Подготовка к операции «Цитадель» занимала много времени. Все, что возможно, было стянуто на этот участок, тут должен был наконец-то начаться долгожданный перелом в войне, которого так все ждали. Волнение витало в воздухе. Все было брошено в этот котел и варилось в нем.
Мы продолжительное время проводили на тренировках, отрабатывали тактические особенности ведения боя и палили боевыми, не жалея снарядов. Занятия вели опытные инструктора, ветераны.
Но, несмотря на усиленную подготовку, бойцы находили время для различных развлечений. Было приятно передохнуть после страшных боев, а к учениям мы, уже тертые бойцы, порой относились как к детским забавам, что часто злило инструкторов.
Иногда удавалось раздобыть бутылку-другую шнапса и промочить глотку, но до попоек не доходило. По крайней мере у нас. Ланге однажды очень верно подметил общее настроение, сказав: «Хочется нажраться до свинского состояния – так, чтобы рухнуть в отключке в каком-нибудь теплом хлеву и проспать трое суток не поднимаясь и чтобы не снилась эта сраная война». Однако без происшествий все же не обошлось. Механики двух экипажей «тигров», переусердствовав слегка с алкоголем, поспорили, чья машина сильнее. Заключили пари и под бурные возгласы собутыльников зацепили свои танки тросами. «Тигры» по команде должны были двигаться в разные стороны. Я в тот момент вместе с другими командирами танков был на совещании, и мы, к сожалению, не смогли остановить «представление». Но я хорошо могу представить эту картину: два пятидесятишеститонных гиганта рвутся вперед, нещадно ревут двигатели, земля комьями летит из-под траков, дым вырывается из выхлопных труб, окутывая зевак и болельщиков!
Итог выходки был трагичным. У одного танка погорело сцепление, а стальной трос не выдержал чудовищного давления и лопнул, как бельевая веревка. Концом его отрубило руку не в меру любопытного зеваки, который, будучи в подпитии, слишком близко подошел к машинам поглазеть на весь этот цирк.
С большим трудом удалось дело замять. Раненого отправили в госпиталь с пояснением, что травму он получил при ремонтных работах, это бывало и потому не вызвало кривотолков. Провинившихся механиков командиры экипажей предупредили, что в случае еще одного малейшего проступка те не доживут даже до трибунала – их пристрелят на месте как саботажников.
Своих парней, наблюдавших за «соревнованием» и активно делавших ставки, я заставил пару дней не отходить от нашего «тигра», надраивая и выскабливая его. Парни до сих пор злились на меня, но в бою мы все равно были одним целым, становились частью нашего «тигра» и действовали слаженно, понимая, что от этого зависят наши жизни…
– Хуберт, как с боезапасом? – поинтересовался я у заряжающего.
– В достаточном количестве. А вот мой внутренний боезапас иссяк, – с этими словами Шварц красноречиво похлопал себя по животу.
– Мне очень странно, обер-ефрейтор, что вас в такой ситуации интересует исключительно ваше брюхо, – резко осек его я, и он стушевался.
– Пауль, – окликнул меня стрелок-радист Вилли Херманн, высовываясь из люка. – Клог тебя вызывает на совещание командиров «тигров».
Я чертыхнулся, представляя, какую взбучку нам сейчас устроит гауптман. Шварц криво ухмыльнулся. Я ожидал от него язвительной ремарки, но он лишь хитро сощурился и промолчал.
– Ладно, посчитаешь точное количество оставшихся боеприпасов, – строго сказал ему я, – потом доложишь, когда вернусь. Ланге, проверь уровень масла. Унтер-офицер Вилли Херманн – за старшего. От танка не отлучаться, находиться в полной готовности. Касается всех.
Иногда на них, конечно, следовало и прикрикнуть, чтобы не расслаблялись, но я всегда старался не повышать голоса. Ребята это ценили. Они тут же занялись работой, а я отправился к командирскому танку.
Несмотря на то что огонь русской артиллерии заметно стих, передвигаться приходилось с осторожностью из-за опаски попасть под пулю снайпера. Лучше всего было спрыгнуть в русские траншеи и идти, хорошенько пригнув голову, что я и сделал.
