Аах Юн схватил Петину руку, сделал мгновенный жест… Петя вскрикнул, рванулся… Легче было бы вырваться из объятий здоровенного медведя, так крепко схватил его дикарь. Аах Юн даже не сдвинулся с места, а Петина кровь потекла из глубокого пореза. Без малейшей брезгливости Аах Юн обмакнул в эту кровь свою ладонь, стал брызгать на морду жуткой твари.
– Помогай!
Поняв, что все равно не освободиться, Петя сам брызнул кровью туда же. Невольно он вспомнил, как шаманисты принесли в жертву человека… Далеко, на Тибетском нагорье.
Тварь тихо, зловеще зашипела.
– Теперь ты!
Вальтера подтолкнули к барельефу, Аах Юн так же вскрыл ему запястье острым кремниевым отщепом, брызнул кровью на изображение. Он опять заговорил нараспев, повторяя какие-то слова. Изображение задвигалось… Петя помертвел, решив – сейчас тварь соскочит со стены. Она не соскочила, но глаза задвигались, морда зашевелилась, хобот сокращался, нагло вынюхивая кровь.
Аах Юн запел, заговорил речетативом. Странно звучали его древние слова, предки и славянских, и германских. Порой и Петя и Вальтер улавливали что-то знакомое, но угадывалось в этих непостижимых звуках что-то древнее неимоверно, еле понятное. Тварь вдруг приподняла голову, хобот до конца оторвался от стены, ловко сунулся к кисти Вальтера. Ваал Саам всосал, сколько было крови, ловко сунул конец хобота в рот, как это делают слоны. Вальтер вскрикнул, попытался отодвинуться. Аах Юн прикрикнул – то ли на Вальтера, то ли на тварь.
А тварь утробно заухала, довольно прикрыла невероятные глаза… и начала что-то отвечать. Натурально отвечать, странным свистящим шепотом, словно у нее не было голосовых связок. Несколько минут длился этот страшный диалог, все на том же древнем языке. Ничего невероятнее не видел Петя за всю свою жизнь, даже в Шамбале. От внезапной, хотя и легкой раны, от странных запахов, от духоты, от разговора с чудовищем у него так закружилась голова, что больше всего Петя боялся упасть на каменистый пол пещеры.
К счастью, действо все же закончилось. В какой-то момент изображение перестало двигаться, голоса стихли. Была стена с неподвижной жуткой тварью, морда заляпана кровью. Были крупные светловолосые люди в кожаной одежде, были шипящие факелы. Не утруждая себя речью, Аах Юн махнул рукой: можно было двигаться назад.
И опять полз Петя, теперь наверх. Плюс ко всему еще и саднила рука, но лезть наверх оказалось все-таки попроще.
У костерка все так же в той же странной позе сидел человек, положив голову на собственное колено. Так же ровно горел костер, охватывая крупные кости: судя по размерам, слоновьи. Аах Юн долго молчал.
– Ваал Саам принял жертву. Теперь вы тоже его дети… Вот камушки… Не простые камушки, не думай.
Аах Юн протянул Пете пригоршню светлых камушков – кажется, мелких кремешков.
– Ваал Саам породил людей, мамонтов и кремень. Мамонтов больше нет, но люди есть. Когда будет нужно – брось эти камни; неважно куда, ты их просто брось, и мы придем. Мы придем, и плохо будет тому, кто встанет на нашем пути.
Петя взял кремни, сунул в карман.
– Бери и ты, второй человек.
Вторая пригоршня камней перекочевала в карман Вальтера.
– А вот камень, который тоже можно бросить… Но тогда придем не мы, придет Ваал Саам. Он придет, и ему нужна будет жертва… Три жертвы.
Аах Юн выбросил три пальца на руке, потряс пред лицами Пети и Вальтера.
– Запомни: три жертвы, не меньше! Он возьмет твоих врагов, но если не будет трех жертв – Ваал Саам возьмет тебя самого.
Аах Юн помолчал, сунул Пете и Вальтеру по крупному темному желвачку.
– Если нужно будет укрыться от злых чудовищ, вы всегда можете жить здесь, сколько хотите. А место, чтобы перенестись, куда вам нужно – вот тут. Видите?
