ожидал положенной по уставу ударной волны ядерного взрыва, не понимая, в какую сторону должны быть ноги – а нету ее! Не пришла, обманула. Тишина, лес, птички поют… Вашу мать!!! А где поселок? Где Сердаров на «газели»? Что-то мне это напоминает. Первый тест на попаданчество. Мобильник честно доложил об отсутствии сети. Плохой симптом. Солнце стоит в зените, хотя только что было на три лаптя ниже. Тревожный симптом! Артиллерия не грохочет, черный «Мессер» не вьется над моею головой – хорошо. Тираннозавр в кустах не рычит – очень хорошо! В кустах человек говорит. Говорит о том, что он – человек, очень удивлен, обескуражен, крайне недоволен, и желает произвести над виновниками происходящего, их родней и друзьями, физическое и сексуальное насилие, непременно с мучительной смертью потерпевших в финале. Незнакомый голос, но крайне знакомые интонации.
Человек с автоматом осторожно выглянул из куртинки, в которую его закинула судьба. Невдалеке под деревом сидел индеец, и ощупывал себя. Печатными в его темпераментной речи были только знаки препинания. Под ногой автоматчика хрустнул сучок, и чингачгук-матершинник схватил из травы ружье, но, даже не прицелившись, замер…
– Рембо, ты когда побриться успел?!
– Командир?!
По прошествии десятка минут, в течение которых я объяснял шокированному Андрею теорию множественности миров, индеец мне – устройство кремневого замка на мушкете, а вместе они пытались понять: почему называется батарейным замок, батарейки не имеющий, Андрей Сердаров остался привыкать к новому телу и памяти, а я пошел за брошенной сумкой с подарками для тестя. Как всякий порядочный попаданец, я знал о ценности каждой мелочи в условиях робинзонады. Идти по лесу, размышляя о высоком – чревато неприятностями. А если думать одновременно: о выросших зубах – без пломб, спадающих штанах – разожрались вы, товарищ прапорщик, и руке, что лишилась почти всех шрамов из бурной молодости, то шанс на неприятности возрастает многократно. Грубая действительность вторглась в мечты мушкетным выстрелом сзади. Оборачиваюсь, вскидывая автомат как раз вовремя, чтобы ОЧЕНЬ БЛИЗКО увидеть двух индейцев, несущихся в атаку. Судорожно сдернул предохранитель автомата, три раза стреляю в ближайшего врага – одиночный огонь черт его побери! – и меня сбивают с ног, но я успеваю в последний момент подставить автомат под удар топора. Индеец, навалившись сверху и что-то рыча, ударил меня головой в лицо, еще и еще раз, но, кроме первого, удары были медленными, а горлом уже пошла кровь и начали закатываться глаза. Скинув с себя тушку первого агрессора, вижу торжествующую рожу второго: белого надо только добить! Замах и вскидывание пошли навстречу. Автомат встретился с томагавком, выбил его из руки индейца, но и сам кинул магазин в траву, а пуля ушла в небо. Краснокожий схватился за нож, но я уже озверел – полусидя перехватываю калаш за ствол, и со всей возможной в такой позе дури вколачиваю врагу по коленке. Тот, хромая, отскочил на пару шагов, держа перед собой нож, и дальнейшее стало делом элементарным: разорвать дистанцию еще на несколько метров, воткнуть новый магазин, и одиночным в ногу положить недоумевающего дикаря: бледнолицый стрелял, и не заряжался, чего пугает?
– Костя! Ты живой?
В кусты вломился забрызганный кровью Андрей. Увидев раненого индейца, он походя воткнул нож ему в горло, и так же «проконтролировал» второго.
– Допросить надо было!
– Нафиг. Ничего интересного не скажет. Крысоеды с севера, за подвигом пошли, пока не воин – жениться нельзя. Не то что у вас, бледнолицых: папа дебилу «девятку» подарил – уже мущщина. Блин, я об этих уродов мушкет поломал!
Я полез в здоровую сумку, и немного порывшись, вытащил оттуда переломку и пачку патронов.
– Держи «ижика», Курбаши. По любому лучше местных карамультуков будет.
– Жмот ты, Костя, на двудулку денег зажал? – наморщился Белый Бык, скептически рассматривая ружье, которое в его лапах смотрелось игрушкой. Хотел сказать еще что то, но вдруг насторожился, и заорал в лес:
– Стой, мля! Стрелять буду!
Отпрыгиваю в сторону, за дерево, но фраза по-русски вводит в легкий ступор.
– Парни, вы продаете славянский шкаф?
Елена
Боль.
Нет, не так.
БОЛЬ.
И страх.
Мало кому довелось испытать на своей шкуре, что такое смерть, и после этого еще хоть что-то чувствовать. Хм… Как шутил мой знакомый врач, если у вас болит, значит, вы еще живы.
А это очень странно, между прочим. Если «ядренбатон» шарахнул по центру Харькова, а бомбочка там была никак не меньше двадцати мегатонн, то в радиусе двадцати-тридцати кэмэ от эпицентра не должно было остаться ничего живого. Ну, или не покалеченного до состояния мясного фарша… Блин, все тело болит…
Пробую разлепить один глаз.
Песочек. Ага: уже мордой в песок валяюсь.
Пробую, разлепляя второй глаз, приподняться…
Так-с, приехали.
ГДЕ Я, МАТЬ ВАШУ?!!
Когда перед глазами наконец перестало плыть и двоиться, я окончательно убедилась, что мне все-таки нужен доктор. Желательно, психиатр. Черт, читать альтернативки с попаданцами, самой сваять такую альтернативку – и нате вам. Попала.
Это явно не Бабаевка с ее искусственным сосновым лесом. И уж точно не дорога на Белгород, куда я пыталась прорваться десятой тропинкой. Это что-то куда более южное. И теплое. Ладно, потом разберемся. Это еще не самое страшное. Хуже всего то, что тело точно не мое. То есть ощущается как родное, но таких пухлых холеных ручек у меня сроду не было. Всегда были в кошачьих царапинах, старых и свежих, а тут… Найду зеркало – присмотрюсь к физиономии, но уверена, что с моей персоной эта дама имеет мало общего. Дама… Лимон на ножках. Тут или липосакцию сходу делать, или заниматься хорошим физическим трудом не меньше трех месяцев. Заплыла дурным жиром, понимаешь…