Окопы поразили меня. Иваны всегда умели вгрызаться в землю, но тут превзошли самих себя. Нам было известно, что для рытья укреплений русские привлекли местное население, но, глядя на бесконечные извилистые ленты траншей, я даже представить не мог, сколько времени все это могло занять! Траншеи были глубокие, с укрепленными досками стенками. Теперь тут расположились наши гренадеры. Они отдыхали после трудного боя, кое-кто даже умудрился дремать.
Многие со мной почтительно здоровались. Я отвечал кивками. Наш «тигр» не раз прикрывал их атаки. Мы для них были больше, чем просто огневая поддержка. Когда солдаты видели, что вместе с ними в атаку идет «тигр», их боевой дух повышался, они верили, что впереди победа. Психологически мы только своим присутствием уже давали пехоте надежду, веру в несокрушимость вермахта, а это самое главное в бою. Вместе с такой мощью наступать нашим ребятам гораздо спокойнее.
А бой тут действительно был жарким. В окопах вперемешку лежали тела русских и немецких пехотинцев, под ногами повсюду россыпи стреляных гильз. Пару раз я споткнулся об окровавленные куски тел. Когда-то я от этого впадал в оторопь, но теперь чувства атрофировались, слишком много пришлось повидать на Восточном фронте. Когда ты постоянно хоронишь своих товарищей, тебя трудно чем-то удивить.
Командир нашей роты «тигров» гауптман Клог метал молнии. Он сидел на ящике из-под снарядов возле развороченной русской пушки и что-то звучно вещал, беспрерывно жестикулируя затянутыми в черные кожаные перчатки руками. Сбоку, меньше чем в метре от него, валялся труп русского артиллериста с оторванной головой, но гауптман не обращал на это ни малейшего внимания.
Я подошел ближе, встал с краю, не желая попадаться ему на глаза.
Клог даже не пытался говорить сдержанно, он не скрывал ярости, и было от чего. При наступлении мы не сделали и доли намеченного по плану. Командиры танков понуро слушали его монолог.
– Вместо того чтобы сейчас уже быть в Черкасском, мы увязли здесь, – раздраженно продолжал Клог, – а теперь дожидаемся, пока нас выбьет противник. Мы по уши в дерьме, господа!
Кто-то попытался высказаться, но гауптман остановил его движением руки.
– Я не хочу ничего слышать в оправдание! – рявкнул он, обводя нас тяжелым взглядом. – Дивизии «Великая Германия» фюрером оказана высокая честь! Наша рота должна быть на острие удара, но что я вижу?! Наши «тигры» танцуют вальсы на минных полях, а гренадеры в этот момент без танковой поддержки топчутся на рубежах! – Гауптман хлопнул кулаком по колену. – Почему экипажи действуют несогласованно, как недоучки из тридцать девятого полка на своих хваленых «пантерах»?
Командиры «тигров» стояли, понуро глядя на Клога. Никто не сомневался, что гауптман прекрасно сознает причины неудачного наступления. Он и сам побывал в бою, чтобы увидеть, насколько серьезно верховное командование изначально недооценило оборону русских. Проще всего теперь винить солдат, натолкнувшихся на жесточайший отпор врага. Но перечить гауптману и ввязываться в спор никто не решался. Все понимали, что Клогу необходимо излить накопившиеся эмоции.
– Приказано наверстать упущенное! Дальше двинемся «колоколом». «Тигры» по-прежнему в центре, а «пантеры» и остальная техника – широкой дугой.
– Но, герр гауптман, – не сдержался один из лейтенантов, – нас же первыми пожгут! Накроют шквальным огнем и перебьют одного за другим.
Клог пристально посмотрел на лейтенанта из-под сдвинутых бровей:
– Если кого-то не устраивает его нахождение в роте «тигров», посодействую в его переводе на «трешку».
Лейтенант благоразумно смолк и опустил глаза.