В стене темнела ниша – еле повернуться двум людям. Это место предстояло запомнить…
Друзья не заметили момента, когда огонь вдруг исчез. Они стояли в полной темноте – особенно страшной, что к ней не привыкли глаза. Вальтер первым включил лампу на лбу. Жерло шахты чернело на месте. Ниша, откуда можно трансгрессироваться, темнела рядом. Побрякивали камушки в кармане, саднила располосованная кисть. Но вот костра не было, и не было людей в кожаных комбинезонах.
Назад шли молча, совершенно не хотелось говорить. Не снимая «пещерных» комбинезонов, вышли в привходовую часть, постояли, привыкая к яркому солнечному свету. Опытный Мишель адаптировался быстрее, пошел дальше сам, а Вальтер выщелкнул по сигарете себе и Пете.
– Хорошо, что все позади.
– Подожди, там эти бомбы непонятные… Приораты… Иллюминаты…
– Лучше уж приораты, чем Ваал Саам.
Петя зябко передернул плечами.
– Ты прав… Хорошо, нам больше туда не лезть.
Петя энергично кивнул, хотя и тут почему-то было очень неспокойно на сердце. И тут же напрягся, встал в сторожкую позу бойца: Мишель бежал от выхода в пещеру.
– Там… там…
Некогда было разбираться с его заиканием. Оба кинулись к выходу. Мишель скулил, жалко рысил за ними следом. Опасливо, осторожно двигались парни, держа наготове ружья. И ничего не случилось. Никто не затаился у входа. Никто не собирался всаживать пули в выходящих. Но только и машины тоже не было. Железная руина, почти переставшая дымиться; среди дико торчащих кусков металла – ошметки человеческого тела. Ничего даже отдаленно похожего на жизнерадостного господина Жака, разве что залитая кровью кисть руки, судорожно вцепившаяся в оплетку руля. Кровь пропитала сиденье, в почерневшей крови – обрывки одежды, чего-то розового, багрового, желтого, вянущего. Не хотелось вникать, чего именно.
«Ваал Сааму столько и не снилось», – нелепо подумалось Пете. И еще подумалось, что сыну господина Жака, Дучу-младшему, придется раньше времени сделаться хранителем шато.
Вальтер сторожко обошел обломки машины, принюхивался. Петя тоже подумал, что пахнет чем угодно, но не порохом. Странный был запах, незнакомый.
– Давай обратно…
Вальтер кивнул. Отходя, Петя почему-то захотел перекрестить обрывки господина Жака. Вальтер сделал то же самое.
Теперь они курили, и руки парней нехорошо подрагивали время от времени. Плохо… Еще хуже, что все время рядом скулил Мишель. Может, и хороший человек, но на такие дела он ну совершенно не годился. Вот Вальтер воевал так, что Пете учиться и учиться: внимательно глядел во все глаза, а руки почти и не дрожали.
– В Крепости все знают… Телепатическая связь. А нам сейчас приходится обратно… И трансгрессироваться из пещеры… скажем, в Париж. Нам необходимо понимать, с кем мы имеем дело.
Петя кивнул.
– А с этим убогим что делать?
– Отдадим его Аах Юну.
– И его принесут в жертву Ваал Сааму…
– Он все равно ни на что больше не годится.
Вальтер сказал это с неожиданной злостью. Петя посмотрел на события с неожиданной для него стороны: действительно, идет война, и наверху лежит разорванный в клочья человек, убитый на этой войне. ИХ убитый. Ну и какого черта возиться с ничтожным человечком? Думать надо, как остановить врага, а Мишель тут совершенно не подмога.
– Пошли?
Но Мишель идти не хотел. Он хватал за руки, что-то бормотал, тряс заплаканным глупым лицом. Какое-то время друзья волокли его силой, потом запыхались, остановились.
– Мишель… Там опасно, надо идти в пещеру.
– Да… опасно… Опасно… Жак!!! Жак! Жак Дуч!!! – вдруг истерически заорал он. Эхо нехорошо откликалось, многократно затухая в глубинах. Мишель сел на землю и зарыдал.
– Оставим его тут?
– Да… Черт с ним, пусть разбирается Аах Юн.
И друзья направились в пещеру. Они еще не знали, что совершают довольно серьезную ошибку.
Глава 3
Жаркий Париж
И опять стало очень темно. В пещере понятно почему… А тут?! Вроде еще ясный день… Но там, где очутились друзья, тоже царила кромешная тьма. Опять пещера?! Нет… Тут было не так темно, как в пещере… и не как ночью в подвале шато… Стоило глазам привыкнуть, и уже получалось что-то разглядеть; даже сочился откуда-то сверху тоненький, еле заметный лучик света. И к тому же отвратительно воняло.
Вальтер стиснул в руке пистолет:
– Я вообще не вижу тут выхода!
Петя видел – друг откровенно занервничал; видеть психующего Вальтера само по себе было забавно и странно. Особенно потому забавно, что Петя уже начал понимать, где они, и его невольно разбирал смех. Глаза привыкали к темноте… Все верно! Начали угадываться какие-то стеллажи, на них банки, груды нелепых узлов и ящиков на полу… Круглые зеленые глаза полыхнули высоко над друзьями, на стеллаже.
– Ты заметил?!
Шипящий вполголоса Вальтер уже вел стволом в сторону глаз; не дай бог додумается выстрелить!
– Вальтер, ты что?! Кота не видел?
– Кота?!
– Ну да… обычного домашнего кота.
Вальтер замер безмолвной статуей: напряженная бесшумная фигура, еле угадываются черты лица в темноте.
– Вальтер, а у вас в замке есть подвал?
– Подвал?
– Да… Подвал, в котором хранится всякое ненужное барахло?
– Наверное есть… А что? Ты хочешь сказать, мы в подвале?!
– Ну да… Такие бывают и под домами на много квартир.
У Вальтера даже челюсть отвисла… Ствол уплыл в сторону и опустился.
– А воняет почему?!
– Потому что нагадили кошки…
Вальтер стал вполголоса произносить нехорошие фразы, в которых причудливо сплетались гром, молния, черти и шлюхины дети. А Петя уже искал, и довольно легко нашел выход: хлипкую деревянную дверь, запертую на плохонький замок. Он нажал, ощущая податливость плохо сколоченных досок… Дверь сразу же заскрипела, подалась.
Темный прохладный коридор, в него выходят двери других подвалов. Точно такой же коридор видел Петя под множеством питерских домов… Разве что тут было потеснее. Вот и выход: щелястая дверь, сквозь щелки лупят снопы яркого полуденного света. Дверь никто и не думал запирать.
Друзья стояли в тесном внутреннем дворике, между высокими стенами. Опять волна смрада, но уже совершенно другого: соседство мусорных баков. Петя озирался, никак не в силах определить, где же выход… Его взгляд уперся в открытое окно. Из окна второго этажа в упор смотрела на друзей, опиралась умопомрачительной грудью на подоконник перезрелая красотка… Не расплывшаяся, но такая… Несколько избыточная плотью. Круглые, как у совы, глаза красотки внимательно наблюдали, рот улыбался. Поймав Петин взгляд, красотка в пестром халате заулыбалась еще сильнее, помахала рукой. Спросить у нее? Но Вальтер уже тянул мимо, в какую-то дверь…
– А ты откуда знаешь, что сюда?!
– Потому что это внутренний дворик… Выходят в него из подъезда.
Ныряя в дверь, Петя оглянулся… и тут же смущенно отвел глаза: красотка стояла выпрямившись, халат распахнулся… Красотку мало волновало, что выпирала грудь под тонким полотном ночной рубашки. Но она уже не улыбалась.
– Вальтер, ты что тут делаешь?!
Вальтер задумчиво осматривал почтовые ящики, словно никогда не видел ничего подобного.
– У нас какая квартира? Литера E? Так ее в этом подъезде нет…
Петя еще раз убедился – Вальтер из этого мира, из Европы.
– С улицы должен быть еще один подъезд!
Улица шириной метров десять, при высоте домов в шесть этажей больше всего походила на щель, возле земли всегда полутемно. Вывески на незнакомом языке, велосипеды. Какой-то очень ф р а н ц у з с к и й господин в высокой шляпе, с длинными усами.
Все это Петя видел буквально одним глазком, считаные мгновения, – пока Вальтер звонил и беседовал о чем-то с дородной теткой… чем-то тетка напоминала виденную в окне… Но та тетка сперва улыбалась, а потом почему-то перестала. А эта наоборот: хмурилась, пока Петя нырял в полутьму соседнего подъезда, а после этого расплылась во весь рот. Полился поток булькающих звуков… Петя был не в силах понять хотя бы, где кончается одно слово и начинается другое. Петя понимал, что эта тетка – консьержка, она проверяет, кто куда идет, и открывает дверь. Но консьержек до сих пор он не видел и не очень был уверен, что они на самом деле существуют.