– Двигаться организованно, – уже более спокойно продолжил гауптман. – Держать связь, темп не сбавлять. На готовность дается, – гауптман помедлил, бросив взгляд на циферблат часов, – двадцать минут. Выступаем сразу после артобстрела русских позиций. Нам помогут люфтваффе. На карту поставлено слишком многое, господа! Горючее и боеприпасы уже подвезли. Еще вопросы?
Вопросов ни у кого не возникло. Все было и так понятно: нам нужно во что бы то ни стало скорее добраться до Черкасского, иначе все планы верхового командования сухопутных войск полетят к чертям, и генералу фон Хейерляйну, командующему дивизией «Великая Германия», да и всему остальному штабу операции «Цитадель» придется выслушать немало нелестных слов от берлинских бонз, а то и погон лишиться.
Обратно я возвращался, размышляя, что совещания в остальных ротах наверняка прошли в таких же резких тонах. Мы действительно слишком долго провозились на этом участке, выбивая русских…
Карл Ланге курил, высунувшись из своего люка. Двигатель «тигра» уже был заведен и тихо урчал. Я подошел и расстелил перед Карлом карту на броне.
– Будь внимательнее. Дальше начнется заболоченная местность, там огромный ров. Затем несколько речек, но переправу нам должны обеспечить. Мы идем по центру, остальные прикрывают нас с флангов. Русские тут порядком потрудились, чертовых заграждений будет еще больше. Командование полагает, что они хотят расчленить наши танки и зажать в узких коридорах вот здесь и здесь. Надо постараться этого избежать.
– Ясно, командир. – Карл выплюнул окурок. – Я постараюсь.
– Давай, – похлопал я его по плечу. На ладони остался жирный масляный след, пришлось вытереть ее о штанину.
Я залез на танк и пробрался к ящику для амуниции, закрепленному с тыльной стороны башни. Там мы хранили теплую одежду, каски, основные личные вещи, а также кое-какой инструмент. Во время боя ящик слегка помяло шальным осколком, замок сломался. Я боялся, что при езде по русским просторам мы растеряем весь наш скарб, и решил закрепить его на первое время хотя бы проволокой.
В ящике творился страшный бардак, и у меня никак не доходили руки заставить ребят разобраться и выкинуть все лишнее. Зигель вообще устроил в нем настоящий склад из своих трофеев. У него тут были какие-то позаимствованные в русских деревнях тряпки, иконы, посуда. Имелся даже небольшой самовар, которым Зигель очень гордился. Глядя на все это безобразие, я твердо решил после боя устроить ему выволочку и провести ревизию в его «кладовке». Давно пора было заняться этим, ведь его хламом завалены даже наши каски. Случись, что нас подобьют и придется занимать оборону вне танка, у нас даже не будет времени выковырять эти стальные «ночные горшки» из зигелевской помойки.
В поисках проволоки я наткнулся на свою каску, достал ее и покрутил в руках. Сколь часто, высовываясь из башенного люка, я хотел, чтобы на голове была хотя бы эта иллюзорная защита! Вот и сейчас поймал себя на мысли – а не прихватить ли ее на всякий случай? Бой предстоял еще более жестокий, снова придется выглядывать из командирской башенки, подставляя голову свистящим вокруг пулям и осколкам. Но надеть ее я не мог: с каской на голове невозможно приладить наушники, а потому командир всегда рисковал, но остаться без связи позволить себе не мог.
Я положил каску на место, закрыл крышку ящика и прикрутил ее проволокой.
Любопытно, но русские в отличие от нас обычно шли в бой с накрепко задраенными люками. Мало того, что экипажи «тридцатьчетверок» состояли из четырех человек и им постоянно в бою не хватало рук, но и их командир, сидя внутри танка, имел плохой обзор местности.
В наших войсках мы старались этого не делать. И хотя смертность среди командиров была высокой, оправдывало их гибель то, что зачастую именно благодаря бдительности командира, который не задраивает люк, а следит за ситуацией, экипаж оставался цел. Мои глаза уже не раз спасали нас от смерти.
Наконец ударили наши тяжелые орудия, и земля вновь пошла ходуном. Даже находясь на высоте около двух метров, я чувствовал вибрацию. Вдалеке, в том месте, которое нам предстояло атаковать, все покрылось густым дымом. Снаряды ложились на позиции иванов кучно, мне это было хорошо видно в цейссовский бинокль. Не успела смолкнуть артиллерия, над головой со страшным ревом пронеслись «штуки». Снова они утюжили русские позиции, как всегда усердно и точно. Обладая такой мощью, мы не могли не победить в этой битве! Наверное, каждый солдат вермахта, в эту минуту наблюдавший артобстрел и бомбардировку самолетов люфтваффе, думал о том же.
В наушниках раздалась команда с головного танка, взревели моторы, и десятки танков с гренадерами на броне рванули вперед.
Мы надеялись быстро достигнуть цели, но все оказалось не так просто. Снова возникли проблемы. Не проехали мы и двухсот метров, как прямо перед нами заглохла и преградила путь нарушившая строй и вырвавшаяся вперед «пантера». Судя по номеру «416», танк был из пятьдесят первого батальона, из четвертой роты, в которой служил Отто Рау. Значит, и он где-то рядом. Остановившаяся «пантера» стала отличной мишенью для русских, и по ней уже пристреливалась артиллерия.
Нужно было что-то срочно предпринять, чтобы спасти парней, и решение пришло мгновенно. Если мы подтолкнем их сзади, возможно, запустится двигатель!
– Зигель, башню на девять часов! – закричал я. – Ланге, упрись в «пантеру», думаю, мы сможем подтолкнуть ребят!
– Слушаюсь, – рапортовал Ланге и переключил на шестую передачу.
«Тигр» качнулся, перевалил через небольшой вал и уперся в корму «пантеры». Тут же из башни по пояс высунулся молодой унтер-офицер и отчаянно замахал мне рукой. Видно было, что он очень взволнован и не знает, что делать в такой ситуации. Я показал ему, что все в порядке, и мы им поможем, а затем жестом приказал скрыться внутри танка и не подставлять себя так бездумно под пули. Он растерянно улыбнулся, а я еще раз ткнул рукой в направлении линии противника: «Не теряй бдительности!» – после чего унтер-офицер наконец поспешно нырнул внутрь своего танка.
Несколько метров мы безрезультатно толкали «пантеру», пока ее двигатель не взревел, обдав «морду» нашего «тигра» черным облаком выхлопных газов. Удушливый смрад мгновенно просочился через смотровые щели, и кто-то из парней громко закашлялся.
Молодой унтер-офицер снова на мгновение выглянул из люка и с благодарностью помахал мне ладонью.
Ланге переключил передачу, быстро сдал назад и минутой позже лихо объехал «пантеру». Зигель к тому времени уже развернул башню. Мы снова были в строю и вступили в бой.
Русские на удивление быстро очухались после такого массированного огня. Я, честно говоря, не ожидал от них подобной прыти. Либо наша авиация и артиллерия не принесли им существенного ущерба, либо иваны успели подтянуть резервы. Мы не знали, сколько их там и какие силы нам противостоят, – сведения разведки были весьма противоречивы. Зато мы, о чем я давно догадался, стянули сюда все, что можно.
Несколько дней назад нашу роту выдвинули на марш без объяснения задачи. Танки под завязку заполнили горючим, да еще выделили дополнительные канистры с бензином, которые ребята закрепили на броне. Горючки хватило бы добраться до Москвы, и мы недоумевали, куда нас отправляют. Сухой паек выдали на несколько суток. Все это выглядело весьма странным.
Позже мы поняли, чего от нас хотело командование. Наши танки колонной двигались по дороге, параллельной линии фронта. Дальше мы заезжали в лес, а потом через буреломы возвращались обратно на дорогу. И так целых два дня. Оказывается, мы жгли бензин, чтобы сбить с толку русскую разведку. Целый день мы уродовали танки по лесным оврагам, чтобы враг думал, будто все новые и новые колонны «тигров» прибывают на позиции. Не знаю, удалось ли дезориентировать русских этим маневром, но утомились мы жутко. Ланге ругался на чем свет стоит, и даже увеличенный сухой паек не смог поднять ему настроения. Зато Зигель умудрился выспаться, и ничто не могло ему помешать.