А Вальтер уже тащил его по лестнице. «Он тут как рыба в воде»… – ошарашенный темпом, подумал Петя про друга.
Лестница тоже была очень ф р а н ц у з с к о й, эта широкая лестница с коваными решетками… Сколько таких лестниц повидал Петя в Петербурге, а все же именно эта от них отличалась… Он сам не мог объяснить, чем, но разницу отметил очень четко.
Петя ступил на верхнюю площадку – а Вальтер уже беседовал с открывшей горничной – смешливой, хорошенькой, в полосатом платье… Петя только слышал про такие и вообще в существовании горничных был уверен не больше, чем в существовании консьержек.
Жертва эксплуатации? Но «жертва» вела себя независимо, даже несколько развязно, на вкус Пети: вовсю стреляла глазками, тараторила без перерыва. Вальтер щелкал каблуками, старательно вязал французские слова (у него начало и конец слова Петя слышал), – а красотка задержала на Пете взгляд… Это был взгляд, от которого сердце Пети почему-то затрепетало и ушло в пятки… «Как самолет в воздушной яме…» – подумал Петя. Взгляд повторился… Еще раз… снова и снова сердце у Пети срывалось в штопор, как скоростной лифт в недра Шамбалы.
Девушка двинулась куда-то, парни за ней.
– Нас велено провести сразу… Как появимся, – шепнул Вальтер.
Стоило бы обратить внимание на гравюры на стенах, на дорогие обои в коридоре… наконец, на роскошную люстру… Петя же видел только узкую, как у подростка, спину девушки. Кровь так стучала в виски, что трудно было различить внятный шепот Вальтера под ухо. А стрекотание горничной по-прежнему сливалось в нечленораздельный поток звуков.
И профессора Петя разглядел не сразу… Потому что на пороге комнаты девушка пропустила его вперед, тяжелая грудь проехала по его руке… Петя задохнулся, кровь бросилась в лицо. Парень искоса взглянул на девицу, встретился с веселыми шальными глазами… И сердце опять ухнуло вниз, звон крови в ушах не давал ничего слышать.
А Вальтер уже жал руки профессору д`Антркасто. Да! Это был настоящий профессор! Высокий, красивый, полуседая грива на плечах. Профессор и дома был в бархатном коричневом пиджаке, с шейным платком вместо галстука. Рассеченное морщинами аскетичное узкое лицо, проницательные умные глаза – две блестящие ягоды терна. Лилась быстрая французская речь.
– Впрочем, – отнесся профессор к Петру, – я вижу, вы плохо понимаете французский…
– Я его совсем не понимаю…
– Русский?! И не знаете французского?!
– Он из эсэсэсэра… – мягко напомнил ему Вальтер.
Кристоф д`Антркасто все равно выглядел ошарашенно.
– Я понимаю по-немецки… И по-английски…
– Весь мир говорит на французском! – отрезал профессор. – Это вопрос общей культуры. Но мы, конечно, будем общаться на знакомом вам обоим языке… Итак, мой друг Жан Дуч уже не существует в этом мире…
Профессор размашисто перекрестился, поцеловал стоящее на столе распятие: большое, почти в метр, темного дерева. На какое-то мгновение он встал, опустив голову: поминал погибшего друга. И все, он уже опять работал.
– Значит, так… Сейчас вам покажут, где вы будете жить. У меня часто бывают люди, прислуга надежна. Сейчас мы пообедаем, я познакомлю вас с еще одним очень полезным человеком… Потом вы можете изучить материалы, можете отдыхать. А можете идти делать свои дела в Париже… У вас ведь есть в городе дела?
– Есть… Лучше мы сделаем их сразу после обеда, а материалы посмотрим ночью.
Петя только кивнул головой вслед словам друга: Вальтер спланировал правильно. Д`Антркасто наклонил большую косматую голову. Наклонил и тут же позвонил в колокольчик на столе. Впорхнула прежняя горничная. Она смотрела только на профессора, но все равно Пете опять сделалось трудно дышать.
– Комната господам готова?
– Да, месье.
– Показать комнату. Обед на три персоны. Прислуживаете вы и Жан.
Петя понимал – профессор не груб, он просто живет в мире, где прислуга – обычнейшее дело. Он отдает безличные распоряжения, глядя поверх головы, потому что так и положено. Петя старался видеть и слышать хозяина дома… внимание плыло, раздваивалось, потому что девушка опять вела его по коридору… Правда, вести было особенно и некуда – два шага.